В штабе Черноворона затосковали и с позором разогнали «поганых экстрасенсов», которые спровоцировали непредусмотренную планом интригу. Тот плакат с мужчинской ногой народ разглядывал по ночам при бликах свечей и тихо ржал. И хотя Шурика все равно выбрали, конкуренту было не так обидно. Ведь он заложил фундамент новых элементов «черного пиара».
Николай рассказал, как вместе с тремя другими экстрасенсами зомбировал аудиторию, где с предвыборными речами выступал кандидат в губернаторы Черноворон. Экстрасенсы садились по углам зала, сосредотачивались и обрабатывали избирателей силой мысли и внушения. Черноворон, совершенно бестолковая личность, не умеющий связать и двух слов, битый час нес с трибуны форменную ахинею. Как правило, это были лозунги типа «Да здравствует КПСС!» и «Ельцин всех нас надул!» Избиратели запоминали только эти важные, для них, слова и волокли пламенному трибуну букеты цветов. От Черноворона требовалось одно: быть красивым, чтобы запомнили визуально, и страстным, чтобы его интонация дошла «до печенок». Когда Шурик Черноворон победил, от своих магических помощников он поспешил избавиться, чтобы не дай бог, кто из них не раскололся.
Я ужаснулась. Верить в этот бред категорически не хотелось. Между тем диктофон был включен и записывал весь разговор.
– Ты мне не веришь, – обиделся Николай. – Так мне трудно работать. Хочешь, я покажу на практике, как действует гипноз?
– Нет уж. Мы, пожалуй, поедем. Спасибо за информацию, но для печати это явно не годится.
Мы с Виктором сели в машину. Я включила диктофон. Голос Николая был отчетливо слышен. Я решила дома еще раз прокрутить пленку и прослушать особо понравившиеся фрагменты про оболванивание милых моему сердцу земляков. Однако, когда, уложив детей спать, я села прослушать байки Николая, диктофон отказался воспроизводить разговор. Я вставила кассету в обычный магнитофон. Кассета почему-то оказалась чиста. Я разбудила детей: не вы ли, дорогие, сунули носы в мою технику? Дети смотрели честными глазами и не понимали, чего от них хочет их странная мать.
Утром я позвонила Виктору:
– Вези меня обратно. Твой друг гокнул мой диктофон. Пусть чинит.
Николай вышел к нам,улыбаясь, и без предисловий протянул руку за диктофоном. Я подумала, что Виктор его как-то предупредил о поломке и моем грозном духорасположении, но потом поняла, что у Николая в вагончике нет телефона(мобильников в те годы еще не было). Неужели – ясновидящий?
Николай усмехнулся моему дурацкому, на его взгляд, молчаливому вопросу. Он взял в руки диктофон, внимательно посмотрел на него. Мне показалось, что из глаз экстрасенса выскочили два луча. Я потрясла головой. Николай нажал кнопку «пуск» и «пустая» кассета воспроизвела фрагмент вчерашнего разговора. Мы с Виктором молча таращились друг на друга.
– Техника способна подчиняться командам экстрасенсов не меньше, чем люди. Убедилась? – усмехнулся Николай.
Мне стало страшно.
Гордясь произведенным эффектом, Николай подарил нам с Виктором по книге «Черная магия». Этот шедевр был написан им самим. Виктору экстрасенс подписал книгу, я от дарственной надписи отказалась: навечно вписывать свое имя в небесные анналы в качестве читательницы-почитательницы черного мага не хотелось.
Утром с этой книгой я зашла в кабинет к Наташке Иголкиной, заместителю главы Энской администрации.
– Хочешь посмотреть, какая литература в наш район залетела?
Наталья – истая православная. Такая же истая, как была комсомолкой и коммунисткой. Она даже успела на съезд Всесоюзный съездить делегатом и резко после этого пошла в политическую гору. С Черновороном у них было общее прошлое, по которому все бывшие комсомольцы, не успевшие вкусить прелестей компартийной жизни, по сей день тяжко вздыхают и мысленно клянут Горбачева с Ельциным за слом милой безбедной и беспроблемной богемной жизни. Но сейчас, как того требует новое время, те же самые люди исправно молятся и не стесняются ходить в церковь.
Иголкина в администрации занималась социальной «кухней». До нее – помогала приватизировать госсобственность. Ловко помогала: Энский район первым в области завершил распродажу государственной собственности. После чего один из активистов-приватизаторов, набив карманы, скрылся в Москве, другого пустили по судам и повесили на него всех «собак» предшественника, мол, намудрил с распродажей госсобственности, украл больше дозволенного. Наташке, его правой руке, наверно, помогли молитвы.
Она живо схватила книгу:
– Так это же «Черная магия»!
– Да, а что?
– Как ты можешь это читать?
– Читать будешь ты, как работник идеологического фронта.
Наташка иногда курировала СМИ. Когда это было ей на руку. Например, она активно окучивала телестудию, готовила информационные выпуски «Из кабинетов власти» и даже успела выскочить в эфир в связи с событиями 19 августа 1991 года. Предстала перед народом в образе демократки, резво перелицованной из убежденной коммунистки.
Я тогда билась в городской типографии за выход в поддержку демократии номера «Независимой Энской газеты», редактором которой являлась. Руководство типографии разве что не гнало меня взашей, здесь бойко набирались указы ГКЧП, журналисты «Энской правды» бегали взад-вперед с выпученными глазами и при виде меня гордо вздымали груди: я выпускала газету против ГКЧП на свой собственный страх и риск. Содержание было вполне в духе того времени: долой затхлость, даешь свободу!
Смешно было наблюдать, как 22 августа, когда уже было ясно, что танковая демократия одержала победу, коллеги из районной газеты, пряча глаза, спешно отправляли в переплавку уже отлитые на линотипных станках указы ГКЧП. В тот же день меня, как борца за идеалы демократии снимали для какого-то областного репортажа. С той поры коммунисты поставили на мне окончательный крест.
Они, собственно, и прежде меня не жаловали. Моя интеллигентская профессия – инженер – препятствовала вступлению в КПСС, в которой я намеревалась бороться за чистоту рядов – так было написано мной в заявлении о вступлении в партию. В нее, в партию, мне было настоятельно рекомендовано вступить, когда я еще только прикоснулась к журналистике, возглавив многотиражную заводскую газету «Арматурщик».
– Если ты не хочешь, чтобы над тобой был начальник-дурак – вступай! – сказал мне секретарь парткома завода Томилов.
Я не хотела. И написала заявление. Коммунистам его текст не понравился – попахивало диссидентством и «пятой колонной». Но – приняли. Без кандидатского срока. Ибо партия к тому времени уже редела, важен был каждый новый член: окрыленные новыми веяниями «идеологически неустойчивые»члены выходили из КПСС нестройными рядами, и было очевидно, что КПСС – не жилец.
Я пробыла членом компартии один месяц. Даже партвзносы заплатить не успела ни разу. Но от «счастья» иметь шефом дурака-начальника избавилась – сама стала редактором сначала «Арматурщика», потом и «Независимой».
Наташка Иголкина мне временами нравилась. Она умело лавировала в областной «кухне», знала, кому улыбнуться, а с кем переспать для пользы карьерного дела. «Изюминка» Натальи была в том, что она умудрялась жить в атмосфере двойных стандартов не раздваиваясь и не терзаясь по ночам мыслями типа, если хочется должность повыше, то мужа следует сменить или любовника завести покруче? Муж для Иголкиной – святое.И семья – тоже. Так мудро она и вела по жизни своего Серого и единственную дочь Ксению. Девочка и правда удалась на славу – красавица, золотая медалистка, действительно умница. Да и муж не оплошал. Тихо-мирно значится при Наталье заведующим отделом в той же администрации. Ничего, что два члена семьи Иголкиных оказались вместе на чиновных государственных должностях, причем, муж – в подчинении жены. По закону этак негоже. Иголкинойгоже все!
Впрочем, что греха таить, была у Натальи своя фишкав работе. Вежливо, так, чтобы человек, получив отказ, вышел из кабинета с великой благодарностью за то, что ему отказали, работала Иголкина с людьми.
– Не беспокойте власть пустяками, – любила вразумлять Наталья энцев, атакующих ее кабинет и жаждущих то справедливости, то социальной помощи.
«Черная магия» пустяком не была, и Наташка взяла книгу домой почитать.
Вечером она позвонила мне и страшным голосом сказала, что только что они с мужем сожгли «чертову книженцию». Держать в своем недавно отстроенном двухэтажном доме на две персоны такую нечисть Наталья с Серегой не решились:
– Уж не обижайся!
Я не возражала, но все же поинтересовалась, как горел «адский костер».
– Ты не поверишь, – взволнованно говорила Наташка. – Мы с мужем вынесли книгу во двор и подожгли. А она – не горит! Плавятся листы и только! А когда обложка расплавилась, золы не было! Было какое-то тягучее липкое месиво в форме… черепа! Мы осторожно сгребли эту гадость в пакет и вывезли за город.
– Закопали хоть?
– Нет. А зачем?
– Верующая ты, Наташка, а не знаешь, что черная энергия только землей нейтрализуется. А так это месиво ветер разнесет по области вместе с информацией, заложенной в книге. Рукописи, в том числе и книги, не горят. Слышала такое?
Это были шутки. Наутро шутки кончились.
Экстрасенс почувствовал утечку энергии, которая ушла вместе с сожженной книгой. Своим третьим глазом или шестым чувством он обнаружил «врага» и пустил мощный энергетический удар. Наташка в этот момент собиралась на работу, надевала платье и пыталась застегнуть на спине молнию. Здоровая деваха, она неожиданно упала навзничь на пол и не могла пошевелиться. Муж кружился рядом и ничего не мог понять, а она – объяснить. Ее словно парализовало. Отлегло только через час.
Я в это же время еще спала. Вдруг увидела сон: экстрасенс идет через мой двор с рюкзаком на плечах. Вид у него решительный, даже можно сказать злой. Внезапно он как будто натыкается на какую-то незримую проволоку, преградившую ему путь. И я понимаю: его ко мне НЕ ПУСТИЛИ! Я тотчас открыла глаза. Первой мыслью было: «Каиафе» нашлось противодействие! Я – под защитой! Если бы я уже не знала и не испытала реальных способностей Николая, может и не обратила бы внимание на этот сон и не связала бы его с ситуацией с Натальей. Но «Каиафа» побудил меня учитывать в жизни незримые аспекты.
Я приехала в свой кабинет и первым делом зашла к Наталье рассказать свой сон. Она встретила меня, как лютого врага.
– Такого со мной никогда не было! Я уверена, что это был удар автора книги, – глаза у Наташки мелкие и не выразительные, но сейчас в очках они были блюдцами, полными непередаваемого ужаса. – Ты должна покреститься! Иначе я с тобой общаться не буду. К тебе всякая нечисть лепится.
Да, на тот момент я была не крещенной. Так вышло. Коммунистическое, атеистическое, сталинистское воспитание моих предков оставило меня без креста на теле. Уже дети мои были крещены, а я все ходила нехристем. После ситуации с «Черной магией» я решила: пора. Словно в ответ на мое умозаключение, в тот же день ко мне на городской площади подошел казак Василий Иванович, которому я помогала брать на абордаж телевышку, выходить в экстремальный эфир и свистать народ на городскую площадь. Сейчас он работал судебным исполнителем и для души писал картины на библейские темы.
– Нам в селе помещение под церковь выделили, бывший сельмаг, – рассказывал мне Василий Иванович. – Так вот, я его расписал.
– Как это?
– Ну, как… Нарисовал иконостас, Христа, оформил церковь…Поехали, покажу, может статью напишешь?
Договорились. С нами поехал еще один казак по фамилии Гребнев. Красавец мужик, который попал в жуткую автокатастрофу и чудом выжил. В церкви батюшка отец Сергей наотрез отказался говорить со мной, пока не покрещусь. Я поняла: это судьба. И покрестилась. Теперь у меня два крестных отца-казака. Кто скажет, что у меня фамилия не та или я не вполне казачка?
С того дня я почувствовала в себе силу. Она и не пустила ко мне разъяренного экстрасенса. Его черная энергия обрушилась не только на Наталью.
На той же неделе удар рикошетом пришелся по Виктору Белову, которому Николай подписал «Черную магию»: он неожиданно попал в больницу с инсультом. На работе у него поднялось давление, Виктор вышел на улицу подышать свежим воздухом и упал. У него отнялась речь. В те же минуты его старший сын – генерал был убит на Украине. Младший – упал с дерева и сломал руку. Дочь – попала с аппендицитом в больницу и еле осталась жива. Экстрасенс забавлялся, стращал?!
И все же я с трудом выдерживала энергетические атаки Николая. Но по мне он пока ударов не наносил. Просто демонстрировал свои способности.
У меня же потребность встреч и общения с ним порой были настолько сильны, что ни о чем другом думать было просто невозможно. То мне казалось, что я люблю этого мерзавца, то вдруг меня остро пронзал страх за свою жизнь, которую, как мне казалось, он пришел разрушить. Но чаще мне просто хотелось его видеть, говорить с ним, находиться под воздействием темных загадочных глаз, в глубине которых едва угадывалась некая тайна, которую мне всенепременно нужно было разгадать… И тогда я звонила в «скорую помощь», где работала моя хорошая приятельница Зина, и просила у нее уазик, чтобы съездить в село к Николаю.
Как-то я писала статью о тяжбе Зины с коммунистом-олигархом, который выкинул ее из состава учредителей предприятия. В тот момент Зина лежала в больнице после сильнейшей автокатастрофы, и врачи бились над вопросом: выживет – не выживет? Выжила. А когда вышла из больницы, обнаружила, что олигарх лишил ее акций… посмертно!
Но Зина не унывала. «Рулила» делами станции «скорой помощи» и азартно следила за моими творческими успехами. Почему-то ей казалось, что я непременно должна была начать писать романы. Но мне было не до них. У меня был роман с экстрасенсом.
– Зинуль, можешь дать машину на часок? Надо съездить по делу.
– Да для тебя, дорогая, всё, что угодно!
Такие у нас были отношения…
Через полчаса после общения с замглавы администрации Иголкиной уазик «скорой» уже мчал меня по колдобинам к Николаю. Зачем? Если бы я знала! Увидеть, поговорить…Это было какое-то наваждение. Чувствовала я себя при этом прелюбопытно – как в замедленном кино. Душа как будто оторвана от тела, ты себя видишь сверху, считаешь шаги, но ты – это не ты. Это не гипноз. Это что-то пострашнее.
– Зачем ты написал «Черную магию»? Зачем ты учишь людей приворотам, зачем вторгаешься в их сознание с черными помыслами?
Я задаю вопросы, почти кричу, а слышу себя как будто из глубины подвала. Он смеется:
– Я даю людям то, что они хотят. Человек стремится властвовать над миром, над обстоятельствами. Что плохого в том, если он этому научится?
– Твоя книга – зло.
– Согласен. Те, кто всерьез верят написанному в «Черной магии», получают через три года развал судьбы.
– Почему через три?
– Это магическое число, необходимое, чтобы там, на небе, в ментальном и астральном планах, оформилось намерение и вернулось обратно в виде ответного удара. Ты же знаешь, что сила действия равна силе противодействия.
– То есть ты учишь людей убивать самих себя? Кто ты после этого?
Николай рассмеялся.
– Не бойся. С тобой этого не случится. Я не дам.
Я испугалась. Я знала, что случится. «Каиафа» приходил не зря. И если он до сих пор не ушел, значит, он все еще рядом. Может, это именно он и есть в материализованном образе экстрасенса Николая?
Не знаю, почему, но Николай сжалился надо мной:
– Я скажу тебе. Никому не говорил, а тебе открою: в книге при внимательном прочтении есть ключ. Найдешь – с тобой точно ничего не случится!… Если я не захочу!
И тихо, противно засмеялся…
Водитель «скорой» Женя терпеливо ждал, когда мы с Николаем наговоримся. Когда я, обессилев от тягостного, но почему-то такого необходимого общения, упала на сиденье машины, Женя посмотрел на меня странными глазами: зачем надо было ехать в эту дыру? О чем говорить с этим явно нездоровым типом?
Через два месяца я заскочила к Зине в «скорую» и столкнулась с Женей.