– Ты не против?
– Я? – с испугом, плохо спрятанным под наигранной весёлостью, спросила Татьяна. – Почему, собственно, я?
– Ну, мало ли что, – поведя плечом и дав волю своим движениям, ответила Лариса, прикрывая рот глотком отпиваемого сока.
– Вообще-то я против, – вдруг тоже совершенно неожиданно для себя заявила Татьяна, всё ещё затягивая в голос наигранную весёлость. – Ты же, Ларис, замужем, а я одиночка.
– Тю, тю, тю! Но ты же принципиальная одиночка, тебе же нужно морально чистого мужика, а этот, думаешь, такой? Ой ли. Стала бы баба бросать хорошего мужика?
Татьяне хотелось сказать подруге, что Стёпу и не бросали вовсе, что таких, как Стёпа, не бросают, но, понимая, что Лариса сразу захочет узнать, откуда у неё такая осведомлённость, она задала свой вопрос:
– А тебе-то он зачем, Ларис?
– Ой, – Лариса глубоко вздохнула, неопределённо покачала головой, чуть приподняла и опустила плечи и, как бы найдя наконец-то ответ для себя, сказала:
– Для забавы. Знаешь, Татьян, когда у женщины есть флирт… – махнула левой рукой и, перебивая сама себя, быстро выпалила: – …да и у мужика тоже, человек, как бы это тебе сказать, расцветает, молодеет. Вот ты, к примеру, сегодня какая-то другая. – Лариса окинула взглядом подругу и даже, отклонившись назад и в сторону, бросила взгляд ей на ноги. – А я, ты заметила? – продолжала она. – Я сегодня обновила маникюр. Ну, не сегодня, конечно, вчера вечером специально забежала в салон. – Лариса вытянула красивые холёные пальцы левой руки.
«Вчера вечером, – успела подумать Татьяна, слушая Ларису, – значит, уже вчера Лара знала, что Степан есть. Получается, я одна ничего не знала», – хотелось обсудить это с Ларисой, но заявление подруги о том, что она сегодня какая-то другая, было важнее.
– Я другая? – с нотками протеста, боязливости и в то же время удивления спросила Татьяна подругу. – Ладно тебе выдумывать-то, Лариса. Я в салон не ходила.
– Ты внутренне другая, если, конечно, у тебя ничего не случилось другого, – заметила Лариса, жуя салат.
«Ничего себе, заявочка, – подумала Татьяна. – Думаю, Лара блефует, пытается спровоцировать меня на откровенный разговор».
– Другого, кроме чего? Ты что имеешь в виду, Лариса?
– Тань, ты всё поняла. Я о нём. Он ведь тебе тоже понравился?
– Степан Иванович? Да, понравился. Ну при чём тут… – Татьяна оборвала свой вопрос, понимая, что, конкретизируя его, только усугубит ситуацию, потому слова, которыми должна была сформулировать вопрос, заменила словом «это». Вопрос прозвучал так: – Ну при чём тут это?
Несколько минут женщины сидели и ели молча. Отставляя пустую тарелку из-под салата, снова заговорила Лариса. И снова о нём.
– Сегодня утром он заходил к нам знакомиться. Ленка Ерёмина прямо со стула чуть не упала. Она как раз наверх убирала папки за первый квартал, влезла босиком на стул, тянется, а тут он. Сразу кинулся помочь ей. Галантный такой. А красив, как бог!
– Ты видела Бога? – попыталась шутить Татьяна, но в её голосе звучали нотки досады. Лариса то ли не заметила этого, то ли просто не подала виду, что заметила; пропустив вопрос Татьяны, она продолжила:
– Я и сама чуть с кресла не свалилась, когда он посмотрел на меня так… ну, понимаешь, так сексуально. Сразу захотелось ему отдаться.
Татьяна поняла, о чём говорит подруга, она помнила этот магический взгляд Степана; ей стало неприятно и тоскливо, но эти свои чувства она сумела скрыть игривой весёлостью голоса.
– Прямо уж сексуально? А это как?
– Ой, Тань, – ответила Лариса, жуя тефтели, – словами это не передать. Но я поняла, что он хочет меня. Даже Ленка это заметила.
– А на Лену он так не смотрел? – спросила Татьяна.
– Нет, так он смотрел только на меня.
На слове «так» Лариса сделала ударение. В голосе её звучало торжество. Опять несколько минут подруги ели молча, и опять заговорила Лариса:
– Знаешь, я хочу пригласить его в выходной на дачу. Севка уезжает на рыбалку, так что, думаю, он сумеет скрасить моё одиночество. Или рано, как ты думаешь?
– Ларис, у тебя замечательный Сева, зачем тебе он нужен? – краснея от волнения, спросила Татьяна.
– Ты сейчас о Севе спросила или о новеньком?
– Оставь его нам, незамужним девушкам.
– Ой, кому это вам! Пригожиной, что ли? Перебьётся! Тебе тоже он не нужен, тебе же принца подавай!
– А может, он и есть тот принц, о котором я мечтаю?
– Ты, Татьян, это серьёзно? – с нотками повышенного интереса спросила Лариса. На несколько мгновений она даже перестала жевать.
– А почему нет? Ты же сама говоришь о нём – красивый, галантный. А по-моему, и умён.
– Ты успела оценить его умственные способности? Когда? Ты что, кроссворды с ним разгадывала? – выпалила сразу три вопроса Лариса. При этом она даже отложила вилку.
Понимая, что разговор идёт не в том русле, в каком бы ей хотелось, Татьяна решила сменить тему.
– Вчера я немного пообщалась с ним.
Увидев, что Лариса удивлена и хочет задать ей вопрос, Татьяна поспешно добавила:
– Босс меня вчера вечером с ним познакомил. Знаешь, босс считает, что пришло время обновить коллектив. Что надо сделать зачистку.
– Ой, да брось! Это он и в прошлом году говорил.
– А вчера мне показалось, что он намечает какие-то серьёзные кадровые перестановки.
– Ну да, всё воображает себя стратегом! Так ты что, Татьян, запала на нашего новенького? – не давая Татьяне сменить тему разговора, спросила Лариса.
– Пока не разобралась, – почти обманывая себя и подругу, ответила Татьяна.
– Ой, да пока ты будешь разбираться, его приберёт к рукам Пригожина или ещё кто-нибудь. Если он, Татьян, тебе действительно приглянулся, действуй!
– Да? – в голосе Татьяны звучал интерес. – Это как?
– Ну…
Ответить Лариса не успела. К ним за стол неожиданно без спроса подсела Светлакова Ольга – секретарь Параченко. Подсела без подноса. Бросив обеим сослуживицам короткое «привет», сразу заговорила, обращаясь к Татьяне:
– Татьяна Владленовна, меня увольняют.
– Кто? – выпалила вопрос изумлённая Лариса.
– За что? – скрывая волнение, спросила Татьяна.
– Красавчик! – отвечая на вопрос Ларисы, сказала Ольга, нервно, пружинно покачав головой и скривив губы. – А за что, не знаю. Говорит, за профнепригодность. Говорит, не умею общаться с людьми, много курю.
То и другое было правдой. Ольга была вульгарна и хамовата и постоянно пропадала в курилке.
– Ничего себе, заявочки! – округлив глаза, воскликнула Лариса и умолкла, уставившись на Татьяну.
– Когда это он сказал тебе? – спросила Татьяна Ольгу.
– Вот перед обедом. Вызвал к себе и велел к завтрашнему дню освободить рабочее место.
– А босс что? – спросила Лариса, всё ещё взволнованная услышанным.
– «Все кадровые вопросы решает Степан Иванович»! – неумело передразнивая Параченко, сказала Ольга.
– Понятно, – испытывая отчего-то неловкость, отозвалась Татьяна.
– Да как же так?! – скорее выражая изумление, чем спрашивая кого-либо о чём-то, воскликнула Лариса. Она знала, что Ольга является для Параченко не просто секретарём, а приближённым, доверенным лицом, и ещё стукачом. «Неужели, – думала Лариса, – Параченко променял Ольгу на новенького? Это вряд ли. Новенький не сумеет так умело, как это делала Ольга, влезть в душу, заставить людей разговориться, а потом всё донести боссу. Да и зачем ему это?»
Татьяна, знавшая Ольгу как плохого секретаря, мысленно похвалила Степана, а вслух спросила:
– Так ты что, хочешь получить расчёт? Так тебе надо в бухгалтерию.
Как бы указывая Ольге, куда ей следует обратиться, Татьяна мотнула головой в сторону Ларисы и перевела на её взгляд. На лице Ларисы всё ещё читалось недоумение.
– Слушай, ты ничего не перепутала? Ты правильно его поняла? – с нотками недоверия в голосе спросила Лариса Ольгу.
– Да нет, не перепутала. Так что, может, скоро и ваш черёд настанет. Босс просто с катушек слетел. А Красавчик вообразил себя не пойми кем. Придурок чебоксарский!
– Почему чебоксарский? – спросила Лариса и тут же выпалила второй вопрос. – Он из Чебоксар? – и третий. – Ты видела его досье?
– Ой, да откуда я знаю, откуда он! Может, и из Чебоксар.
«Его родители живут в Чебоксарах, – подумала Татьяна. – Значит, Ольга читала его дело, но почему-то не хочет об этом говорить».
– Ольга, ты не переживай, работу ты всегда найдёшь, – искренне веря в это, сказала Лариса.
– Да я не за работу переживаю, просто обидно как-то.
– Это да, – кивая головой, как божок, согласилась Лариса.
– Ольга, – деловым, совсем не вяжущимся с обстановкой тоном заговорила Татьяна, – тебя Степан Иванович просил к завтрашнему дню освободить рабочее место?
– Да.
– Но это же нарушение, он не мог так…
Татьяна, прерванная Ольгой, не договорила.
– Нет, он не настаивал, но, представляете, так ехидно заявил мне: «Лучше, если вы завтра же освободите место».
– А ты чего? – выкатила вопрос Лариса и тут же дополнила его вторым: – Собираешься завтра уже не выходить на работу?
– Не знаю. Наверное, не выйду. Что мне ещё две недели смотреть на эти тупые рожи?
«Это о ком она сейчас – тупые рожи?» – подумала Лариса.
– Ольга, – уже более мягким тоном заговорила Татьяна, – в тебе просто сейчас говорит обида. Успокойся. А вот относительно курения… – тут Татьяна немного поколебалась и продолжила, – да и относительно твоего общения с клиентами, Степан Иванович, думаю, прав.
Обе сослуживицы Татьяны оторопело уставились на неё. На лицах обеих было написано удивление, смешанное с любопытством.
– Да вы что! – отойдя от оторопелости, возмутилась Ольга. – А кто у нас не курит? Почти все курят, а меня гонят!
– Да, конечно, почти все курят, – мысленно оценивая время, проведённое сегодня ею самой в курилке, заявила Лариса. – Нет, тебе надо хорошенько поговорить с боссом. Ну почему ты? Ты же, – тут уже запнулась немного Лариса, – давно работаешь, справляешься со своими обязанностями. И вообще.
Под последними словами Лариса имела в виду как раз то, что она точно знала, – наушничество Ольги.
Было это года три назад. Холл ресторана, где отмечался корпоративный новогодний праздник, был уставлен светлыми кожаными диванами с высокими спинками, расположенными так, что они образовывали несколько ячеек. В одной такой ячейке Лариса, неожиданно почувствовавшая опьянение в самом начале вечера, решила отсидеться в надежде на то, что опьянение вскоре пройдёт. Пьяных людей она не любила, они всегда вызывали в ней смешанные чувства – жалость и отвращение, и ей было неприятно и досадно оттого, что сама она теперь была в этом безобразном состоянии. Причём состояние опьянения наступило как-то внезапно, после небольшого количества выпитого. Желая укрыться от насмешливых взглядов сослуживцев, Лариса полулёжа устроилась на одном из диванов так, чтоб её не было видно. Из зала, где было устроено застолье, доносились музыка и возбуждённые голоса. Несколько раз её звали криками, но она по-партизански отмалчивалась. Через холл ходили к бармену, в бильярдную комнату, в туалеты. Ходили по одному, группами, молча, с разговорами, даже с песнями. Иногда кто-то ненадолго устраивался на диванах, но, к радости Ларисы, до диванной ячейки, где хоронилась она, никто не доходил. Невзирая на потерю координации, вызванную опьянением, сознание Ларисы оставалось ясным; более того, как показалось ей, обострился её слух. Она слышала дальние разговоры сослуживцев, услышала даже нелестные слова в свой адрес, но самое интересное и запомнившееся она услышала от босса и Ольги, устроившихся в диванном ряду вблизи от неё. Лариса сразу узнала их голоса.
Босс и Ольга говорили о сотрудниках общества как о чужих, ничтожных людях. Ольга докладывала Параченко, кто сколько выпил, передавала кое-что из сказанного сотрудниками, что, по её мнению, могло вызвать интерес босса. Из их разговора Лариса поняла, что в вино всем что-то подмешано, что действует на людей возбуждающе, и ей стало понятно, чем вызвано её неожиданное опьянение. Говорили босс и Ольга минут семь, но успели пройтись почти по всем. О Ларисе Ольга сказала: «Лариска пьяная до усрачки. Сейчас, наверное, лижется с кем-нибудь». Ларисе в тот момент стало очень обидно, ей захотелось выйти из своего укрытия и крикнуть в лицо обидчице что-то злое; она даже сделала порыв приподняться, но поняла, что выйти не получится, получится только вытащиться в пьяном шатании. Да потом, какая разница, лижется она или нет, но пьяна-то она действительно «до усрачки», тут уж Ольга была права. Средство, подсыпанное в напитки, было сильным, но, похоже, действовало на всех по-разному. Многие из сотрудников были с виду совершенно трезвы. Одного такого сотрудника – менеджера по продажам Емельянова, слывшего тактичным человеком, – босс попросил Ольгу споить, а потом спровоцировать его на какие-нибудь неадекватные действия. Очень боссу хотелось «стащить с Емельянова маску», которую он на нём предполагал.
Ларисе же очень хотелось с кем-нибудь поделиться услышанным от босса и Ольги, хотя бы только с подругой Татьяной, но природная осторожность заставила её молчать. Вот уже четвёртый год Лариса знала, кем кроме секретаря боссу является Ольга, потому неожиданное известие о её увольнении изумило и зацепило её. Разговаривая с Ольгой, она искала ответ на дурацкий вопрос «как так?» и не находила его. Единственное, что она с большой натяжкой приняла, – это предположение о том, что босс в вопросах наушничества решил заменить Ольгу Красавчиком.
А Параченко действительно в этом вопросе решил заменить Ольгу внедрённой Степаном системой аудио- и видеонаблюдения, системой сетевого компьютерного слежения. Но расставаться с Ольгой он не желал. По причине того, что Ольга была с ним в сговоре, наушничала, предавала сослуживцев, он считал её самым ценным кадром в своём обществе, а потому увольнение её было всего лишь игрой: Ольге предоставлялась роль первой жертвы Степана. Увольнение последующих лиц, наложенное на увольнение Ольги, уже не должно иметь такой яркой окраски. Параченко обещал Ольге, что через полгода нынешнее общество он реорганизует, создаст новое, куда возьмёт только лучших из своих сотрудников, и примет её уже на более интересную должность.
Сейчас же он подослал её к обедавшим Татьяне и Ларисе с заданием разговорить их как можно больше. Ему хотелось знать, что Татьяна с Ларисой говорят и думают о нём, о новом директоре по кадрам, о складывающейся в обществе обстановке. Но разговорить финансового директора с главным бухгалтером Ольге не удалось. Татьяна к удивлению обоих – и Ольги, и Ларисы – была согласна с решением Степана уволить Ольгу, а Лариса, знавшая истинное лицо Ольги, невзирая на то, что Ольгу увольняют, всё равно остерегалась быть откровенной с ней.
– Представляете, – делая попытку разговорить Татьяну и Ларису, со злобной вкрадчивостью в голосе заговорила Ольга, – у босса дом в Испании, вилла на Канарах, в Москве три или четыре квартиры…
Татьяна и Лариса, не сказав ни слова, смотрели на Ольгу с какими-то застывшими выражениями.
«Что это лохушки тормозят, как будто накурились?» – зло думала Ольга, недовольная реакцией сослуживиц.
– А мне, я думаю, даже отпускные не выплатят, – продолжила она.
– Да ладно, босс никогда не жмотничал, – заметила Лариса. При этом в сознании её всплыло воспоминание о том, как Параченко заказал в ресторане для неё дорогое вино. Это было в первый год её работы в его организации, когда она ради забавы и, как она надеялась, с целью повышения зарплаты решила соблазнить босса. Пораченко пошёл на контакт, но, как поняла Лариса, его интересовала она не как женщина, а как возможный стукач, или, как он выразился, «свой человек». Стукачеством Лариса не занялась, соответственно, та бутылка дорогого вина была единственным свидетельством его щедрости.
– Ну да, не жмотничал! Платит нам крохи, а сам шикует.
Татьяна и Лариса, как будто сговорившись, продолжали молчать. Каждая из женщин думала о своём, но сразу после слов о крохах каждая мысленно задала себе вопрос: «Сколько ей босс платил?» Зарплату в обществе Параченко формировал лично, и выдавали её в конвертах. Всем было строжайше запрещено называть сослуживцам размер своей зарплаты. «Не думаю, что меньше, чем мне», – подумала Лариса. «Наверное, раза в три меньше, чем мне», – подумала Татьяна, вспоминая цифры из официальной зарплатной ведомости, в которой сумма её зарплаты в три раза превосходила сумму зарплаты Ольги.