Я перевела дух и продолжила:
– Если Ирина стояла в кабинете спиной к двери, то ее можно было спутать с Раисой. Виктор ударил статуэткой мать и удрал, поняв, что в комнату в любое время может кто-нибудь войти. Едва он скрылся, как в кабинет вернулась Рая, увидела тело, бросилась к нему, закричала.
– Но нельзя не учитывать и еще один вариант развития событий, – прервал мое выступление Степан. – Виктор ни при чем. Его и близко у театра не было. Ирина с Раисой повздорили. На пике эмоций Горкина схватила статуэтку, бабах Булову по голове. Та упала и умерла. Раиса перепугалась, заорала: «Помогите!» Елена же, любящая дочь, понятное дело, считает, что мать не способна совершить преступление, поэтому и защищает ее. Вилка, можешь завтра подъехать в театр?
– В полдень у меня назначена встреча с режиссером, – сказала я, – меня там ждут.
– Никита же в реанимации, как с ним можно встретиться? – удивился Саблин.
Я развела руками:
– Шоу должно продолжаться. С издательством «Элефант», которому принадлежат права на книги Арины Виоловой, подписан договор. В случае отказа от работы с моей книгой Горкину придется платить неустойку. Спектакль вместо Никиты поставит некто Игнат Бородин. Лена сказала, что он молодой, но уже опытный режиссер, талантливый, получил какую-то премию.
– Отлично, – обрадовался Степан, – писательница, которая бродит по офису и закулисью, ни у кого не вызовет удивления. Ясное дело, она хочет познакомиться с театром, подышать его воздухом. Да и желание услышать местные сплетни – это очень по-женски. А ты, Гриша, накопай что сможешь на Виктора.
– Иес, босс, – пообещал начальник отдела компьютерного поиска.
Я встала.
– Поеду домой, авось рукописью займусь. Никак книгу не допишу. Нет в голове интересных мыслей.
– Наверное, ты голодна, – предположил Саблин, – если я не поем, то кранты! Ни о чем, кроме жрачки, не могу думать.
– Кстати, у нас дома есть ужин или лучше в буфете поесть? – спросил Степан.
– Ну и вопрос, – протянул Гриша, – у любой бабы всегда есть еда на плите.
Я смутилась. Меня никак нельзя назвать образцовой хозяйкой. Готовить я не люблю и, если уж совсем честно, не умею. Макароны у меня сбиваются в ком, каша всегда подгорает, картошка разваливается. Сложно ли сварить сосиски? Конечно, нет. А у меня они лопаются, выворачиваются в разные стороны. Чтобы Степан не считал меня совершенно косоруким монстром, я покупаю в кафе еду, притаскиваю ее домой и делаю вид, что приготовила котлеты собственными руками.
– Если баба к тридцати годам не научилась кашеварить, ей лучше утопиться, – отрезал Саблин.
– Вилка, не слушай его, – сказал Степа, – лучше живая жена, чем утопленница.
– Ко мне замечание Саблина не имеет отношения, дома холодильник полон вкуснятины, собственноручно мной приготовленной, – соврала я и поспешила на парковку.
Пока Степан побеседует с сотрудниками, пока он соберется домой, пока доедет… Я успею купить всякое-разное и накрыть стол. Прекрасно знаю, в каком лесу можно подстрелить готовые пельмени, пироги, котлеты.
Невероятно, но пробок на шоссе не оказалось. Весьма удивленная этим обстоятельством, я приехала в ресторанчик около дома и спросила у знакомой официантки:
– Нина, что сегодня самое вкусное?
– Пирожки с гонобобелем, – отрапортовала та.
– С кем? – заморгала я. – Или с чем?
– С гонобобелем, – повторила Нина.
– Он кто? – поинтересовалась я. – Гонобобель? Зверь? Овощ?
Нина зашептала:
– Не знаю. Я только заказы на дом принимаю и выдаю. Вера! Вера!
Стройная блондинка не спеша подошла к нам.
– У нашей постоянной клиентки вопрос, – зачастила Нина. – Гонобобель из чего сделан?
– Его не делают. Гонобобель – это продукт, – авторитетно заявила Вера.
– Какой? – спросила я.
– Гонобобель – это гонобобель! – нашла замечательный ответ Вера. – Не сомневайтесь, наши поставки самые гонобобельские, они идут напрямую из Европы.
– Мясо, рыба, овощ, – перечислила я. – Кто он, гонобобель этот?
Лицо Веры стало озадаченным, потом она улыбнулась.
– Наш гонобобель лучший в России, возьмите его, не прогадаете. Свежайший. Сложно объяснить его вкус: он насыщенный, многокрасочный, это взрыв положительных эмоций. Гонобобель некалориен, подходит тем, кто следит за своим весом. В нем масса витаминов, железа…
– Это мясо? – снова задала я конкретный вопрос. – Или рыба?
– Ни рыба, ни мясо, – отвергла оба предположения Вера, – возьмите десяток пирожков, не пожалеете.
– Спасибо. Лучше куриный суп и котлеты из индюшатины, – определилась я. – Пока они готовятся, выпью у стойки чашечку чая.
Минут через десять ко мне подошла Нина и, загадочно улыбаясь, протянула два пакета:
– Ваш заказ.
Я вынула кошелек.
– Спасибо.
– И презент от заведения, – добавила официантка, – пирожки с гонобобелем. Шеф сказал: «Очень понравятся, только их надо есть сразу, в холодильник не класть, потому что гонобобель нельзя замораживать, он живой». В смысле, конечно, не бегает, но это как с колбасой. Если ее в морозилку положить, трудно потом ее есть.
Глава 8
– Если кто не знает, я Игнат Сергеевич Бородин, – представился мужчина, возраст которого мешали определить густая борода и очки. Правда, ни на голове, ни на лице его не было седых волос, но человечество давно изобрело краску.
– Итак, – гремел тем временем Игнат, – детский спектакль должен выйти к…
– Детский? – удивилась я.
– Театр «Семь гномов» много работает для юного зрителя, – заорал Бородин.
– Книга, по которой ставится спектакль, – детектив, – робко вякнула я.
– Прекрасно! – гаркнул Игнат.
– Там четыре убийства, – не утихала я.
– Дети их обожают, – потер руки режиссер. – Я в возрасте двенадцати лет мечтал убить училку по немецкому.
Все, кто находился в комнате, рассмеялись, но мне было не до смеха.
– Не надо ржать, – остановил артистов Игнат, – я реально хотел ее уконтрапупить, ножки стула расшатал. Думал, она сядет, упадет, шею сломает. Но я был в детстве дурачком, рассказал о своем плане лучшему другу, а он меня выдал. Жесть получилась. М-да. Парочка висельников-утопленников в детской пьесе в самый раз. Почему «Красная Шапочка» так популярна? Бабушку там убили, потом волка зарезали, а бабулька выжила. Страшилка!
– Сюжет закручен вокруг мужчины, который на самом деле женщина, – пропищала я, – это не совсем малышам подходит.
– Прекрасно! – восхитился Игнат. – Дети будут в кайфе от нетрадиционного секса.
Я замахала руками:
– Нет, нет! Вы не поняли. Парень одевается, как девушка. Он хочет попасть в дом, где на работу принимают только женщин.
– Шикарно! – завопил Игнат. – Ночь. Темно. На сцене только ночник горит. Музыка тревожная. Появляется девица в одежде горничной, хочет застелить постель хозяина. Владелец дома в халате выходит из ванной. Приближается к прислуге, хватает ее! А она! Мужик! О! Перформанс с пердюмоноклем!
Я потеряла дар речи, а Бородина несло дальше:
– Владелец особняка скидывает халат! Он – женщина! Вуаля, поворотец-коловоротец. Парочка хватает друг друга! Бам! Бам! Барабан стучит! Гаснет ночник. И тишина! И только тяжелое дыхание. Падает занавес! У нас детский спектакль. Мы не кое-кто! Порнухой не балуемся. Все чинно-благородно, с намеком. А уж намек каждый в меру своей продвинутости в сексе поймет. Труляля тополя! Конец пьесы! Аплодисменты. Корзины с цветами. Рецензии повсюду. Одни зрители в восторге, другие бросают в нас горячей лапшой. Получаем все премии. Мне, Виола, ваша книга очень нравится.
– Ничего подобного в ней нет, – пролепетала я.
– Допишем, перепишем, отшлифуем, – пообещал Игнат. – На какой странице у вас первый труп?
– Во второй трети книги, – ответила я.
– Поздновато, – огорчился Бородин. – Перенесем убийство в начало, иначе народ сбежит. Все любят приврать, что обожают Достоевского, но всех от Феди тошнит. Заунывная пьеса – смерть для продажи билетов. Виола! Кого у вас пристрелили первым?
– Отравили, – уточнила я.
– Однофигственно, – весело произнес Игнат. – Кто счастливый трупик?
– Дедушка… – начала я.
Режиссер стукнул ладонью по столу.
– Фу! Старики нам не нужны. На них дети не пойдут. Алиса!
– Слушаю вас, – промурлыкала эффектная блондинка с большой грудью.
– Получишь роль кадавра, – заявил постановщик.
– О! Шеф! Спасибки, – пришла в восторг красавица, – сыграю гениально. Текста много?
– Никакого! – отрезал Игнат. – Но это вторая главная роль.
– И без слов? – растерялась Алиса.
Я потупилась. Хорошенькая блондинка не знает, что кадавр в переводе с французского – труп. Я не владею языком трех мушкетеров, но сие выражение мне известно.
– Отлично, – фонтанировал восторгом Игнат, – роскошно. Открывается занавес. На полу кадавр: Алиса. Лежит обнаженная по пояс. Сиськи наружу. Слышатся шаги! Топ… топ… топ… Страшно, аж жуть!
Я не выдержала:
– Простите, я не ханжа, но обнаженная грудь актрисы в спектакле для школьников неуместна.
– Дети одни в театр не ходят, – возразил Игнат, – их туда на веревке прут мамаши и бабки. Увидят они Алискины силиконовые дыни…
– И больше никогда на представление не явятся, – перебила его я.
Игнат потер руки.
– Виола! Никто дважды на одно и то же детское зрелище не шляется! Да и спектакль для взрослых зрители, как правило, единожды посещают. Про долбанутых фанатов я не говорю, они, чтобы полюбоваться на своего кумира, без конца прибегают, и это всем полезно. Нам деньги в кассу, им восторг в сердце, страсть в печень. Так вот! Мамаши и бабульки припрутся домой, начнут возмущаться: «В «Семи гномах» актриса по сцене бегает голая!» И что дальше? Папаши и другие мужики в семье, соседи, коллеги по работе – все ломанутся на Алиску посмотреть. Зачем мы Алиску держим? За ее красоту неестественную, за сиськи роскошные, попу бразильскую, ноги обалденные. Алисон у нас намбер уан в плане обнаженки. Вышла, оголилась! Усе! Дальше можно не играть. Пора с шапкой по рядам идти, бабло собирать. В зале цунами эмоций. Бабы от злости-зависти ручки кресел грызут. Мужики разум потеряли. Ясно?
– Ну… – пробормотала я, – вообще-то я написала детективную историю, не эротическую.
– Одно другому не помеха, – отрезал Бородин. – Вы суп едите?
Я удивилась вопросу.
– Иногда.
– Можете потом чай с пирожным слопать?
Я пожала плечами:
– Почему нет? Для десерта всегда местечко найдется.
– Вот и в театре так, – расцвел улыбкой Игнат, – сначала про убийство узнали, потом на Алиску позырили. Искусство – вещь тонкая, оно не похоже на простой предмет с калошей, типа валенок. Спектакль – как рюмка коньяка: наслаждение букетом, приятное послевкусие. И вообще я хоть раз дал вам совет, как книги писать?
Следовало ответить: «У вас просто не было такой возможности, мы познакомились час назад!» Но правила приличия требовали других слов:
– Нет.
Игнат расплылся в улыбке:
– Вот! Почему я молчу, хотя вижу в тексте глупость, тупость и нелепость? Да потому что как успешный во всех смыслах человек знаю: нельзя во всем рубить. Я ничего не смыслю в написании детективов. Раз у писателя в книге хрень нереальная, значит, так ему надо. А вы не лезьте печь компот на моей кухне!
– Варить, – тихо сказала женщина в фиолетовом платье.
Бородин повернулся к ней:
– Ты что-то вякнула, Фая?
– Компот по сути вода, в ней фрукты кипят, – ответила Фаина, – компот нельзя запекать, его варят.
– Это все? Или есть интересные мысли по спектаклю? – вкрадчиво спросил режиссер.
– Да, есть, – ответила Фая. – Алиса – очень красивая девушка. Но обнаженная фигура в детском спектакле, и на мой взгляд, неуместна. Расчет на то, что мужчины побегут смотреть представление для ребят, не оправдается. Зачем им нестись куда-то, когда можно в интернете любых голышек за секунду найти?
– Отлично! Переходим к распределению ролей! – закричал Игнат. – Шесть человек.
– Сколько? – изумилась я. – У меня в книге…
– У меня на сцене, – перебил режиссер, – шестеро! И то много. Дети более четырех лиц не запоминают. Трупа играет Алиса. Медведя – Алексей.
– В книге нет мишки! – подпрыгнула я. – Там вообще нет животных! Кроме комаров, которые…
Игнат кашлянул.
– Виола! Детского спектакля без Михайло Потаповича не бывает. Точка. Вы хотите увидеть свою фиг… э… э… свой роман на сцене? Стать мировой знаменитостью? А? Если да, то слушайте меня! Я тут главный! Я и только я! Есть у вас мысли по этому поводу?
Я попыталась найти подходящие слова, но они, как назло, не отыскались. На языке вертелись выражансы, которые интеллигентная дама никогда не произнесет, она и знать-то их не должна.
– Молчание – знак согласия, – резюмировал Бородин, – напоминаю, у нас подписан контракт. Если решили разорвать его, платите штраф. На чем я остановился?
– Медведь – Алексей, – услужливо подсказала Алиса.
– Спасибо, радость моя, – улыбнулся Игнат. – Колобок – Антонина.
– Колобок! – ахнула я. – А он откуда?
– Фамилия следователя такая будет, – пояснил постановщик. – Название спектакля «Как Колобок Медведя съел». Я только что придумал.
– Гениально, – захлопала в ладоши Алиса, – прекрасно. Смешно и грустно одновременно. Смех сквозь слезы, прямо как у Пушкина.
– С гномами я потом разберусь, – пообещал Игнат, – они не центральные персонажи.
На этот раз я не испытала ни удивления, ни гнева. Гномы так гномы. В конце концов, так можно назвать членов оперативно-следственной группы. Очень даже забавно получится.
– Я осталась без роли? – спросила Фаина.
– Ну что ты, – заулыбался Бородин, – инпосибел. Старуха с метлой прямо для Манониной создана. Ты появишься в начале и подметешь место преступления после того, как Алису уберут. Уверен, с твоим талантом и умением перевоплощаться ты гениально изобразишь уборщицу.
Глава 9
– Пойдемте в гримерку, я угощу вас кофе, – предложила мне Фаина после встречи с безумным режиссером, – я привезла сюда маленькую такую машинку. И печенье есть.
Я больше люблю чай, но поскольку поговорить с Фаиной было полезно, с готовностью кивнула:
– Спасибо. Но мне неудобно вас объедать. Может, в кафе зайдем?
Фаина улыбнулась:
– На территории бывшего завода работает шашлычная. Это место общественного питания можно использовать с целью избавления от врагов или мести им. Слопают они вкусняшку от местного повара, и отвезут всех в больницу. А за забором есть только итальянский ресторан у метро. Я туда один раз заглянула, угостилась бефстрогановом по-милански, выпила капучино по-римски. После того похода местная шашлычная кажется мне рестораном со всеми мишленовскими звездами.
– Понятно, – засмеялась я, – угостите меня кофейком, пожалуйста.
– Пойдемте, – предложила Фаина, – не обращайте внимания на идиота Бородина. У вас хорошие книги, я читаю их, когда отдохнуть хочу.
– Спасибо, – обрадовалась я, – никогда не прикидывалась, что пишу философские опусы. Не понимаю, почему некоторые читатели нападают на меня за принадлежность к развлекательному жанру. Я разгружаю мозг. Литература делится на жанры, как меню на блюда: суп, мясо, десерт, одно не заменяет другое, все хорошо в меру.
– От излишка ума горе бывает, – засмеялась Фаина, – об этом еще Грибоедов напоминал. Не упадите, тут ступеньки.
– Здесь есть цокольный этаж? – удивилась я.
– Здание намного больше, чем кажется на первый взгляд, – пояснила Фаина, – безумная территория. Я тут с первого дня существования театра. Да, да, понимаю, о чем вы думаете. У нас с Горкиным никогда не было интимных отношений, мы родственники. Моя мама в юности была женой отца Никиты.
– Вы единокровные брат и сестра? – уточнила я.
– Нет, – возразила Фаина, – Галина Михайловна около года прожила с Сергеем Владимировичем. Потом они развелись. Нам сюда.
Спутница открыла дверь.
– Входите. Садитесь.