А спрашивается, какая собственно разница между этими симпатичными особами, раз их главные характеристики столь схожи? При этом, как одна симпатичная, так и другая, и обе обладают столь же достойными внимания данными. И не надо говорить, что специфика внешности одной из симпатичных особ, несколько ближе Ростику, который, по какому-то надуманному его природой поводу, предпочитает именно вот такие, а не какие-то совсем другие ямочки на щёках; правда которых, у другой симпатичной особы совсем даже не наблюдается. М-да. Что и говорить, а Ростик тот ещё жлоб и материалист, который ищет для себя преференций и явно хочет не только смотреть ей в глаза, но и пить воду из её смешливых ямочек на её щеках.
А ведь у занявшей место первой симпатичной особы, второй не менее симпатичной особы, тоже есть свои видимые преимущества. Вот, например, её нос с горбинкой, чем не хорош. И если смотреть на него с тех позиций, с которых смотрит Ростик, то есть приспособленности для ваших нужд, то надо заметить, что на этот нос определённо очень удобно будет подвешивать все ваши, услышанные этими её приятных размеров ушами, заботы и невзгоды, с которыми она без труда и даже с удовольствием (раз любит) очень даже справится.
– Ладно уж, чего. – Похлопав Ростика по плечу, Тишина сам ответив на свои вопросы, попытался подбодрить растерянного Ростика.
– Да она вот только что здесь стояла? – Ростик не слишком креативен, раз таким банальным и сто тысяч раз слышанным способом, пытается вразумить случай, который в начале столкнул его с ней, а затем, не утруждая себя объясниться, взял и так вероломно их развёл. Ну и тогда спрашивается, а для чего он вообще организовал эту мимолётную встречу, раз не предполагал продолжения. И неужели случай, не смотря на всю его важность заявлений о его судьбоносности, на самом деле так себе, лёгок на подъём и вообще несерьёзен, раз так себя ведёт.
И Ростик уже был готов выступить куда с более безответственными обвинениями в адрес случая, если бы в его мысли не вмешался Тишина.
– Так она, наверное, каким-нибудь образом уже внутрь прошла. – Сказал Тишина, на что Ростик вновь воспылал доверием к случаю, и всем своим нетерпеливым видом показал Тишине, а чего мы здесь до сих пор ещё стоим. Тишина же, посмотрел на загороженный проход, и уже своим задумчивым видом показал на причину их задержки.
– Что ж поделать, раз благотворительность нынче такое дело, что без суеты вокруг неё, никак обойдёшься. – Пожал плечами Тишина, наблюдая за тем, как очередная известная личность, своим шикарным видом принялась обрамлять спонсорские обои на стене.
– А чего здесь больше, рекламы себя благотворителя дорогого, который не поскупился своей публичной персоной и предоставил её в распоряжение этого вечера, или самой благотворительности, и не разберёшь. – Продолжил комментировать Тишина, пока самого его и его слова, очень профессионально в сторону не отстранила очень живая носительница репортёрского микрофона, восхитительной улыбки и знаний светской жизни, её обозреватель, великолепная Алёна-сплетница.
– Имеющие уши, да услышат, имеющие глаза, да увидят, а имеющие сердце, откликнуться. Что, в очередной раз и продемонстрировали наши звёзды. И как бы их не пинали за их звёздность, но они, не смотря на все препоны и заслоны на своём пути, состоящие из предубеждения против них, не смогли пренебречь собою и явились на зов своего сердца, сюда на этот благотворительный вечер. Не только наши, но и западные звёзды, не смогли проигнорировать зов своего сердца и, откликнувшись на сердечный призыв нашего бессменного руководителя фонда, чьего имени, из соображения безопасности (Ха-ха, я пошутила), конечно, скромности, он просил не упоминать, прибыли сюда на этот вечер. – Cвоими острыми, как ребристая батарея локтями, вонзившись в обалдевшую от её напористости около звёздную публику, Алёна-сплетница принялась на камеру вести свой репортаж с места события.
– А вот и он! – Всплеск эмоций зевающей публики огласил прибытие той самой долгожданной звезды.
– Да, это он! Губитель женских сердец, Аморалис! – С придыханием в голосе голосит Алёна-сплетница, ещё сильнее изживая стоящих на своём пути зевак, пока не натыкается на носительниц таких же острых локтей и коготков, в результате чего застопоривается на месте и уже продолжает вести свой репортаж с одного этого места.
– Аморалис, со своим аморальным ароматом духов, аж, дух захватывает, сбивает с ног и, раздев, в кровать укладывает. И это всё, Аморалис. – Обращаясь в камеру, на одном дыхании выдала этот рекламный слоган Алёна-сплетница, не заметив, как сзади мимо неё проследовал некий выше среднего, как роста, так и возраста, лысый тип, который видимо и был тем самым Аморалисом, приехавшим рекламировать свои духи; ну и заодно благотворить. Но Алёне уже не до него, когда на её поле деятельности появились конкуренты. И они, как и она, никогда никого не спрашивая, уже тычут свои микрофоны в лицо какому-то, скорей всего важному дядьке, которого она, и всё из-за этого Аморалиса, совершенно пренебрегла своим вниманием.
– До чего знакомое лицо. – Хотела было задуматься Алёна-сплетница, но времени нет и она, схватив свой жезл всевластия, ринулась к этой важной персоне, которая уже много чего наговорила.
– Я тут краем уха услышал о присутствующей на этом благотворительном вечере аморальности. – Быстро организовав местечковую мини-конференцию, завёл разговор продюсер-Тишина.
– Вы, наверное, ослышались. Ведь это говорили о Аморалисе. – Грубейшей ошибкой срезает себя, молоко с губ ещё не обсохло, корреспондент журнала «Подглянец». Чем заставляет не бросающего слов на ветер и всегда отвечающего за свои слова продюсера-Тишину, сурово окинуть взглядом этого «вздумал его поправлять» сосунка и тут же вычеркнуть его из списков тех, на кого можно обращать внимание. После чего Тишина, отечески покачав головой на эту пыль под ногами, позволяет себе продолжить.
– Я всегда говорил, аморальность в головах, а не в клозетах, что в очередной раз демонстрирует ваш очень некомпетентный коллега. – Произнёс продюсер-Тишина, внимательно посмотрев на раскрасневшегося пререкалу, которого тут же выдавили из круга избранных, его более удачливые, не успевшие, а так хотевшие сморозить эту чушь, коллеги по журналистскому цеху.
– Так, на чём я остановился? – Спросил заволновавшуюся от столь опасного вопроса (а теперь кто его знает, что у него на уме) журналистскую публику Тишина.
– Ах, да. – Вспомнив, улыбнулся Тишина, позволив расслабиться и в ответ улыбнуться журналистам, самих же нарвавшихся на столь спорный субъект внимания. – Так многие из вас могут задаться вопросом, а этична ли вся эта демонстрация своей яркой публичности, когда благотворительность подразумевает как раз обратное, не публичность и даже некоторую скромность благодетеля. Который должен раскрыть своё имя, лишь только при подаче декларации в налоговую, где его ждут налоговые льготы и послабления. – Тишина обвёл взглядом репортёров, чьи недоумения определенно требовали от него более развёрнутого ответа.
– Да, скажите, что в этом, прямо каком-то празднике жизни, а не благотворительном вечере, видится некая аморальность, нечистоплотность и неэтичность, как организаторов, так и заявившихся сюда покрасоваться публичных лиц, когда он должен проходить в тишине, незаметно вдали от всей этой праздной мишуры. На что я буду вынужден не согласиться и заявить, что такие взгляды на благотворительность, уже давно устарели и не принесут устроителям больших денег на благотворительность. Время диктует нам то, что благотворительность, как оказывается, тоже нуждается в рекламе, которую, как все вы видите и обеспечивают, как такие вечера, так и присутствующие на них звёзды. Которых нужно тоже понять и принять к сведению. – Сделал паузу Тишина и для того чтобы оптимистично закончить разговор, добавил:
– Впрочем, мои закрытые показы, всегда пользуются неизменным успехом. – Тишина своим подмигиванием чуть не свернул микрофон у Алёны-сплетницы, много слышавшей об этих закрытых показах и страстно желающей побывать хотя бы на одном из них.
– Ну а теперь нас извините. Нам пора. – Продюсер-Тишина аристократически откланялся и, подойдя к своим спутникам определившимся в замкнутый круг, прихватив под руку не успевшую от него уклониться Мару, выдвинулся через слегка опустевший проход, вперёд в ресторан. Почему Мара хотела уклониться от Тишины, то тут за ответом далеко ходить не надо и стоит только посмотреть на то, с каким довольством на неё смотрела, идущая под руку с Ростиком Комаша, то все вопросы сразу же отпадут. И хотя их путь был недолгим, тем не менее, Мара не раз и не два, беспокойно поглядывала назад, где опять же, раз за разом натыкалась на торжествующий взгляд вцепившейся в руку Ростика Комаши. Который в свою очередь, мало обращал внимание на эти гляделки непримиримых соперниц, а на ходу, сам выглядывал кого-то, о ком он в последнюю очередь стал бы при них распространяться.
Глава 4
Различная шумиха, которая всегда так располагает к комфорту.
И вот они достигли своей цели – ресторана, где администратор, стоящий на страже всего внутреннего убранства, включающего людей, сверившись со списком и с представленными ему лицами или наоборот, даёт своё добро и главное номерные карточки, по которым они смогут занять свой стол, а также в последующем от лица этого номера осуществлять все свои действия.
– Я всегда говорил, что при такой человеческой страсти к цифрам и счёту, появление цифрового мира, всего лишь дело времени. – Получив на руки номерок, Тишина не удержался оттого, чтобы не промолчать.
– Тебе что, номер не понравился? – Хмыкнул Точь, очень хорошо знавший Тишину, с его придирчивостью ко всяким мелочам.
– Да причём здесь это. – Развёл руками недовольный Тишина.
– Тогда, покажи свой номер. – Заявил Точь, выразив всеобщее любопытство, которое правда возникло, только после того, как Тишина начал увиливать от ответа.
– Да какая разница. – Тишина, сунув номерок в карман, таким образом, показывает свою демонстративную решимость, отстаивать своё право на конфиденциальность.
– Хорошо. Раз ты такой стеснительный, то я, чтобы тебя не слишком грызли сомнения, даже назову свой номер. 12.12.12. – Ухмыльнулся Точь, поглядывая на Тишину, который в ответ только нахмурился, тогда как Ростик, очень даже удивился такому сочетанию цифр. Что же касается женской половины, то её отношение к озвученному тоже разнилось. И если Мара, было видно, была обрадована, то Комаша скорей нет.
– А там нет никакой ошибки. Что-то уж номер слишком странный? –Спросил Точа Ростик. На что Точь состроил удивлённое лицо, как бы говоря: «И точно. А я и не приметил раньше». После чего, ещё раз заглянул на свой номерок в виде бирки, немного поёрзал глазами и, придя к выводу, ответил:
– Наверное, какой-то заика занимался распределением номеров. Вот так и проявил себя в письме.
– Вот ты и ответил на свой вопрос насчёт моего номерка, который скорей всего, писал очень озабоченный собой грамотей. – Тишина очень быстро с реагировал и использовал ответ Точа в своих замалчиваемых целях.
– Значит, вот ты как. – Нахмурив брови, произнёс Точь, и казалось, что сейчас произойдёт насилие над местной тишиной, и Точь разразиться криком, но к удивлению Ростика, тот в одно лицевое мгновение делает переход от хмурости к улыбке и, повернувшись к дамам, заявляет:
– Ну и пускай не говорит. Мы ведь и по нашим номеркам сможем его вычислить.
Ну, а дамам, особенно таким взбалмошным и игривым, только дай повод поинтриговать, и они вместо того, чтобы с негодованием покачав в стороны свои головы, отвергнуть столь хитроумное предложение Точа, наоборот, расплываются в замысловатой улыбке и легонько, только уже в согласии, покачивают своими головами.
– Может быть. Но без номерка Ростика у вас ничего не выйдет. – Тишина, подойдя к Ростику, обнял его и таким близким способом заручился его поддержкой. Что вызвало замешательство, как оказалось, не в слишком сплочённом стане приверженцев Точа, где Мара и Комаша, мгновенно своими взглядами переметнулись в сторону Ростика. Ну а Ростику, не понимающему, отчего такое большое значение придаётся этим номеркам, сейчас же захотелось посмотреть на свой. Но Тишина, как оказывается, был очень предусмотрительным типом и он вместе с крепким объятием его плеч, не затруднил себя и свободной рукой очень ловко обнял его билет, и для большей сохранности переложил его к себе.
– Здесь не пропадёт. – Похлопав себя по карману пиджака, сопроводил свои действия Тишина. На что Ростик, уже было хотел возмутиться, заявив своё очередное «но», но Тишина своим последующим громогласием: «Тихо!!», наложил печать обездвиженности на его рот и на все рты и движения в этом банкетном зале.
– Сейчас посмотришь на местную тишину, а уже следом послушаешь. – Заявил Тишина, и выхватил у зазевавшегося мимо проходимца его бокал с каким-то однозначно вкусным напитком, раз Тишина не удержался и выпил его на глазах этого, хоть и застывшего, но ведь только на время типа. Что, конечно, не красит Тишину, так бесцеремонно использующего своё нестатическое положение. Ведь, что подумает этот, куда-то вечно спешащий человек с красным носом (который и стал таким, из-за его вечной спешки под встречными ветрами), когда захочет утолить свою жажду из прихваченного им для этого бокала, когда обнаружит, что он пуст. А то, что его память уже ни к чёрту, раз совершенно упустила из виду тот момент, когда он хлебнул лишка и что теперь ему нужно поворачивать назад, для того чтобы взять другой полный, а лучше сразу два.
Но Тишину это не волнует и он, вручив эту пустоту обратно в руки красноносому, с удовольствием бросает взгляд на зал и формулирует первоочередные задачи:
– Мы, знаешь ли, привычны и можем в один взгляд охватить безбрежность этого праздника жизни, а вот Ростику, наверное, не поспеть за всеми нами. Так что, давай, пройдись, осмотрись и узри, с кем нам придётся благотворять. – Тишина перевёл свой взгляд на Точа и, заявив ему: «Веди Точь», – последовал вслед за ним.
И если в своём обычном состоянии и при размеренном течении жизни, для того чтобы приметить для себя её детали и какие другие приметности, нужно всего лишь остановиться на месте и внимательно посмотреть вокруг себя на этот вечно куда-то спешащий и изменчивый мир, то, наверное, можно также предположить, что на мир можно посмотреть и с обратной стороны, когда он на время остановится, а ты с ещё большей внимательностью сможешь рассмотреть все те же детали и его потенциальные изменчивости.
– Хотя, возможно, что этому есть другое объяснение, и просто моя скорость движения жизни настолько возросла, что окружающий мир и показался мне замершим на месте, что вполне объяснимо, как, в общем-то, и групповой, и отдельный гипноз, под которым я нахожусь прямо сейчас, – посчитал и объяснил для себя всё происходящее вокруг Ростик, не привыкший двигаться по жизни без аргументировано. Да и к тому же он, почему-то сомневался в том, что его жизнь течёт в своей прежней обычной стезе, раз такое, ранее им не виденное и даже не слышимое, прямо сейчас творится вокруг него (а вот если бы слышал, то что это значит?). Правда, если подумать, то, наверное, и этому есть своё объяснение, которое, он не сомневается, со временем откроется ему.
– И чему нынче будут посвящены твои зарисовки? – остановившись у одного из столов, Точь спросил Тишину, который судя по его разгорячённому виду, уже был готов к своим художествам.
– Ты же знаешь мою страсть к натуре. Правда, я не могу не учитывать тенденции современного мира, где человек человеку волк и его общение всё больше ограничивается техническими средствами. И вот, исходя из всего этого, сегодняшней темой моей инсталляции будет взаимопонимание и внимание, со своим лозунгом «посмотри на мир вокруг и найди, что в нём так или не так». – Сказал Тишина и посмотрел на предваряющую всякий вход группу однозначно самых ярких личностей, какие только могут быть не только здесь, но и на всём белом свете.
Так на лобном месте, а не где-нибудь с боку припёку этого зала (здесь как раз всё было наоборот и эта группа загораживала центральный проход), оградив дорогие бока занимающего центральное место Аморалиса, вокруг него заняли свои законные места местные светские львицы, которые всем своим видом, прямо в фотообъектив фотографа показывали, что удачливы, успешны и знают всех этих Аморалисов и даже не только их. Ну а раз так, то Тишина, отразив от них скучающий вид, взял и обошёл их мимо, о чём узнай они, то, пожалуй, не стерпели бы такого его своего своеволия и пренебрежения к ним, и в расстройстве чувств съели бы лишнее пирожное.