В театре самые важные персонажи – пожарные, в любой деловой организации – курьеры. На съемочной площадке – стопроцентно водители микроавтобусов. У них есть ключи от мест, где печки и длинные мягкие сиденья. Ты готова разгадывать с ними ужасный кроссворд («Селезень кряквы, пять букв» – «САМЕЦ!»), слушать о том, как полетела шаровая опора, и где они стояли в пробке. Скрючившись в мокрой куртке на заднем сиденье, понимаешь, что настоящее счастье – это немой массажист.
На следующий день по площадке разносят кофе в пластиковых стаканчиках. Пока доносят от буфета, половина расплескивается, но освободившееся место в стакане тут же занимает дождь. Ты сама выбрала эту работу. Ты зачем сюда пришла? Терпи.
– Что тебе принести? Кофе, чай?
– Пистолет.
Оператор не может «пристреляться» к точке. Дождь усиливается. Места в автобусах заняты. Массовка ест бесплатные мокрые бутерброды. Массовка всегда самая жадная и беспринципная часть съемочной команды. Ее не любят, не пускают греться в автобусы и чаще отправляют делать это в метро. Массовка платит той же монетой и иногда ворует.
К актерам, одетым в костюмы милиционеров, подходят приезжие и интересуются, как пройти в музей восточных искусств. Поскольку актеры приехали полгода назад покорять столицу, они ничего не знают про музей, гости столицы негодуют по поводу необразованных милиционеров. Актеры начинают злиться и, пользуясь костюмами, проверяют у прохожих документы.
Совершенно некстати вспоминаешь стишок: «Дождик льется с потолка мне на спину и бока. На полу не видно луж, все ребята любят душ». Оператор все еще «пристреливается». И тогда вспоминаешь еще одну вещь. Вернее, реплику из фильма «В бой идут одни старики». Механик говорит молодому летчику: «А знаешь, что самое тяжелое в нашей работе?» – «Мотор починить», – улыбается ему в ответ находчивый юнец. «Нет, самое тяжелое в нашей работе, сынок, это ждать». Мы ждем оператора под проливным дождем. Название мужчины, который ведет себя, как бородатое и рогатое животное, пять букв.
Снимали пять дней, был совместный проект с англичанами. Кстати, в главной роли снимался Дэниэл Крейг, который через несколько лет станет Джеймсом Бондом. Кто бы мог тогда подумать, что этот невзрачный типок будет суперагентом.
Стереотип, что в Англии живут джентльмены. Такая же ерунда, когда Англию называют «туманным Альбионом». Про нее так раньше говорили, потому что в лондонских домах стояли камины. Когда они разом начинали дымить, над городом повисал густой туман. Сейчас у них там центральное отопление и даже газ. Так что туман давно в прошлом. А про джентльменов я сейчас расскажу.
Продюсер Майкл Н. решил путешествовать поездом. Майкл боится самолетов, но никому в этом не признается. Путешествовать на поезде модно и экологично. Майкл – старик, не знает русский язык, и большой чудак. Мне дали очень ответственное задание: взять Майкла около гостиницы, посадить в машину и отвезти на ж/д вокзал. Там довести до поезда, посадить в купе и дождаться отправления. Короче, проследить и удостовериться, чтоб не сбежал. А он мог. Потому что уже было один раз такое. Нашелся в Бангладеше через неделю.
Стало понятно, что будут проблемы, когда я увидела улицу около гостиницы. Была глухая пробка. Люди бросили машины. Пока ждали микроавтобус для Майкла, он успел сбегать куда-то и принести пять чемоданов. Микроавтобус не мог вывернуть из соседнего переулка час. Майкл таскал откуда-то сумки. И когда стало понятно, что он уже опаздывает на поезд, оставалось только одно – ехать на метро. Я сказала ему об этом, он обрадовался и принес еще пакеты.
Я чувствовала, что мне доверили что-то невероятное ответственное, типа провести языка через линию фронта и сдать в командный пункт. Одну сумку даже несла на голове, руками тащила остальное. Быстро, очень быстро. Майкл шел впереди и фотографировал метро, он был в восторге. Пропихнув все это английское через турникеты, протащив по переходам и эскалаторам, затолкав в вагон, я испытала редкостное желание впиться джентльмену в горло. За всю дорогу он не потрудился даже спросить, не тяжело ли леди с красным лицом. Я даже думала бросить его там. Все равно через недельку-другую всплыл бы в каком-нибудь Парагвае.
Всю дорогу боялась, что Майкл начнет предлагать чаевые. А я тогда жутко обижусь и скажу ему: «НОУ!» А он скажет, что русские женщины – они самые красивые. А я тогда вспомню стишок про коня и избу.
Выпнула Майкла и его багаж как раз к нужному вагону. Затолкала в купе, он сказал: «Алиша, дозвиданья».
И все. Никакого спасибо. Он хотел ехать на поезде, хотя вся группа благополучно улетала на самолете. Майкл плохо спит в самолетах, а в вагоне можно отлично переночевать.
«Скажите, он иностранец?» – спросила молоденькая проводница.
«Да».
«Может быть, у него есть какие-нибудь особые требования или просьбы».
Соблазн был слишком велик. Я стерла пот, проглотила сладкие слюни в сухое горло и сказала: «Это Майкл. Он хочет увидеть Россию. Поэтому путешествует на поезде. Просил передать, чтобы вы его будили каждые два часа. Даже если станция не очень красивая».
Проводница улыбчиво кивнула и поезд тронулся. Майкл выглянул в окно и помахал рукой.
До свидания, Майкл. Спокойной тебе ночи.
18 июл. 2005 г.
Лёля
Вообще-то она не Леля, а Оля. Я отбила ее во втором классе. Когда класс вели в филармонию, мне всегда категорически не хватало пары. Мы с Таней перетягивали Лелю за руки из стороны в сторону: «Она со мной пойдет! Я первая ее увидела!!!» – «Нет, со мной! Зато я первая подошла!» Так я добыла себе подругу на всю жизнь. Таня была лучше меня, хорошо училась, умела ставить челку лаком. Спасло то, что Леля влюбилась в Женю. Кучерявого блондина с голубыми глазами, ясной улыбкой и ямочками на щеках. Помните, когда только начали появляться одноразовые шприцы, то мальчики приносили их в школу, чтобы на переменах стреляться водой? Шприцы считались большим дефицитом. Моя мама работала врачом. Через нее я доставала шприцы и считалась в классе очень крутой. Перед школой звонила Жене и говорила, что оставлю в кабинете литературы в ножке последней парты шприц, а он вместо него туда же положит любовную записку для Лели. Он был согласен на все ради такого.
Один раз Лельчик захотела поцеловаться с Женей, схема с партой тут не работала. Женя сказал, что поцелует меня в щечку, а я ее. Так состоялся их первый поцелуй.
Лельчик любила Женю всегда. А Женя ее тоже любил, ну конечно любил, только у него катастрофически заканчивались то шприцы, то вкладыши от жвачки, то деньги. За одну записку он хотел уже три шприца. И тогда я придумала, что Женю надо приворожить. Это делается просто. Берется сырое яйцо, обматывается нитками и зарывается под окном любимого. Сама рецепт придумала. Леле понравилась идея. Женя жил на первом этаже, в окне все время торчала его бабка. Она плохо ходила, поэтому гуляла так, локтями по подоконнику. Мы не могли привораживать жениха на глазах старого человека. Поэтому моей задачей было позвонить и убежать, а пока бабка идет до двери и обратно, Лельчик должна быстро закопать яйцо. Главное, чтобы не глубоко, иначе приворот начнет действовать не сразу.
Прошла неделя, а суженый так и не появился. И тогда я придумала, что яйца надо закапывать по десять штук каждый день. Чтобы уж наверняка подействовало. Через несколько дней бабка начала сатанеть и звереть, она материлась на каждый дверной звонок, но шла.
Я не предусмотрела в рецепте приворота только одно: все ж таки яйца надо варить. Потому что было лето, и через неделю под окнами Жени стояла неимоверная вонь. Бабке пришлось прекратить свои прогулки на локтях, она стала закрывать плотно окна, а мы еще несколько дней закапывали приворот, пока мама не выдрала Лельчика за пропажу яиц. Вот если бы не это, я вам точно говорю, что еще пара недель – и Женя не просто прибежал в объятья Лельчика, а вовсе бы съехал с квартиры, потому что жить бы там стало невозможно.
Сегодня мне пришло от Лельчика письмо: «А помнишь Женю? Вчера встретила его на улице. Какой-то немытый и пьяный. Попросил 100 рублей. Говорит, что зайдет в гости и отдаст».
Видимо, приворот все же действует.
Один раз бабушка из деревни прислала леща. Мой папа съел тело, а нам отдал голову. Грызли ее с подругой Лельчиком на пару, сидя на лавочке во дворе. Обсосали, как могли. Потом стало скучно, мы начали кидаться рыбьей головой через гараж. Пришли мальчишки из соседнего двора, отобрали голову и начали ее пинать. Мы посчитали, что это зверство. Очень женское занятие: сначала жрать поедом, а потом жалеть. Мы с Лельчиком весь вечер проплакали над головой леща, у которого глаза от пинков смотрели в разные стороны и было выедено пол-лица.
Решили похоронить его достойно, с почестями. Рядом с домом строился банк, и там мы нашли небольшой кусочек мрамора, напоминающий по форме могильную плиту. Я вспомнила, что на кладбище видела на плитах фотографии умерших и вырезала из календарика овальный портрет золотой рыбки. А чтобы фотография не испортилась, покрыла ее прозрачным лаком для ногтей.
Мы нашли укромное место, вырыли ложкой могилку, обложили ее стеклышками от битых бутылок и погрузили остатки усопшего. Бросили по горсточке земли и сверху поставили монумент. Каждый вечер приносили ему цветочки. Стояли над могилой со склоненными головами и скорбным видом.
Через месяц мы решили более основательно навестить покойного и раскопали могилу. Он все также смотрел в разные стороны и не мог понять, когда же от него отвяжутся.
22 июл
2005 г
Когда учительница спросила: «Ребята, как вы считаете, кто из нашего класса не достоин стать октябренком?», все замолчали. У нас был классный час, и все знали, что чем меньше на нем выступаешь, тем быстрее отпустят домой. Но я так никогда не думала. Потому что готовилась стать настоящим октябренком. Я готовилась отдать сердце Ленину, очень серьезно к этому относилась. Поэтому подняла руку и сказала: «Я! Я не достойна стать октябренком». – «Как, Алеся? Почему?» – «Потому что я не люблю помогать маме по дому, не делаю уроки сама, а когда была еще в детском саду, то украла из аквариума рыбку». (Месяц разрабатывала план и выкрала ее во время тихого часа.)
Учительница тут же поставила в пример всему классу. Вот, вот какой надо быть честной. Берите пример, будущие октябрята. Молодец, Алеся, садись! На следующий день в октябрята меня не приняли.
Это случилось позже, когда через полгода на внеочередном собрании меня объявили позором класса. «Во всех классах нет такого, чтобы ребята не стали октябрятами, а у нас вон она – сидит. Ее даже на физкультсоревнования не берут, потому что только октябрята могут быть смелыми и ловкими ребятами». Меня и правда никуда не брали, я страдала жутко, потому что жизнь коллектива проходила мимо.
Октябрята поставили вопрос ребром: либо мы, либо она. Меня приняли, и я довольно быстро пошла по карьерной лестнице. Просто все одноклассники уже целых полгода были октябрятами, а я только начинала. Им надоело, они расслабились, запустили общественную работу, стенгазета выходила нерегулярно. Я же взялась за дело. На классных собраниях торчала только моя рука, готовила политминутки, клеймила двоечников и честно сдавала тех, кто не моет руки перед столовой. Меня мечтал побить весь класс. Когда учительница поняла, что скоро доберусь и до нее, то поручила руководить целой октябрятской звездочкой. Она правильно рассчитала, что теперь все силы будут брошены на организаторскую работу. Помните, в каждой звездочке был свой вожак, санитарка, дежурный по переменам, механик? В моей звездочке санитаркой была Таня. Однажды во время дежурной недели она пришла без косынки и сумочки – забыла дома. А у санитарки просто обязана быть сумочка, белая, с красным крестом. Внутри зеленка и бинт. Если кто-нибудь из октябрят поранится и станет истекать кровью, то санитарка обязана оказать первую помощь. И вот как-то Таня забыла сумочку дома… Я помню, что кричала: «Ты бы еще голову забыла!» Ведь так всегда говорили учителя, когда учащиеся забывали дома учебник или картон для урока труда. Таня ревела, а я трясла ее за октябрятский значок: «А если сегодня разобьется кто-нибудь, упадет на перемене, пробьет себе голову?! Что, что мы будем делать?!?!» Школьный медпункт или городскую службу скорой помощи я никогда не брала в расчет. Потому что октябрята сами должны справляться с трудностями. На следующий день Танина мама позвонила моей маме и извиняющимся тоном говорила, что Таня, конечно, была не права и ей даже всыпали за это дома, но можно Алеся будет чуть помягче…
Еще каждая санитарка должна была проверять у всего класса руки перед столовой. Когда дежурила наша звездочка, то Таня, как правило, оставалась без обеда. Начиналась большая перемена, и ребята из нашего класса приходили в столовую не собранно, не строем, как моя звездочка. Таня стояла у дверей, проверяла руки опаздывающих и видела, как я, дожевывая котлету, слежу за ней. Конечно, я понимала, что каждый октябренок обязан правильно питаться, и ситуация с Таней меня не устраивала. Чувствовала, что ей надо помочь. Поэтому на внеочередном классном собрании, которые во время дежурства нашей звездочки устраивались каждый день, я клеймила позором неорганизованных ребят и показывала на Таню, которая была белая, как ее сумка.
Таню спасло то, что потом нас приняли в пионеры. Когда учительница спросила: «Ребята, как вы считаете, кто из нашего класса не достоин стать пионером?», все замолчали. Хотя на этот раз они уже точно знали, кто не то чтобы не достоин, а кого ни в коем случае брать не надо. Но у нас был классный час, и все знали, что чем меньше на нем выступаешь, тем быстрее отпустят домой. Но я так никогда не считала. Потому что готовилась стать настоящим пионером. Хотела еще раз отдать сердце Ленину, очень серьезно к этому относилась. Поэтому подняла руку, а учительница внимательно посмотрела на нее, не заметила и сказала: «Завтра сбор в девять». По моей руке, взметнувшейся в воздух, она, наверное, поняла, что я сейчас не то чтобы признаюсь недостойной и даже предложу сжечь себя на пионерском костре на глазах всей школы, а попросту предложу не принимать в пионеры весь класс, поименно докажу, почему так надо сделать, и даже внесу предложение об исключении из партии самой учительницы.
Знаете, все изменилось в один день. Пришла первого сентября в шестой класс и вдруг увидела, как у девочек выросли титьки. Это сломало меня. Никогда не подозревала, что такое может произойти с пионерами. Ведь у меня тоже выросло. Я думаю, что даже Ленин, которому я два раза пыталась втюхать сердце, тоже бы удивился.
Если бы не отменили коммунизм, то стала бы комсомолкой. Я бы и в третий раз отдала сердце даже не задумываясь. Была бы партийной, ходила на собрания. Но нет, не изобличала бы как прежде, нет. Будучи в партийной ячейке, я бы занималась тем, что укрывала людей от коммунизма. Прятала бы их, что ли, не знаю, как сказать. Я бы предпочла строить коммунизм в одиночестве, не затрудняя никого, не заставляя, например, женщин замешивать бетон, и всех бы отпускала пораньше с работы. Просто титьки сделали меня человеком. Женщиной. А женщина должна быть доброй.
18 июл. 2005 г.
Женька
Воздух еще синий, звезды выключились, морозно, а меня везут в садик на санках за веревочку. Мама загораживает весь обзор, зато можно есть снег. Потом двери садика открываются, и в нос бьет резкий горячий запах гороховой каши. И сразу хочется домой. Домой, домой, домой… И глаза начинает щипать слезами. Стоишь посреди раздевалки крестиком, потому что столько шуб надето, руки в стороны. Мама, конечно, торопится на работу. И глаза от этого еще больше щиплет. «Мама, возьми меня с собой…» Она, естественно, сделает вид, что не слышит. Потому что растит тебя одна, без мужа, но ты не понимаешь, что в этом такого. Поцелует вспотевший лобик с отпечатанной шапкой и как-нибудь так некрасиво пригладит волосы, что сразу хочется отправить ее на работу. Иди уже, иди, предательница…