Так и мир, в который попал Сеня, отражал обрывки и лица земной истории и даже земных легенд в нелепом абсурдном искажении.
Во-вторых, как же он сюда попал? Сеня подозревал, что к этому причастен Мерлин – слишком уж он пугливо уходил от Сениных вопросов, что да как. И отрицал, что появлялся в офисе в зеркале. Возможно, предположил Сеня, Мерлин должен был во что бы то ни стало сделать Сеню королем. Но почему именно Сеню? Неужели и правда просто-напросто какие-то звезды указали на него? И чтобы удержать Сеню на троне, старик даже припугнул его казнью и не хотел рассказывать, как выдернул Сеню из его Вселенной – чтобы он не попросил вернуть его обратно.
Вот тут перед Сеней вставал третий вопрос – самый простой. (По крайней мере, для Сени). Пытаться всеми силами вернуться обратно (если это вообще возможно) или остаться и править страной. Простой вопрос – потому что ответ на него для Сени был абсолютно ясным. Никогда еще в своей жизни Сеня не чувствовал себя так на своем месте, как сейчас.
Одновременно с тем, как Сеня выбрался из темной чащи вопросов, ему захотелось выбраться и из темной чащи парка. Он брел наугад, пересекая лужайки, поросшие бурьяном, и обходя колючие кусты одичавших роз, пока не услышал невдалеке звяканье посуды. Он пошел на этот звук, и вышел к ровной, покрытой плиткой большой площадке, в центре которой находился круглый фонтан – нерабочий, разумеется. Вокруг фонтана, кругом, были расставлены покрытые белыми скатертями столы. Около столов сновали взад-вперед лакеи, расставляли приборы, стулья, серебряные канделябры со светло-желтыми восковыми свечками.
Недалеко, под раскидистыми деревьями устраивались музыканты: ставили пюпитры, настраивали скрипки, флейтист дышал на блестящие кнопочки флейты и начищал их рукавом.
Сеня приблизился к столам. На тарелках стояли карточки с именами, написанными до того завитыми буквами, что Сеня не мог разобрать ни одного имени. Мимо прошествовал лакей с блюдом, на котором красовался копченый окорок. Лакей поставил блюдо на стол недалеко от Сени, потом заметил Сеню, поклонился ему и ушел.
Сене ужасно захотелось отрезать кусочек мяса или украсть хоть помидор, но это было бы неудобно. Он оглянулся – лакеи сновали туда-сюда. А потом он вдруг снова увидел ИХ – два зеленых фосфоресцирующих глаза. Они светились, как фары, среди листвы. Они даже не мигали. А потом двинулись к Сене. Почти бесшумно. Только едва слышно зашуршали ветки.
И из кустов выглянула большущая кошачья морда – серая с полосками – розовый нос потянул воздух, принюхиваясь. Изумрудные глаза посмотрели на Сеню задумчиво и даже как будто вопросительно.
– Не бойся, – сказал коту Сеня. Хотя кто тут испугался – это был еще вопрос.
Кот слегка прищурил один глаз, будто оценивая обстановку и, наконец, вышел из зарослей весь – оказавшись размером с приличного лабрадора. Но выглядел он, несмотря на размер, мирно. И, казалось, смотрел на Сеню даже с улыбкой. Если бывают улыбающиеся коты.
Сеня и сказал ему:
– Кис-кис… – и подумал угостить кота кусочком бараньего окорока.
Кот в ответ будто нахмурился и вдруг тихо рявкнул:
– Пшел сам!
Потом метнулся к столу, схватил зубами огромную баранью ногу и с нею шмыгнул обратно в кусты.
От удивления дару речи у кота Сеня свой потерял. Поэтому не крикнул вслед: «Постой, киса!» или «Как тебе на стыдно воровать со стола!»
Он посмотрел на лакеев, работающих у соседних столов – они ничего не видели. Сеня подошел к ним и спросил:
– А у вас тут… коты водятся?
– Вы о гран-котах, ваше величество? – отозвался один из них.
– Наверное, – ответил Сеня.
– А то! – сказал лакей. – Сколько провианта тырят, мерзавцы!
– Понятно, – сказал Сеня.
«Значит, тут это у них в порядке вещей. Можно не волноваться. Однако…»
– А людей они кусают? – спросил Сеня.
– Ежели голодные очень, а ты им кушать не даешь, – сказал другой лакей. – А так они почти ласковые. Только грубые.
– Ага, – сказал Сеня.
Сеня кошек любил – у родителей жил большой черный с белым лбом кот по имени Тимофей, коротко – Тяма. Сеня с ним ладил. Но возможно ли поладить с котом величиной с теленка, Сеня не знал.
Лакеи при Сене волновались, начинали кланяться, суетится, роняли вилки, задевали рукавами карточки, и те летели на потрескавшиеся плитки.
И Сеня решил их не волновать, он прошел между столами к фонтану, заглянул в его круглый бассейн – на мозаичном дне его была небольшая грязная лужа и валялись пожухлые прошлогодние листья и мусор.
Сеня сел на широкий мраморный край фонтана. Площадка находилась недалеко от здания дворца, напротив балкона королевской, то есть теперь Сениной, спальни – Сеня узнал фигурную белую балюстраду.
По аллеям, примыкавшим к площадке, прогуливались дамы и кавалеры. Они беседовали, смеялись и нетерпеливо косились в сторону столов.
А слуги начали носить главные яства: кабаньи туши, обложенные овощами, каких-то мелких жареных птиц на овальных блюдах, круглые хлеба, вазы с фруктами. Сеня потянул носом вкусные ароматы. И пробормотал удивленно:
– Нас же ограбили…
– Ага, – отозвался старческий голос.
Рядом на парапет фонтана усаживался Мерлин. В одной руке его, как всегда, был посох, а в другой – жареная куриная ножка.
– Откуда тогда столько еды? – спросил Сеня его.
– Во дворце кое-что было, – сказал Мерлин и откусил от ножки. – Ну и в ближайшей деревне заняли.
– А-а, – кивнул Сеня.
– Но, – сказал старик, чавкая, – на эту неделю нифига не осталось.
– Нифига? – повторил Сеня – это слово в устах Мерлина звучало странно.
– Нифига вкусного, – сказал Мерлин. – Правда, может, ты у себя ни к чему вкусному и не привык, – тут Мерлин быстро и усиленно зажевал, потому что понял, видимо, что проговорился.
– Вы знаете, откуда я, – сказал Сеня.
– Не понимаю вас, ваше величесство, – пробубнил Мерлин с полным ртом.
– А озеро – оно вроде портала, да? – напирал Сеня.
Мерлин нахмурился и что-то совсем невнятно пробормотал, покрутил посох, а потом стукнул его верхушкой легонько о стенку фонтана.
– Что вы хотите этим сказать? – не понял Сеня.
Старик посмотрел на него непонимающе:
– О чем это вы, ваше величество?
Внезапный резкий порыв холодного ветра взметнул крахмальные локоны Сениного парика. А вслед за тем с неба упали тяжелые крупные капли дождя. На небе – казалось, прямо над головой Сени – собрались сизые тучи.
А на площадке и на подступах к ней к тому времени собрались тучи придворных. Они непринужденно фланировали, не отходя, впрочем, слишком далеко от фонтана, и принюхивались к ароматам еды.
– Об озере, – продолжал настаивать Сеня, не обращая внимания на дождь.
Но ему пришлось обратить. Потому что вдруг хлынул самый настоящий ливень. Буквально как из ведра.
Дамы завизжали. Некоторые кавалеры – тоже. И все бросились кто куда – ко дворцу, под деревья, к скрытым в кустах беседкам.
Лакеи спасали банкет: бежали с блюдами куда-то, собирали карточки или просто паниковали и не знали что делать.
Сеня поспешил под сень деревьев. Музыканты уже стояли там, вытирая платками драгоценные инструменты.
Мерлин будто испарился. Ну да, он же всегда умеет смыться вовремя.
Какая-то дама, мчась мимо Сени, вдруг притормозила, вцепилась в Сенин рукав и воскликнула жалобно:
– Ах! Спасите меня, ваше величество! Какой ужасный дождь!
Это была баронесса Рюменпунш. Локоны ее сложного парика намокли и прилипали к шее и лицу. На ресницах сияли капли дождя. По щекам ползли черные полоски подводки для глаз. Пудра почти исчезла, открыв естественную розовость кожи.
Сеня пожалел, что распорядился не таскать за ним мантию. Она бы сейчас ужасно пригодилась. Но он все равно не растерялся, стащил с себя камзол и накинул на баронессу.
Та благодарно улыбнулась и, невзирая на ливень, присела в реверансе:
– Ах, ваше величество! Вы безгранично великодушны!
– Ну что вы, – смутился Сеня. – Идемте же под деревья.
Он поддерживал ее за локоть, чтобы она не подскользнулась, пока они шли к деревьям, под которыми прятались музыканты и с десяток придворных.
«Как странно, – подумал Сеня, – дождь начался тогда, когда Мерлин постучал своим посохом и что-то пробормотал. Неужели такое возможно? У них тут возможно волшебство? Или все это совпадение?.. Но все же, Мерлин хотел уйти от ответа, и ушел!»
Кроны были и правда так густы, что пропускали только некоторые капли дождя. Завидев Сеню, люди стали расшаркиваться, склонять головы, бормоча почтительно «ваше величество», и расступаться, освобождая ему место. Сеня смущенно кивал им в ответ и улыбался. Баронесса смотрела на него влюбленным глазами.
Но едва он повернулся к придворным спиной, как позади раздалось тихое хихиканье. Сеня резко обернулся. Все тут же состроили абсолютно серьезные мины. Но едва он отвернулся, как хихиканье снова окружило его. И кто-то к тому же произнес тихо:
– А гладильщица-то как сильно ревновала Пепина!
«Ах ты… – даже про себя Сеня не выражался. – Это же рубашка! Что же там с ней?»
Сеня стал расстегивать жемчужные пуговки, потом понял, что все их ему не расстегнуть и за неделю. А потому просто стянул парадную рубашку через голову, чтобы наконец узнать, в чем дело.
Дамы в этот момент тихо охнули. Сеня оглянулся – они взмахнули веерами и замахали ими перед своими лицами, и украдкой взглядывали на Сеню. Баронесса совсем зарделась и опускала глаза. Похоже, Сеня нарушил местный этикет, оставшись перед обществом в нижней рубашке (которая бы, между прочим, по мнению Сени, спокойно сошла за парадную).
Сеня, досадуя на свою поспешность, на Ля Гуша и на дождь, все же развернул перед собой злосчастную парадную рубашку – на спине ее красовалась огромная, с коричневыми обожженными краями, дыра в форме утюга.
– Чудесно, – пробормотал Сеня.
И что теперь? Не одевать же ее снова всем на смех! Он скомкал рубашку и решил, как дождь утихнет, пойти и попросить у Ля Гуша другую.
Баронесса, пряча глаза, протянула ему его камзол. Сеня поблагодарил и надел его. Чтобы не смущать дам.
Дождь закончился так же внезапно, как и начался. И снова выглянуло вечернее солнце. Люди покидали свои убежища. А перед Сеней будто ниоткуда возник Ля Гуш, с камзолом на деревянных плечиках. Ля Гуш с укоризной посмотрел на смятую рубашку в Сениной руке. Осведомился вежливо:
– Жарко было, ваше величество?
– Угадал, – буркнул Сеня и всучил негодную рубашку ему.
– Она мокрая, – заметил Ля Гуш и спросил недоуменно: – Вы камзол снимали?
– Ага, – сказал Сеня.
– Я же просил не снимать, – сказал Ля Гуш.
– Да, – сказал Сеня. И спросил, чтобы не развивать эту тему: – Камзол – мне?
– Разумеется, – кивнул Ля Гуш.
Сеня сменил камзол. У столов уже собирались гости. Лакеи протирали легкие деревянные стулья с плетеными спинками. И придворные усаживались.
– И припудриться, – сказал Ля Гуш, вынимая из кармана розовую коробочку.
– Обойдусь и так, – сказал Сеня. – Зеркало есть?
Ля Гуш, надув обиженно зеленые щеки, вытащил из другого кармана зеркало на ручке.
Сеня вытер лицо от остатков пудры поданным платком. И направился к столам. Не успел он дойти до плиток, его туфли увязли в размокшей земле, и он из них выскочил, едва не упав носом в землю – Ля Гуш поддержал его. Но чулки были теперь в грязи.
Ля Гуш сокрушенно посмотрел на них, потом сказал:
– Снимайте чулки, – вытащил туфли из грязи, вытер их дырявой рубашкой и поставил перед ним. – Под столом на вас никто не смотрит.
Сеня встал в туфли. Ля Гуш посмотрел на его ноги и произнес:
– Ни за что не сойдут за чулки. Побрить бы.
И Сеня впервые в жизни устыдился своих ног – они показались ему не только, и правда, излишне мохнатыми, но даже какими-то худыми и кривыми.
– Да уже некогда, – сказал Ля Гуш. – Идите как есть.
Сеня вздохнул. М-да. Один дождь – и от парадного вида ничего не осталось.
– Где мне сесть? – спросил он Ля Гуша.
– В середине стола, – махнул Ля Гуш зеленой ладонью. – Стул с высокой спинкой…
Но Сеня уже и сам заметил стул с очень высокой спинкой, сразу выделявшийся в ряду остальных. И направился к нему.
Ля Гуш шепнул ему в спину:
– Я велел посадить баронессу напротив. Надеюсь, вам это будет приятно, – и пошел, с мокрой одеждой, во дворец.
Глава 7
«Еще рюмку, под щучью голову»
или
“A la claire fontaine je m’en ai promene
J’ai trouver l’eau si belle que je me suis baigner…”
или
«К прозрачному фонтану
Пошел я прогуляться,
Вода была столь чистой,
Решил я искупаться».
Сеня подошел к накрытым белыми и теперь мокрыми скатертями столам. Десятки слуг суетились около них, пытаясь ликвидировать последствия стихии: тарелки и бокалы были наполнены водой, и вода капала в них с пышных букетов, не спасенные несмотря на все усилия карточки с именами смыло – и большая их часть валялась на плитах. Слуги, похоже, выжали края скатертей. И создавалось ощущение, что мимо проходило стадо слонов и пожевало их.
Снова приносили блюда с едой.
По бокам от стула с высокой спинкой расположились: справа – Мерлин, слева – герцог. Сеня отодвинул стул, уселся. На тарелке стояла промокшая карточка с расползающимися словами: «Его Величество Арчибальд Первый, король Гольштании».
По столам побежал шепот: «Он уже за столом». Сначала робко и тихо, потом все громче застучали вилки. Руки потянулись к блюдам, лакеи стали откупоривать бутылки.
– А разве я не должен объявить начало пира, – вполголоса спросил Сеня у Мерлина, – ну или что-то вроде того?
– Конечно! – сказал Мерлин. – Объявите, если хочется.
Сеня поднялся. Руки замерли на полпути к жареным кабанчикам и запеченной в тесте птице.
– Кхм, – сказал Сеня. – Я очень рад…
Не успел он закончить фразы, кто-то скептически произнес: «Речь», и снова зазвенели вилки, ножи и бокалы. Во всю мощь, так что даже перекричать этот шум было бы невозможно.
Сене ничего не оставалось делать, как снова сесть. И тоже взяться за вилку.
– Это было очень мило, ваше величество, – сказал герцог, приветливо показав клыки.
Музыканты заиграли вальс Штрауса. Слева протянулась лакейская рука с бутылкой и налила в Сенин бокал розовое вино.
«Да и правда, – подумал Сеня, – зачем речи? И так понятно, что пир начался…» И еще подумал, хорошо, что они его подождали. Во-первых, уважают, значит. А во-вторых…
Еда исчезала с блюд очень быстро. А Сеня был очень голодный. Что такое два маленьких пирожных за целый день? И он принялся ужинать.
Мерлин уписывал за обе щеки. Герцог вяло жевал какую-то зелень. «Не зря он такой худой», – подумал Сеня.
Разговоры за столом возникали пустячные – потому что, видимо, мысли у всех были заняты едой. Которая, кстати, была не слишком мудреная, как в современных московских ресторанах, но зато очень вкусная. И разная морская рыба, и дикая птица, и бараньи и кабаньи окорока, и овощи с деревенских огородов, и фрукты из оранжереи – все было сочным, свежим, и приготовленным по-домашнему. Мерлин умудрялся не только с аппетитом набивать рот, но и комментировать каждое блюдо. От него-то Сеня все это и узнал. Сеня даже отважился попробовать некоторые кусочки с большого блюда даров моря – то ли щупальца осьминога, то ли хвост медузы. Но волновался он при этом так сильно, что и вкуса-то как следует не почувствовал. Что-то скользкое, мягкое и с сильным ароматом, собственно, моря. Решил больше такое не есть.
Ля Гуш куда-то исчез. Наверное, сидел где-нибудь на другом конце стола и пировал тоже. Но оказалось, это не так. Едва Сеня подумал, что здорово было бы вымыть руки, как за спинкой его стула раздался тихий голос Ля Гуша, кому-то командовавший:
– Чашу для мытья рук королю.
И чаша с водой появилась через несколько секунд.