– Привет, привет! Надевай тапочки и проходи в комнату, а я сейчас чайник принесу, – ответил Иван Семенович и удалился на кухню. Девушка разулась, надела тапочки, сделала два шага и, опешив, остановилась в дверях комнаты.
Круглый стол под клетчатой скатертью был накрыт как обычно: банка с растворимым кофе, сахарница, вазочка с печеньем, к которому Вера обычно не притрагивалась, розетка с вареньем, салфетки, но чашек было три, а на венском стуле сидел незнакомый мужчина в белоснежной рубашке с элегантным галстуком, его пиджак висел на спинке соседнего стула, остальные два стула были свободными.
– Проходи-посторонись, – раздался за спиной девушки бодрый голос куратора, и Вера робко сделала шаг к столу. – Присаживайтесь, мадемуазель, – продолжил Иван Семенович и как ни в чем не бывало принялся наполнять чашки кипятком. Далеко не сразу девушка увидела еще одного мужчину. В клетчатой рубахе с расстегнутым воротом и сером пиджаке, он сидел возле окна, рассеянно смотрел на улицу, изредка приглаживая светлые волосы, и не обращал внимания на происходящее в комнате. Вера решила, что это водитель.
Незнакомец придвинул к себе чашку, положил туда пару ложек растворимого кофе, бросил ложку сахара и принялся его размешивать, изредка бросая короткие взгляды на девушку. Вера, чтобы занять себя, тоже придвинула чашку поближе. Только Иван Семенович не притронулся к кофе. Он вполоборота повернулся к незнакомцу и произнес:
– Это наш представитель из Москвы, Александр Павлович, – затем повернулся к Вере и продолжил: – У него есть что тебе сказать… предложить, Вера.
– Вера Вячеславовна, – тут же подхватил Александр Павлович, – мы хотим предложить вам начать подготовку для работы за границей.
От неожиданности девушка опешила, так что ничего не смогла произнести вслух, но тут же кивнула головой в знак согласия. Иван Семенович подумал, что его подопечная не так поняла, и уточнил:
– Вера, тебе… вам придется уехать за границу и надолго, возможно навсегда, и заниматься нелегальной работой, причем с риском для жизни… с очень большим риском.
Упоминание о риске не остановило девушку, скорее наоборот, только подзадорило, и она твердо сказала:
– Да. Я согласна.
– Ну вот и хорошо, – серьезно произнес Александр Павлович и принялся в общих фразах объяснять, как и где ей придется учиться, чем впоследствии заниматься. Из его долгого монолога Вера мало что поняла, но главное ей было ясно и с первых слов. Теперь ее мучила мысль об Антоне. Иван Семенович, догадавшись о сомнении Веры, после того как московский представитель умолк, успокоил девушку:
– Антон уже дал свое согласие, и теперь вам надо будет выполнить ряд практических действий, а именно: расписаться, то есть жениться. Затем перевестись на заочное отделение. Ну и подготовиться к переезду в Москву.
Итак, решение, последствия которого невозможно было просчитать, Вера приняла сразу же, но она и не думала о том, что ее ждет дальше. От одной лишь мысли о предстоящем переезде в Москву дух захватывало, не говоря уже обо всем остальном…
В те годы страна еще жила Великой Отечественной войной. Почти в каждой семье тлело свое горе. Еще матери оплакивали своих детей, по ночам еще тосковали вдовы, но уже выросли внуки, знавшие своих погибших дедов только по рассказам да по старым пожелтевшим фотографиям, а некоторые фронтовики-ветераны еще даже не достигли пенсионного возраста. Воспоминания о войне оставались живыми, ими была пропитана вся жизнь, и в такой атмосфере воспитывавшаяся в молодых людях готовность, если потребуется, встать на защиту своей Родины не просто выглядела совершенно естественной, но оказывалась пределом мечтаний.
Вера была счастлива. Счастлива, потому что в нее поверили, а теперь впереди открывались интересная жизнь и, судя по фильму «Семнадцать мгновений весны», мужественная профессия разведчика, наполненная подвигами и свершениями. В какой-то момент в душе Веры шевельнулось сомнение в том, что она сможет оправдать доверие, однако присущая ей внутренняя решимость как черта характера девушки взяла верх, и сиюминутная неуверенность улетучилась.
Тогда эти детские мечты были наивны и, может быть, даже смешны, но, как показала жизнь, не так далеки от истины. Романтика будущей профессии кружила голову, сердце отчаянно билось. Девушка тогда еще не знала, что романтика подобна миражу в пустыне: как только оказываешься близко к оазису, он тут же исчезает. Так и романтика быстро исчезает, и остаются только тяжелый труд, невыносимый образ жизни, никогда не спадающее, но становящееся привычкой психическое напряжение, а романтика… романтика превращается в ностальгию.
Обо всем этом Вера узнает потом, а пока единственным недостатком неожиданного поворота в ее судьбе виделась невозможность поделиться этой новостью с кем бы то ни было, даже с мамой и папой. Впрочем, такая возможность у нее появилась, правда, спустя почти тридцать лет, но особого желания делать это тогда уже не было…
Из воспоминаний полковника СВР В. Свибловой:
О женитьбе мы с Антоном в тот момент не думали. Он сделал мне предложение позже. Работал с нами один и тот же человек, наш куратор. Думаю, что тогда и я, и Антон были устремлены в будущее. Свадьба и переезд были организованы на скорую руку. Расписались 1 июня. Куратор наблюдал издалека наш выход из ЗАГСа на Кирова, напротив управления. Я тем летом отрабатывала на практике в детском лагере, приехала на один день на свадьбу и обратно в лагерь. Родителям сказали, что нас пригласили работать в НИИ социологии в Москве. До сих пор не могу представить, как они меня так спокойно отпустили. Они говорят, что доверяли мне. Я с детства имела большую свободу выбора, мое воспитание строгостью не отличалось.
Глава 3
Преданность негодяев так же ненадежна, как они сами.
Сентябрь в Кабуле от летних месяцев отличается только тем, что ночи становятся чуть прохладнее, в то время как днем стоит такая же сорокоградусная жара. Вечером жара спадает, и тогда можно спокойно отдыхать в комнатах двухэтажного коттеджа, в котором расквартировался отряд КГБ СССР «Зенит».
Капитан Потугин лежал одетым на солдатской кровати, застеленной синим суконным одеялом, и сладкая дремота приятно туманила его сознание. Только что закончился ужин, а до заступления на пост в охранение периметра «виллы» оставалось несколько часов. Товарищи, с которыми он жил, сидели на улице и играли в домино. Казалось, ничто не мешало приятно расслабиться.
Неожиданно дверь распахнулась и в комнату ворвался заместитель командира отряда майор Долоткин.
– Серега, подъем! – сказал он, пнул ногой ножку кровати и поторопил: – Вставай, вставай, командир вызывает.
– Зачем? Мне на пост скоро, – мгновенно поднялся Потугин и, сидя на постели, энергично потер ладонями лицо, чтобы стереть следы дремоты.
– Отставить радоваться. Я тебя уже подменил. Пошли, – отозвался Долоткин и двинулся к выходу.
Кабинет командира находился здесь же, только на первом этаже. Пункт постоянной дислокации ограничивался небольшой территорией размерами примерно тридцать на тридцать метров, огороженной высоким дувалом[1], на которой располагались двухэтажный коттедж и небольшой флигелек в углу фруктового сада. До прихода к власти президента Амина эта усадьба принадлежала богатой иностранке, но была национализирована государством.
Когда Долоткин и Потугин вошли в кабинет, там уже находились два их сослуживца, один из которых был штатный водитель автомобиля «ГАЗ-66». Командир сидел за столом. Позади него на стене висела самодельная недорисованная карта Кабула. Бойцы «Зенита» прибыли сюда под видом советских специалистов, поэтому, чтобы не рисковать в ходе пограничного контроля, топокарты решили с собой не брать, и теперь план столицы Афганистана приходилось рисовать самим, изредка выезжая «на местность» для уточнения деталей.
Командир задумчиво постукивал карандашом по столу и смотрел на окно, стекла которого были заклеены советскими газетами. Благо что замполит работал исправно и недостатка в печатных изданиях не было. Правда, использовали их совсем в других целях: вовсе не для просвещения личного состава отряда.
Командир отряда кивком пригласил прибывших за стол. Как только все офицеры расселись на табуретах, командир положил карандаш и начал говорить:
– Товарищи офицеры, я собрал вас здесь как самых надежных людей, потому что дело предстоит ответственное, хотя на первый взгляд и несложное… Тех трех «перцев» надо срочно доставить в Баграм прямо к самолету. Причем скрытно. Властям их не сдавать ни в живом, ни в мертвом виде, оберегать их, используя все доступные вам способы. Вы поняли, о чем речь?
– Так точно, – недружно ответили офицеры и переглянулись. По сути, слова командира означали, что при попытке афганских властей захватить их подопечных они должны были, что называется «огнем и мечом», сохранить их и себя, но результат такого боестолкновения был заведомо предсказуем и далеко не в пользу «зенитовцев». Шансы прорваться в Баграм были минимальны.
– Вопросы есть? Вопросов нет. Отправляйтесь немедленно, – отрывисто бросил командир, а затем задумчиво добавил: – Похоже, ночи через месяц-другой совсем холодными будут… надо как-то «буржуйки» добывать… Да, чуть не забыл… ящики проверили? Готовы?
– Так точно! – уже от дверей ответил Долоткин.
«Перцы», о спасении которых упомянул командир, были доставлены на территорию «Зенита» несколько дней назад глубокой ночью в багажниках дипломатических машин советского посольства. Это были граждане Афганистана. Больше о них никто ничего не знал. Жили они обособленно во флигеле рядом с гаражом. Свежим воздухом выходили подышать только в темное время суток. Но коль скоро их отправляли в Союз, значит, для советского правительства эти люди были весьма ценны, поэтому и охота контрразведки Амина была нешуточная.
Во дворе рядом с флигелем уже стоял чужой тентованный «ГАЗ-66», прибывший, по всей видимости, с авиабазы в Баграме. За рулем сидел боец в десантной форме. В длинные зеленые ящики с отверстиями для воздуха и матрацами уложили «перцев», вручили каждому из них на всякий случай по «АКСу»[2] и закрыли крышки. Затем, матерясь и кряхтя, запихали зеленые «гробы» в кузов автомобиля и закидали сверху заранее приготовленными картонными коробками, имитировавшими личные вещи «советских специалистов».
Для отправки все было готово. «Становись», – скомандовал своей группе Долоткин. Офицеры добросовестно встали в одну шеренгу. «Заряжай!» – подал очередную команду замком отряда, и это тоже было выполнено. «Так, ты, – Долоткин ткнул пальцем в “зенитовского” водителя и продолжил: – Давай в кабину, на всякий случай. В помощь десантнику. Остальные к машине и по местам». Прежде чем последним влезть в кузов, Долоткин крикнул дежурному по КПП: «Эти там дежурят?» – и, получив положительный ответ, скрылся под тентом.
Ворота открылись, и машина тронулась с места. Долоткин выглянул в щель тента – старенькая «Тойота», принадлежавшая, очевидно, афганской контр-разведке, двинулась следом.
«ГАЗ-66» долго кружил по городу, приближаясь к северному КПП. «Тойота» шла неотступно следом. Несколько раз Долоткин стучал каблуком по ящикам и спрашивал: «Are you still in alive?» В ответ раздавалось невнятное ворчание, и бойцы «Зенита» дружно гоготали.
В очередной раз теперь уже Потугин выглянул в щель тента и резко обернулся к Долоткину:
– Командир, они нас обгоняют, – имея в виду преследователей из контрразведки.
– Понял. Скоро северное КПП, значит, будут останавливать и досматривать, – догадался Долоткин.
Наконец машина сбавила ход. Командир группы выглянул в щель и негромко скомандовал: «Приготовились. КПП». Щелкнули предохранители, стволы были направлены к заднему борту. Бойцы в напряжении замерли. Потугин услышал, как отворилась дверь кабины и почти сразу заговорили по-афгански. В ответ наш водитель как можно приветливее ответил: «Вещи, вещи советских специалистов везем. Understand? Не понял? Ну хрен с тобой…»
Снаружи вдоль кузова послышались тяжелые шаги армейских ботинок по каменистой обочине. Напряжение внутри машины возрастало. Полог тента приподнялся, и над бортом появилась голова афганского лейтенанта. После яркого света офицер, очевидно, не сразу увидел бойцов в кузове. Он ухватился за скобу на заднем борту, приподнялся и обомлел. Прямо ему в лицо смотрел ствол автомата Долоткина, а затем для убедительности замкомотряда сунул под нос лейтенанту свой увесистый кулак. Однако на лице афганского офицера испуга не появилось, а было только удивление. Все замерли. Молчание продолжалось несколько мгновений. Внезапно Потугин выхватил из своего нагрудного кармана несколько долларовых купюр и с серьезным выражением лица протянул их лейтенанту. Из двух вариантов – получить пулю в лоб или забрать деньги – сообразительный афганец выбрал последний, при этом чуть не потерял равновесие и, чтобы не упасть, спрыгнул вниз. Почти сразу бойцы услышали команду афганского офицера и скрип поднимаемого шлагбаума. Машина рванула с места, и «зенитовцы», чертыхаясь и сминая пустые картонные коробки, попадали на ящики-«гробы».
«ГАЗ-66» мчался по шоссе. Путь в Баграм был свободен. «Тойота» контрразведчиков отстала, но еще оставалась вероятность засады по пути на авиабазу, поэтому бойцы с облегчением выдохнули, лишь когда машина въехала в ее ворота. Там их встретил автомобиль, за рулем которого был руководитель службы безопасности советского посольства, и они вместе помчались по взлетной полосе к стоявшему вдалеке транспортнику «Ил-76». Затем «ГАЗ-66» с ходу въехал по аппарели в самолет. Бойцы выскочили из кузова, а несколько борттехников в синих комбинезонах тут же принялись швартовать машину внутри грузовой кабины.
Почти через час бойцы высадились из санитарного «уазика»-«таблетки», любезно предоставленного им для возвращения домой полковником в общевойсковой форме, руководившим операцией, в расположении своего отряда. Разрядив оружие возле ворот, офицеры двинулись к коттеджу для доклада командиру.
– Ловко ты продажного «летеху» долларами купил! – восторженно потрепал по плечу Потугина Долоткин, восхищаясь сообразительностью товарища.
– Ага, ловко, – недовольно пробурчал Потугин в ответ и, пригладив пустой нагрудный карман ладошкой, продолжил: – Кто мне теперь деньги вернет?
– Что, сдачу попросить забыл? – ухмыльнулся в ответ Долоткин.
– Ну-ка, ну-ка. Давайте с этого места поподробнее, – вдруг раздался голос командира отряда, который незаметно подошел к ним сзади и, видимо, слышал разговор приятелей. Офицерам ничего не оставалось делать, как вкратце рассказать об инциденте с афганским офицером на северном КПП Кабула.
– Считай, что ты на них себе жизнь купил, – одобрительно взглянул на Потугина командир, а затем добавил, прищурившись на сообразительного подчиненного: – У меня к тебе еще разговор есть. Пойдем ко мне, остальные – свободны. Всем отдыхать.
Командир жестом пригласил Потугина присесть, а затем сам расположился за рабочим столом. По привычке взял карандаш, покрутил его в руке, отбросил и сказал:
– Не хотел тебе говорить раньше времени… тебе пришел вызов в институт Первого главного управления. Ты зачислен. Не передумал?
– Никак нет! – быстро и радостно ответил Потугин.
– Ну вот и хорошо. Сутки тебе на сборы, завтра получишь предписание – и вперед. – Командир поднялся, протянул через стол руку и добавил: – Спасибо за службу. Представлю тебя к награде.
Командир не обманул. Уже следующей весной в Москве капитан Потугин получил орден Красной Звезды.
За время учебы Сергея в Краснознаменном институте КГБ этому вузу, который готовил кадры для Первого главного управления госбезопасности СССР (внешняя разведка), было присвоено имя Юрия Владимировича Андропова, который долгие годы руководил КГБ, а в 1982–1984 годах в течение пятнадцати месяцев занимал пост руководителя страны. После образования в декабре 1991 года Службы внешней разведки Российской Федерации институт перешел в ее подчинение и был переименован в Академию внешней разведки.