Хирургия мести - Крамер Марина 4 стр.


Вокруг Стаськи же постоянно крутились два-три обожателя, мечтавших затащить непокорную и свободолюбивую Станиславу в ЗАГС. Она ловко уворачивалась от таких предложений, ухитряясь при этом не потерять отношений, что меня всегда приводило в бешенство.

Как можно разбрасываться предложениями выйти замуж, особенно когда тебе уже давно не восемнадцать?

Если бы мне предложил подобное один из тех мужчин, которые меня интересовали, я ушла бы от Захара, даже не раздумывая. Наш брак уже давно перерос в партнерские отношения, мы перестали интересоваться друг другом как мужчина и женщина, но не расходились.

Захара все устраивает так, как есть, а мне просто некуда идти, да и возможности нет – на что я буду жить?

Резкий звук автомобильного сигнала заставил меня забрать рулем вправо и почти съехать на обочину – мимо промчался какой-то смертник, которого не устроила моя скорость.

Надо бы повнимательнее, не хватало еще разбиться.

Она вышла из зоны прилета, и я едва узнала подругу, которую видела буквально пару месяцев назад. Она словно бы стала меньше ростом, и даже высокие каблуки туфель не исправляли этого. На лице – ни намека на макияж, рыжие волосы скручены в пучок на затылке, хотя Стася никогда не признавала такую прическу, предпочитая носить волосы распущенными.

– Ну, привет, что ли, – просипела она все тем же странным голосом и обняла меня.

– Господи, что с тобой случилось? Ты здорова? – отстраняя ее от себя, чтобы рассмотреть лучше, спросила я.

– Пока да. И чем скорее мы уберемся из аэропорта, тем дольше я буду здорова, – процедила подруга, странно оглядываясь вокруг. – Ты на такси?

– Нет, я на своей.

– О, черт… – пробормотала Стася, берясь за ручку небольшого чемодана. – Возьми сумку, а? – она протянула мне дорожный саквояж, с которым обычно летала, когда не хотела везти много вещей. – И пожалуйста, Настя, пойдем отсюда поскорее.

Она так рванула к выходу, что я, растерявшись, не сразу смогла ее догнать.

– Где машина? – спросила Стася, очутившись на улице.

– Ну на парковке, где ей быть-то? Ты можешь нормально объяснить, в чем дело?

– Ради твоей безопасности – нет, не могу.

Понятно – журналистка Станислава Казакова на задании…

– Что расследуешь на этот раз?

Стася резко остановилась, развернулась на каблуке туфли и схватила меня пальцами за молнию куртки:

– Настя, говорю в последний раз – не надо задавать мне никаких вопросов, пожалуйста. Когда будет возможность, я обязательно тебе все расскажу, но не сейчас, хорошо? – она требовательно заглянула мне в глаза, и я вдруг на секунду испугалась – так Стася никогда прежде со мной не разговаривала.

– Да, я поняла, прости… – пробормотала я, чувствуя себя каким-то лишним элементом, помехой – так бывало всякий раз, когда со мной начинали говорить на повышенных тонах.

Стася произнесла свою тираду тихо, но с такой злостью в голосе, что это сработало как крик.

Но ей, похоже, и самой с большим трудом давалось собственное поведение, потому что, выпустив из пальцев мою куртку, Стаська вытерла лоб ладонью и пробормотала:

– Сигареты закончились, черт…

– У меня есть в бардачке, я купила.

Стаська взглянула на меня с благодарностью:

– Спасибо. Настя, я тебя умоляю – не обижайся, так действительно сейчас надо. Я пока не могу объяснить.

– Не объясняй, раз не можешь, – вздохнула я, чувствуя, как нахлынувшая обида отпускает. – И садись уже в машину, поедем.

Стаська, как слепая, ткнулась в крыло машины, сморщилась, потерла ушибленное бедро и взялась за ручку.

– Погоди, я открою, – я забренчала связкой ключей, пытаясь найти кнопку на брелоке сигнализации, но Стаська вдруг отскочила:

– Она открыта!

– Кто? – не поняла я, с изумлением глядя на испуганное лицо подруги.

– Машина твоя! Она открыта, понимаешь?! Открыта!!! А ты еще и ключи достать не успела!

– Стася, Стася, да ты что, успокойся! – я обошла машину, крепко обняла Стаську и прижала к себе, чувствуя, как дрожит под моими ладонями ее спина. – Ну, я же могла забыть ее закрыть, ты ведь знаешь, как это бывает. Я же растеряха, ты ведь сама это говоришь и постоянно проверяешь, забрала ли я карту из банкомата и убрала ли кошелек в сумку. Ну кому нужна моя машина, скажи?

– Да при чем тут ты… – глухо пробормотала Стаська. – Я так надеялась, что успею…

Я понимала, что вести с ней сейчас любые разговоры бесполезно, а ее нервное состояние и вовсе меня напугало, потому, решительно открыв дверку машины, я почти затолкнула подругу в салон, пристегнула ремнем безопасности и сама быстро села за руль:

– Все, мы уезжаем отсюда. Ты в кафе-то хочешь? Или спать?

Стаська молчала, съежившись на сиденье и опустив голову так низко, что я не видела ничего, кроме пучка волос на макушке и тонкой шеи, как-то беспомощно выглядывавшей из воротника куртки.

Чтобы как-то отвлечь ее от мыслей, я принялась рассказывать историю со своим паспортом.

– Я могу попробовать кое-что проверить через одного человека, но не сегодня, – сказала Стаська, дослушав до конца. – А ты не пробовала еще что-то с этим паспортом сделать? Ну, скажем, попытаться авиабилет купить?

– Зачем мне авиабилет?

– Если твой паспорт не действителен, на этапе заполнения данных тебе об этом напишут.

А ведь правда… Надо попробовать, может, дело действительно не в паспорте, а в том, что это на сайте интернет-магазина что-то засбоило.

– Так я не поняла, мы в кафе поедем с тобой или сразу домой, на диван?

– Пить не хочу, – просипела Стаська. – Может, просто чаю… заодно и попробуем проверить, можно ли с твоим паспортом что-то купить.

– Ты так и не расскажешь, что у тебя с голосом? – пристраиваясь за фурой в ожидании возможности обогнать ее, спросила я.

– Фониатр сказал – стрессовая реакция, пройдет со временем.

– Про стресс, понятное дело, тоже не расскажешь?

– Пока нет.

Она выпрямилась, приоткрыла окно, вынула из бардачка пачку сигарет, а из кармана куртки зажигалку, закурила. По салону распространился ментоловый аромат.

Я сама не курю, но когда при мне курит Стаська, получаю какое-то странное удовольствие, хотя в другое время табачный дым меня раздражает.

Захар курит много, но делает это исключительно в кухне, закрыв дверь и распахнув окно настежь в любую погоду, и только когда у нас гостит Стаська, ему тоже позволяется курить там, где хочется.

– Захар половину книги закончил, – сказала я, чтобы сменить тему.

– Я знаю, – огорошила меня подруга. – Он мне писал.

Я удивленно скосила глаза в ее сторону.

Никогда бы не подумала, что мой муж и моя подруга ведут переписку, а я об этом не знаю. Но никакого криминала в этом я не усмотрела, если честно – Стаську ни при каких обстоятельствах не заинтересовал бы мой Захар как мужчина, а муж мой вообще женщин не замечал, выделяя, пожалуй, лишь Стаську, да и то потому, что считал ее практически равной себе по умственным возможностям.

Так что даже в порядке бреда я не представила бы себе их состоящими в любовной связи. Но ведь о чем-то они переписываются… хотя, вполне возможно, что Стаська консультировалась по какому-то вопросу – ей часто требовались для статей какие-то комментарии, и она не раз обращалась за этим к Захару или его знакомым, если вопрос оказывался вне компетенции моего мужа.

Словно прочитав мои мысли, Стаська хмыкнула:

– Лаврова, а ведь любая нормальная баба на твоем месте уже бы в волосы мне вцепилась.

– А на твоем месте ни одна подруга не проговорилась бы о существовании такой переписки, если бы там было, за что в волосы вцепляться, – парировала я весело.

– Ничья, – констатировала подруга, и я услышала, что настроение ее слегка изменилось. – Давай заедем в то кафе, где в прошлый раз были, помнишь?

– Если оно не закрылось навечно.

Подобная ситуация частенько случалась с теми местами, которые мы со Стаськой облюбовывали для своих посиделок, просто злой рок. Стоило нам проникнуться любовью к какому-то месту, как оно прекращало существовать, как по мановению волшебной палочки.

Захар даже шутил, что мы можем неплохо зарабатывать, шантажируя хозяев разных заведений.

К счастью, с маленьким кафе под названием «Бриз» все оказалось в порядке – оно по-прежнему работало, и нам удалось уютно устроиться за столиком у большого окна. Несмотря на поздний час, народа было достаточно.

– Смотрю, у вас тут многим завтра не на службу, – хмыкнула Стаська, окидывая зал беглым, но цепким взглядом.

– Лето же.

– Жаль, курить тут нельзя.

– Можете на веранду пересесть, – предложила подошедшая официантка. – Там разрешается.

– Нет, спасибо, я потерплю, – поежилась Стаська, и от меня не укрылось, что она старается сидеть так, чтобы не отсвечивать в окне, а упоминание об открытой веранде заставило ее занервничать. – Сто пятьдесят коньяка, пожалуйста, – попросила она, хотя еще в аэропорту вроде как пить не собиралась.

– А мне латте с ореховым сиропом, – подала я голос.

– Больше ничего? – быстро набив заказ в планшете, спросила девушка, и, услышав отрицательный ответ, пожелала нам приятного вечера.

За нашим столиком воцарилась тишина.

Я исподтишка изучала Стаську, а она, похоже, не замечала этого, напряженно о чем-то думая. Ее высокий лоб перерезала морщина, брови собрались к переносице, а нижняя губа то и дело подрагивала, отчего Стаська постоянно прикусывала ее, пока, в конце концов, не сжала зубы слишком сильно:

– Черт… – она потрогала пальцами кровоточившую губу и встала. – Я сейчас…

– Погоди, – я успела перехватить ее за руку. – Возьми вот салфетки спиртовые, сядь и прижги.

Взяв голубой конвертик с салфеткой, Стаська вернулась на свое место и, приложив остро пахнущий спиртом квадратик к губе, охнула:

– Зараза… больно…

– Ничего, сейчас пройдет.

Определенно, мне совершенно не нравилось то, что происходило с моей подругой, но еще сильнее не нравилось то, что она отказывалась говорить о причинах своего странного состояния.

Я хорошо знала – приставать с расспросами бесполезно, Стаська расскажет все ровно в тот момент, когда сама решит, что нужно сделать это, и ни секундой раньше. А мои вопросы только разозлят ее и заставят еще сильнее закрыться.

Мы настолько давно дружим, что я научилась понимать и принимать ее такой, какая она есть.

Пожалуй, Стаська единственная, кому я прощаю странности поведения – с остальными я прощалась без сожаления, едва почувствовав, что мне стало некомфортно.

Правда, меня тоже нужно терпеть, чего уж там, и Стаська, надо признать, на многое закрывала глаза и часами выслушивала по телефону мои истерические вопли по поводу отсутствия работы или ссор с Захаром.

Наконец принесли наш заказ, и Стаська, взяв себя в руки, потянулась к снифтеру, в котором янтарно светился коньяк. Зажав ножку бокала между средним и указательным пальцами правой руки, Стаська поднесла его к лицу, круговым движением всколыхнула коньяк на дне и втянула ноздрями запах:

– Ненавижу, как он пахнет, – произнесла почти нежно и сделала большой глоток. – А вот как в голову сейчас двинет, люблю, – продолжила она почти весело. – Да и для голосовых связок, говорят, полезно.

Я только головой покачала, любуясь подругой.

Мне почему-то всегда нравились такие вот моменты – когда ей было хорошо, весело, уютно, вкусно.

Мне казалось, что в Стаськиной жизни, несмотря на все хорошее, очень мало счастливых моментов. Или она просто не рассказывала о них мне.

Мы провели в кафе около часа, так и не коснувшись главного – причины внезапной Стаськиной поездки. Меня просто разрывало от любопытства, но Стаська молчала, обходя эту тему и болтая о чем угодно.

Коньяк немного расслабил ее, даже пальцы перестали дрожать, и я порадовалась, что уговорила ее заехать в кафе.

– Все, Настасья, я сейчас усну лицом в стол, – заявила подруга, когда снифтер опустел. – Зови официантку, рассчитаемся и поедем.

Когда я полезла в сумку за кошельком, Стаська метнула в меня такой угрожающий взгляд, что я смешалась и почти отбросила сумку назад на диван.

– Что за мода у тебя? – недовольно пробормотала я.

– Тихо. Мы договаривались.

– Но я…

– Лаврова, ты можешь не спорить, а? – устало произнесла Стаська, доставая из кошелька несколько бумажек, и я вдруг увидела, что одно из отделений большого портмоне буквально забито долларовыми купюрами.

Станислава

Я ненавижу врать близким людям. Все, что угодно, но не это.

Особенно же ненавистно мне было сейчас обманывать Настю. Но я не могу позволить себе втягивать в свою ситуацию еще и ее – раз уж вынужденно втянула Захара.

Но Захар – мужик, разберется как-нибудь, если что, да и не грозит ему ничего. Подумаешь, устроит мне встречу с нужным человеком… А вот Настя непременно влезет во все по уши, и я буду считать себя виноватой, а мне сейчас лишний моральный груз не особенно кстати.

Всю дорогу из аэропорта я, как могла, прятала от нее глаза – невыносимо было видеть, как она подозревает что-то и пытается понять, что именно происходит.

Да, я нынче выглядела совершенно иначе, чем всегда, но у меня не было ни сил, ни времени, чтобы хоть как-то привести себя в порядок и не пугать Настю.

У меня был железный принцип – никогда, ни при каких обстоятельствах не выходить из дома и, тем более, не появляться в общественным местах без макияжа и с дулькой на голове.

Но сегодня я просто не нашла в себе сил заняться внешностью, да и желание поскорее убраться из квартиры тоже не оставило мне шансов.

Ничего, посплю, утром приму душ, накрашусь, волосы уложу, как обычно, и все будет иначе. Возможно.

В квартире Лавровых ничего не изменилось с момента моего последнего приезда. Собственно, в этой квартире ничего не менялось уже лет десять – ровно с тех пор, как Настя потеряла работу.

Тут по-прежнему было чисто и уютно, но и на мебели, и на обоях, и на кафеле в ванной комнате лежала печать какой-то вынужденной старомодности, когда люди хотят, но не могут ничего изменить, а потому стараются хотя бы поддерживать видимость.

Настя всегда была маниакально чистоплотна, едва открыв глаза, хватала тряпку для пыли или принималась чистить и без того блестевшую плиту, прежде чем сварить кофе к завтраку.

Но с каждым годом, и я замечала это, приезжая к ним, этого рвения в ней становилось все меньше и меньше, да и сама она как-то потухла, что ли. Угасла надежда на что-то лучшее. Она больше не искала работу, смирившись с ролью домохозяйки, а Захар то ли не замечал этого, то ли ему так было удобнее.

Он достаточно зарабатывал, чтобы платить домработнице, но зачем, если всегда есть Настя? Логично…

– Я тебе на диване постелила, – объявила Настя, едва мы вошли в квартиру. – Захар, мы вернулись, – крикнула она, совершенно не смущаясь тем, что часы в прихожей показывали половину четвертого.

– Я слышу, – Лавров появился из спальни, сразу обнял меня: – Ну, отлично, что прилетела. Вы голодные?

– Ну ты смотри, – протянула Настя насмешливо. – Неужели соизволил плиту зажечь?

Захар поморщился:

– Не начинай. Я просто запек семгу с картошкой.

– И это кстати, – вмешалась я, почувствовав напряжение между супругами. – Я что-то после коньяка есть захотела.

Настя удивленно посмотрела на меня:

– И давно ты по ночам семгу с картошкой ешь?

– Ну, вот сейчас дебют у меня будет, – просипела я, направляясь в ванную. – Вот руки только вымою.

– А у меня и коньячок имеется, – радостно сообщил уже из кухни Лавров.

– Алкоголик, – процедила вошедшая вслед за мной в ванную Настя.

– Ты чего это? – удивилась я, намыливая руки и подставляя их под струю воды.

– Да ничего! – шепотом проорала Настя. – Заколебал! И так почти каждый день, а теперь еще и повод законный – ты же приехала!

– Я не буду с ним пить.

Настя вдруг осеклась, хлопнула себя по губам ладонью и жалобно посмотрела на меня в зеркало:

– Стась, ты только не обижайся… я не к тому, что ты приехала и будешь его тут спаивать, он и без тебя с этим отлично справляется…

Назад Дальше