После спектакля актеры часто объединялись в импровизированный покерный клуб. Арно, одержимый игрой, как театральной, так и карточной, охотно к ним присоединялся. Однако сидеть за суконным столом с ним было нелегко: проигрыш он воспринимал как личное оскорбление, выиграв же, требовал немедленно выплатить долг и не давал никаких отсрочек. Он умел блефовать и при желании мог провести любого. Держа в холеных руках карты, он превращался в хищника, способного безошибочно вычислить потенциальную жертву. Остановить его мог только случай.
И именно судьбоносные случайности он ценил превыше всего, утверждая, что они происходят только с теми, кто имеет смелость рисковать.
К концу недели театр добрался, наконец, и до Алерии, где находилась часть виноградников семьи Ланзони. Городок этот прославился тем, что стал первым поселением древних греков на острове, а затем и крупнейшим в Средиземноморье портом. На этом достоинства Алерии, в общем-то, заканчивались, обойти ее можно было за несколько часов.
Труппа расположилась в обшарпанном отеле, в нижнем этаже которого приютился шумный бар. Арно и Эва предпочли переночевать на принадлежащей им винодельне, которая находилась неподалеку.
Вечерний спектакль театра в городской ратуше прошел на бис. Видимо, фамилия режиссера была в этих местах на слуху.
– Давай прокачу тебя вдоль побережья, посмотришь на старый город. Ты же любишь развалины, – Эва складывала сумки в машину, щурясь от яркого солнца.
– Ну не развалины как таковые, – отозвался Родион. – Просто в поездках я всегда собираю материал для своих статей, это уже привычка. А где Арно?
– Он с утра уехал в Корте, у него сегодня какой-то деловой обед. Мы там тоже будем через пару часов, вот только заскочим по пути на винодельню, я кое-что забыла.
Машина летела по пыльной прибрежной полосе.
Откуда-то набежали облака, отчего вода стала казаться темной и слоистой, как слюда. Внезапно выглянуло солнце, сверкнуло выстрелом в боковом стекле – и снова ушло за тучи.
– Слушай, а как вообще получилось, что ты занялся путеводителями? Ты же окончил Школу журналистской практики? Оттуда сплошные политические обозреватели и ведущие информационных телепрограмм выходят…
– Да совершенно случайно, профессия выбрала меня сама. Познакомился с издателем на пароме через Ла-Манш, разговорились. Он тогда искал замену ушедшей в декретный отпуск сотруднице. Ну, поработали месяц вместе и, что называется, сошлись характерами. Отличный дядька, мы легко находим общий язык… – Он прервался, пытаясь переключить раздражавшую его музыку. – А ты сама? Всегда увлекалась театром?
– Да нет, я вообще училась на врача. Но быть с Арно – значит жить его жизнью, по-другому не получается. Он человек эмоциональный, творческий, с ним нельзя быть наполовину. Вот после университета занялась сначала административной работой, а потом…
– И давно вы вместе?
– Одиннадцать лет.
Ответ ему не понравился. На втором совместном десятке эти двое не выглядели людьми, уставшими друг от друга, наоборот, они вполне гармонично сосуществовали в непростой артистической среде.
Помолчали.
– Ну а ты… пока одинок? – Ее тон был абсолютно нейтральным.
Родион неопределенно пожал плечами.
– Все понятно, значит, антракт.
«Антракт. И я бы рад его прервать… но разве посмею?»
Ровные ряды виноградной лозы расчерчивали долину на наделы, по которым были разбросаны одинокие фигуры крестьян. На холме возвышалась современная постройка из темного дерева и грубого камня, с кованой дверью и пестрой черепичной крышей.
Эва притормозила у ворот. Правда, ключей от них у нее не оказалось. Но входная калитка легко подалась, и они шагнули внутрь. Вокруг было пустынно, видимо, все виноградари трудились на склоне. Их встретил просторный внутренний двор, где росло чахлое оливковое дерево и были расставлены плетеные кресла. Весь верхний этаж постройки занимал сумрачный дегустационный зал, представляющий образцы лучших вин Дома Ланзони.
Спустившись по винтовой лестнице, они попали в подземную галерею со сводчатыми потолками. Там аккуратными рядами выстроились светлые бочки разных размеров. Эва подошла к одной из них.
– «Резерв Бонапарта». – Она бережно прикоснулась к гладкой вощеной поверхности. – Франсис производит это вино с начала семидесятых, недавно оно прошло международную классификацию, став одним из самых популярных корсиканских вин в мире. У «Резерва» большой срок выдержки, и когда оно созревает, ему нет равных.
Приблизившись к бочке, Эва вытащила пробку и склонилась над небольшим отверстием, вдыхая опьяняющую смесь густого винного аромата и дубовых фенолов. Взяв с полки стеклянный ливер9, она наполнила бокал и протянула его Родиону:
– Наслаждайся. Пойду посмотрю, где я оставила эту чертову папку…
Родион вернулся во двор, залитый полуденным солнцем, и отодвинул одно из кресел в самый дальний угол. В жару вино расслабляло, придавая мыслям размеренный и плавный ход.
Близилась к концу третья неделя турне, фестиваль был уже не за горами, и вместе с этим истекал оговоренный срок его наемной театральной деятельности. Ему действительно пора было уезжать. Но уезжать по-прежнему не хотелось. Хотелось махнуть на все рукой и продолжать поглощать километры разбитых дорог вместе с Эвой. Вот так – бесцеремонно, вопреки всем приличиям и существующей расстановке сил, взять да и остаться!
Внезапно из глубины дома послышались приглушенные мужские голоса, и в широком просвете двери возникли две фигуры. Подтянутый т-образный силуэт, несомненно, принадлежал Арно, второй был невысок и крепко сложен. Собеседники, судя по всему, заканчивали что-то обсуждать. Стоя на пороге, гость достал пачку сигарет, на миг развернувшись, чтобы прикурить. У него было грубоватое, обветренное лицо, как у людей, проводящих много времени на солнце, и широкий, по-борцовски приплюснутый нос.
Мужчины пожали друг другу руки, и незнакомец вышел из здания, бросив на прощание едва различимое «Аντίο»10. Арно взглянул на часы и исчез за углом, так и не заметив присутствия Родиона.
«Деловой обед в Корте, видимо, отменился». – Он сделал попытку объяснить себе неожиданную встречу с Арно, который, по мнению Эвы, должен был находиться в пятидесяти километрах от Алерии.
Подождав еще немного, он от скуки решил прогуляться.
Чуть в стороне стоял сарай с потрескавшимися стенами, где, вероятно, происходила предварительная обработка собранного винограда. Дверь оказалась приоткрыта, и Родион услышал знакомые голоса.
– Послушай, это полное безумие. Ты не можешь участвовать в таких вещах! В конце концов, дела твоего отца остаются его делами, при чем здесь мы?
– При том, что отец – это семья, понимаешь? К тому же он оплачивает нашу театральную деятельность. Катаясь по Корсике, мы больше тратим, чем зарабатываем…
– А, вот с этого и надо было начинать! Тебе тридцать пять, а ты все пляшешь под папину дудку. Только на этот раз все серьезно. И не вздумай, слышишь, не вздумай втягивать в это постороннего человека!
– Этот твой «человек» уже причастен к затее. Забыла? Он лично знаком с дублером.
Родион понял, что его появление было бы сейчас совершенно некстати, похоже, семейный скандал разразился из-за какой-то театральной интриги.
Он решил подождать Эву возле машины.
Солнце стояло высоко, воздух над долиной загустел и плавно струился в сторону гор. Где-то поблизости уныло гремело бубенцами стадо овец, покорно бредущих под хриплые окрики пастуха. Присев на траву, Родион достал карту острова, прикидывая расстояние до следующего места остановки театра.
– Эй, турист, я тебя потеряла! Поднимайся, пора ехать.
Эва была явно не в настроении, и всю дорогу они молчали – каждый о своем.
Обстановка накалялась.
По дороге в город, который должен был стать последним пунктом в программе гастролей театра, исчез костюмер. Его видели в Алерии садящимся в автобус с актерами и персоналом, но по прибытии в Корте он словно растворился. Ходили слухи, что в этих краях у него есть вторая семья и искать его надо именно там. Конкретный адрес никому не был известен, поэтому, дождавшись вечера, Арно поручил Родиону разбираться с костюмами самостоятельно. Занятие это оказалось чрезвычайно неприятным: актеры требовали персонального внимания, мгновенного появления нужных деталей гардероба и аксессуаров, что для человека, плохо знакомого с инвентарем, сделать было непросто. Предотвратив очередную попытку скандала со стороны примы, обессилевший Родион забежал в гримерную в поисках ее парика.
В кресле перед трельяжем, задумчиво крутя в руках толстую кисть, сидела Эва. Прямая линия ее спины выражала сильное напряжение. Родион сделал два шага и остановился. Из зеркала на него смотрели чужие потухшие глаза.
– Тебе нужно уехать.
– Что?
– Послушай меня, тебе действительно пора. Турне завершилось.
– Я знаю, но как раз собирался тебя спросить, как вы будете обходиться во время фестиваля без костюмера. У меня еще есть время, я позвоню в издательство, там меня поймут, и знаешь, я пока не готов…
Эва встала и взглянула на него с тем безучастием, с каким судья выносит обвинительный вердикт. Родиону показалось, она скажет сейчас что-то непоправимое, после чего останется лишь смириться и уйти. Но лицо ее неожиданно смягчилось, она шагнула вперед, прижалась к нему всем телом и замерла.
Его сердце замедлило ход, боясь вспугнуть происходящее. Этот миг откровения был случайным, и от этого он казался ему еще значительнее.
Долгих пять минут они стояли неподвижно, удваивая тепло сблизившихся тел. Родион ощущал, как внутри его расправляет крылья влечение такой сокрушительной силы, что земля качалась и уходила у него из-под ног…
Поздно вечером, завершив все дела и вернувшись в тесный номер гостиницы, он набрал номер своего издателя.
– …Ты отдаешь себе отчет, что проект по Скандинавии попадет в другие руки? Ты его год ждал!
– Отдаю. Мне нужна эта отсрочка, Робер.
– Ты меня подводишь. Но, честно говоря, я знал, что человек с твоим складом характера рано или поздно выкинет какой-нибудь номер…
– Робер, ты мне как отец. Пойми, для меня это важно. Я вернусь к сентябрю, и мы все решим.
– Не уверен, что в сентябре твое место все еще будет свободно. Это жизнь, сынок, и она заставляет нас выбирать.
Что ж, об этом у него было время подумать. Его настоящее было надежным и многообещающим, будущее – расплывчатым и неопределенным. Но не все решения рациональны, поэтому…
В дверь номера постучали.
На пороге стоял Арно.
– Зашел поблагодарить тебя за то, что выручил с костюмами. Мы так и не нашли этого засранца, появится – шкуру с него спущу.
– Был рад…
– Послушай, организаторы фестиваля попросили помочь с переводом газетного анонса – это первое культурное мероприятие такого масштаба, так что мы надеемся на широкое освещение. Вот текст, сможешь сделать?
– Без проблем, завтра будет готов.
– Спасибо, дружище, ценю твою отзывчивость.
Родиону не понадобилось и пяти минут, чтобы набросать нехитрое объявление на русском:
«16 августа 1997 года стартует третий Международный театральный фестиваль «Лира». В этом году в событии будут участвовать творческие коллективы из четырнадцати стран, а площадкой для встреч с современным искусством станет Национальное театральное объединение Кальви. В программе: драматические постановки, лекции для практиков и педагогов, дискуссионный клуб. Торжественная церемония открытия фестиваля состоится 16 августа в 20.30 в здании музыкального театра «Сирнос» при участии почетного гостя, префекта департамента Верхняя Корсика г-на Лорана Руссо».
Арно с утра так и не появился, поэтому Родион подсунул сложенный листок с переводом под дверь его комнаты, где стояла могильная тишина.
Оставалось еще несколько часов свободного времени, демонтаж декораций и сбор оборудования начинался лишь во второй половине дня. Сначала он хотел было подняться в городскую крепость, но ему внезапно стало скучно: то ли островные красоты начали приедаться, то ли мысль работала в другом направлении.
У него не было готового плана. Он не мог остаться в доме Ланзони, не мог продолжать пользоваться благосклонностью Арно, обретаясь в его театре, не мог и не хотел вернуться в Париж. И главное – не мог без Эвы, которая за эти несколько недель ухитрилась заполнить его собой, странным образом обесценив все его устоявшиеся приоритеты и принципы…
Устав ломать голову, Родион решил освежиться в бассейне, который очень кстати оказался в распоряжении гостей отеля. К нему вела мощеная дорожка. Вынырнув из-за густой хвойной изгороди, Родион увидел две знакомые фигуры. Они сидели на бортике, опустив ноги в воду. Точеные руки оплетали загорелый мужской торс, узкое лицо, чуть повернутое в профиль, нежно улыбалось.
– Я уже было начал тебя ревновать. Ревновать, представляешь? Впервые за столько лет. – Голос Арно звучал натянуто, но при этом не выдавал явного волнения.
– К кому?! – Эва откинула голову, небрежно поправляя ржавые волосы. – Он же мальчишка, романтичный щенок. Славный, по-своему забавный, но такой предсказуемый…
Косой летний дождь преобразил город в считаные минуты, опустели веранды парижских брассери, улицы и скверы. Цвет величественных зданий сделался унылым и вселял тоску. Выходить из дома не было желания, несмотря на то что тянулась уже вторая неделя его добровольного затворничества. Дружелюбный Карим, владелец соседней продуктовой лавки, пару раз заносил ему продукты и свежие газеты.
«Самая большая ложь – это неверно понятая правда»11. Таким был пролог к новой книге, которой он развлекал себя все эти дни. Хорошо, что правда эта открылась ему вовремя, хотя пока было не совсем понятно, как с этим жить. Кроме того, Родион не мог дозвониться до своего издателя, чтобы извиниться и сообщить ему, что готов приступить к работе. Как и большинство парижан в это время года, тот уехал в отпуск.
Заварив кофе, он развернул свежий номер «Республики». Всю первую полосу занимала статья под кричащим заголовком:
«Позавчера, 16 августа 1997 года в 20 часов 50 минут произошло беспрецедентное убийство префекта департамента Верхняя Корсика, господина Лорана Руссо. Трагедия произошла в городе Кальви, в сотне метров от входа в театр «Сирнос», во время открытия Третьего Международного театрального фестиваля. Г-н Руссо должен был выступить с приветственной речью перед участниками события, прибывшими из разных уголков мира на встречу с современным искусством. Полиции удалось задержать подозреваемого и достоверно восстановить хронологию событий.
По показаниям первых свидетелей, в этот вечер префект вынужден был задержаться в собственном кабинете для телефонного разговора с министром внутренних дел. Затем на служебном автомобиле он заехал за женой. Добравшись до бульвара Паоли, где расположен театр, префект обнаружил, что проезд закрыт в связи с дорожными работами, о которых, как выяснилось впоследствии, администрации города ничего не было известно. Боясь опоздать, г-н Руссо высадил супругу недалеко от входа в здание, а сам развернулся и принялся искать место для парковки. Сделав несколько кругов, он наконец оставил свою машину в самом начале улицы Генерала Леклера и быстрым шагом направился в сторону театра. Именно в этот момент, когда префект в полном одиночестве следовал по пустынному переулку, за его спиной появился убийца. Но Лоран Руссо был слишком занят своими мыслями, чтобы обратить на это внимание. Преступник сделал три выстрела, два из которых лишь легко ранили префекта. Смерть Лорана Руссо наступила в результате точного попадания в голову, которое привело к мгновенной остановке сердца. Эксперты утверждают, что такое ранение не оставляло жертве ни малейшего шанса на выживание и могло быть нанесено только профессионалом.
По подозрению в совершении убийства задержан житель Корсики, г-н Апóстолис Истрия.
Наш специальный корреспондент сумел выяснить, что Апостолис Истрия родился в 1951 году в Алерии, где до сих пор проживает его семья. Отец – коренной корсиканец, мать – родом из Греции. Апостолис Истрия всю свою жизнь был яростным поборником национальной идеи, считая независимость Корсики своей высшей целью. Простой рыбак, он жил крайне уединенно, обучая детей родному языку. В последние годы Истрия был замечен активно действующим в рядах Националистической партии. Некоторое время назад он обвинялся в причастности к нападению на полицейский участок в городе Бастия, в результате которого один из полицейских был убит, а его служебный пистолет «беретта-1992F» похищен. И хотя орудие убийства префекта Лорана Руссо пока не найдено, баллистическая экспертиза установила, что выстрелы могли быть сделаны из пистолета этой же марки. К слову, во время допроса по факту участия в этом нападении подозреваемый позволил себе очень красноречивое высказывание: «На этом мы не остановимся».
Интересно отметить, что Апостолис Истрия полностью взял на себя ответственность за совершенное преступление, не дав никаких комментариев ни о его причинах, ни о соучастниках. По версии следствия, самым вероятным мотивом могла стать позиция префекта относительно грядущей административно-законодательной реформы. Как известно, на Корсике доминирует клановость, мэры и главы региональных советов десятилетиями не выпускают власть из рук, передавая ее по наследству. Эта ситуация явно не устраивала корсиканских националистов. Недавно у последних появился, наконец, шанс изменить положение вещей: правительство решило официально предоставить места в органах местной власти представителям националистического фронта.
Проект вызвал волну разногласий в кругах правящей элиты, которая раскололась на два противоборствующих лагеря. В частности, господин Руссо довольно резко высказывался по поводу такого решения, обвиняя национальный фронт в сотрудничестве с мафией. В своем последнем интервью Лоран Руссо подчеркнул: «Корсика должна жить по правилам Республики, а не плясать под дудку тех, кто взрывает бомбы и занимается отмыванием денег». Похоже, этим заявлением он и подписал себе смертный приговор.
«Разобраться в запутанном деле следствию еще только предстоит, – заявил начальник управления криминальной полиции. – Лишь подчеркну, что сейчас активно разыскиваются свидетели, которые могли бы пролить свет на это дерзкое политическое убийство».