– Вы чрезмерно утрируете, – снова заспорил Банвиль. – Не думаю, что всё так плохо. Люди ведь как-то живут.
– Ну да, – согласился Дариор, – появился нэп. Кто половчее – может заработать целое состояние, которое всё равно потом, наверняка, отберут как излишки для нужд государства. Но тем не менее нэп, конечно, – штука хорошая. Всё-таки жить, видимо, стало и вправду легче. Не берусь судить об этом слишком глубоко, ибо не живу в этой стране. Но если рассуждать логически и верить россказням эмигрантов, то нэп действительно облегчил жизнь.
Двери кабака снова распахнулись, и из мрака вынырнул молодой парнишка в залатанном пальто. Вернее, они вовсе не распахнулись, а слабо и боязливо колыхнулись. Смерив зал зашуганным взглядом, паренёк тихо юркнул к стойке и скромно уселся на край скамейки. Судя по редким волоскам на подбородке и щеках, ему было не больше шестнадцати. «Надо же – ребёнок ещё, а туда же! Воистину, кого только не встретишь в московских трактирах!» – подумал Дариор со свойственным ему скептицизмом.
– Ладно, – продолжал тем временем Мортен, – предлагаю временно плюнуть на политику. Думаю, сейчас важнее разобраться в своей судьбе, а не в истории государства. Что будем делать дальше?
– Вы сказали, нужно попасть на Хитровку? – немедленно подхватил Банвиль. – Как это сделать?
Дариор несколько нахмурился:
– За всю жизнь мне доводилось бывать на Хитровке всего два раза. Скажу вам сразу: это были весьма яркие, но отнюдь не самые приятные впечатления в моей жизни.
– Знаете, как туда добраться?
– Боюсь, что нет, – повторил Дариор. – Признаюсь: в этом пригороде Москвы мне ещё бывать не доводилось. Любой извозчик мог бы докатить нас отсюда прямо до Хитровской площади, но, думаю, на такой глухой окраине и не найдёшь извозчика!
– А такси?
Дариор беззлобно усмехнулся:
– Может, вам ещё и царскую карету подавай? Не знаю, есть ли в Москве такая роскошь, как автомобильное такси. Думаю, пора отбросить эти мысли и топать на своих двоих. Если добраться до самой Москвы, я легко приведу на Хитровку.
– Но мы же не знаем дороги! – ужаснулся Мортен, который ещё не оправился от ночного марш-броска.
– Верно. Нам нужен проводник.
– И где его взять? – спросил Банвиль и с сомнением взглянул на толпы шумных посетителей.
– Это не так сложно, – успокоил его Дариор, – здесь много людей, готовых подзаработать на лёгкой прогулке по городу. Гораздо сложнее будет слиться с толпой. – Историк на миг задумался, потом кивнул, словно соглашаясь с собой, и продолжил: – Отныне забудьте эту дурацкую легенду о немецких инженерах. Если будем горлопанить немецкие фразы, то в лучшем случае нас назовут немчурой и проедутся по нашим европейским физиономиям. А в худшем случае попадём в руки добровольцев, которые принудительно отправят нас в «Метрополь», где мы сразу же окажемся в засаде Стережецкого.
Дариор думал, что после этих значительных слов французы вновь примутся ужасаться свирепым нравам русского народа. Однако вопрос Мортена был совсем иной:
– Что такое «Метрополь»?
– Гостиница. Там селят всех важных иностранцев, приглашённых по нуждам государства.
– Отлично, – сразу оживился комиссар, – так почему бы нам не поселиться в гостинице? В шикарном респектабельном номере. Вкусная еда, вежливая прислуга, уют, ненавязчивый сервис…
– И Стережецкий со своей шайкой! Думаю, он ещё не простил мне простреленного колена.
Но Мортен, видимо, решил посвятить ночь спорам:
– Позвольте, но откуда ему знать, что мы прибудем именно в Метрополь? Думаю, он будет искать нас где-то рядом с…
– Стережецкий, думаю, не дурак, – перебил Дариор. – Он знает, что в поезде мы ехали под именами инженеров из Германии. Потеряв след, Стережецкий непременно прибудет на вокзал, но, не найдя нас там, станет проверять гостиницы, и первым делом «Метрополь». Мы должны забыть легенду. Теперь мы простые русские «товарищи». Причём вы – мои братья, и должны быть «немы как рыбы»!
Мортен и Банвиль в один голос возмущённо вскричали:
– Почему братья?!
– Почему немые?!
– Спокойно, – тихо сказал Дариор, готовясь к долгим изнурительным объяснениям. – Простите, комиссар, но так будет проще со стратегической точки зрения. Бывать моим отцом вам уже доводилось – так почему бы не стать моим братом?
– И братом уже доводилось, – нехотя заметил Мортен, – на свадьбе Мещанова!
– Да, действительно, – согласился Дариор, – но тогда вы были сводным, теперь же побудьте родным. А сейчас отвечаю вам, лейтенант. Поскольку вы ещё не научились говорить по-русски, советую вам держать язык за зубами. Французская речь будет привлекать внимание. А чтобы не вызывать подозрений своим вечным молчанием, будете немыми. Скажем, неприятная история в детстве: матушка из рук выронила на пол…
Мортен немедленно засопел:
– Знаете что…
– Ну хорошо, хорошо, – Дариор снисходительно улыбнулся, – пусть будет контузия на войне. В ходе Брусиловского прорыва. Звучит банально, зато больше подобает вашему героическому настрою.
Комиссар посмаковал предложение и, кажется, остался доволен.
– Что ж, так лучше! Но нам нужно избавиться от одежды. Не думаю, что «товарищи» имеют столь дорогие…
В этот момент Червонец, пребывавший доселе в дремоте, отделился от своего угла и развязной походкой двинулся прямиком к столику парижан. Во всех его движениях чувствовалась непоколебимая самоуверенность. В больших медвежьих глазах читался дерзкий намёк на агрессию. Растолкав галдящую толпу, верзила приблизился к столу и замер, скрестив на груди мясистые руки. Его насмешливый взор вперился в трёх путников. Банвиль и комиссар удивлённо переглянулись.
– Bonsoir, – вежливо кивнул Мортен.
Дариор едва заметно поморщился.
– Вы же немой! – прошептал он уголком рта.
– Ох, чёрт! – Мортен запоздало хлопнул себя по губам. – Извиняюсь.
Всё это выглядело довольно забавно, однако на громилу не произвело никакого впечатления. Простояв в полном молчании ещё как минимум минуту, он снял с груди руки и, не спуская с французов взора, сказал:
– Ну?
Мортен удивлённо потупился, Банвиль покосился на Дариора.
– Que?
Вместо ответа Червонец схватил ближайший к нему стул и что есть сил грохнул его об пол. Среди общего кабацкого шума никто из постояльцев не заметил сего манёвра. Однако на путников это произвело сильное впечатление.
– Что ему надо? – слегка охрипшим голосом спросил Мортен.
– Чёрт разберёт этих русских! – ответил Банвиль.
Тем временем Червонец подошёл ближе и потянул руку за пазуху. В ответ Дариор рефлексивно положил кисть на рукоять револьвера. В следующий миг верзила вынул из шубы папироску, прикусил её и вальяжно поднёс огонь.
– Значит, так, – сказал он с ленцой в голосе, – катитесь-ка отсюда на хрен. Когда я докурю свою сигару, вас здесь не должно быть.
И отвернулся, словно ничего и не говорил. Дело дрянь – понял Дариор. С таким крепышом будет непросто справиться. В любом случае, за него наверняка вступится не меньше половины обитателей кабака. А кто захочет помогать заезжим иноземцам? Да и внимания лучше не привлекать – того и гляди Стережецкий появится. Взглянув на попутчиков, историк невольно ухмыльнулся. Оба сидели с раскрытыми ртами, не понимая, что происходит.
– Мсье говорит, что нам пора уходить, – пояснил Дариор, – иначе он надаёт нам по шее.
– За что? – ужаснулся Банвиль. – Мы что, заняли его место?
Дариор взглянул на верзилу. Тот стоял, опершись спиной на стену, и не спеша добивал папиросу. Нет, такие люди не нападают из-за какого-то места. Это особая порода индивидуумов, получающая удовольствие просто от самого акта кровопролития. С такими ублюдками лучше не связываться. Дариор прекрасно знал это из личного опыта.
– Думаю, пора уходить, – размеренно сказал он, – нечего затевать ссору на пустом месте. Мы только зря привлечём внимание.
– Почему это? – воспротивился Мортен. В нём вновь возобладал бычий характер. – У меня в кобуре револьвер! Пусть только попробует сунуться!
– Вы пристрелите его, а затем или местная толпа порвёт нас в клочья, или мы попадём в лапы пролетарской милиции, и смерть от пули покажется вам настоящей мечтой.
Глаза Мортена привычно налились кровью, скула стала предостерегающе подрагивать. Но прежде, чем комиссар успел открыть рот, из угла, где стоял Червонец, донеслось насмешливое:
– Я скурил уже полсигары. Поторопись, ребятки!
– Est allé à l’enfer! – заорал Мортен, вскакивая со своего места. Его рука предостерегающе метнулась к поясу. Червонец насмешливо покосился на комиссара и снова отвернулся. Его окурок стал совсем крошечным.
– Нам лучше уйти, – предложил Дариор, стараясь сохранить достоинство. Он церемонно поднялся, вышел из-за стола и деликатно взял Мортена за плечо. – Идём. Кто знает, что это за человек и стоит ли с ним связываться. Иногда лучше проглотить обиду и уйти, чтобы не получить новую.
– Это слова труса! – рявкнул Мортен.
– Нет, – спокойно возразил Дариор, – разумного человека.
С другой стороны плечо комиссара обхватил Банвиль и нервным голосом прошептал:
– Дариор прав. Что-то мы засиделись – пора уходить.
Но было поздно. Одним лёгким небрежным движением Червонец бросил на пол остатки окурка и растоптал их каблуком сапога. Вслед за этим он повернулся к замершим путникам. Его хищное лицо озарила усмешка:
– Итак, я докурил сигару. Не хотели по-хорошему – сделаю по-плохому. Ну-ка, становись в очередь! Кому первому расквасить рыльник?
Трое путников, хоть и были не робкого десятка, невольно попятились. Ещё раз усмехнувшись, Червонец медленно двинулся навстречу. Его громадные пальцы сжались в ещё более громадные кулаки.
В этот момент из-за угла показался официант с подносом в руках. Не дойдя полпути до стола французов, он резко остановился, столкнувшись с Червонцем. Пожалуй, «половой» едва ли достигал макушкой Червонцу до груди, однако после столкновения даже не шелохнулся, в то время как верзила неуклюже оступился. А дальше произошло странное.
– Ага! – хищно оскалился официант. – Опять ты?!
Более ни слова не говоря, он опустил поднос, схватил рукой верзилу за ухо и, словно малого ребёнка, потащил к двери. Червонец брыкался как мог, но вырваться из цепких пальцев субтильного официантика было не так-то просто.
– Да ладно тебе, Фомич! Чё я сделал-то? Отпусти, Фомич, больно же! – кряхтел громила, пытаясь вырваться. Но вскоре эти возгласы умолкли, ибо под неистовый хохот публики Фомич подтащил Червонца к двери и мощным пинком выбил беднягу на улицу. После такого эффектного маневра, пожалуй, стоило бы поклониться публике, однако Фомич усмехнулся, как ни в чём не бывало, и вернулся к подносу.
– Извиняемся, – сказал чудо-официант, подходя к остолбеневшим путникам. – Этого разбойника тут все знают. Червонец его звать. Здесь, так сказать, развлекается – пристаёт к залетным клиентам. Уже третий раз его вот так выпроваживаю – уж думаю: может, часового на вход поставить? Хотя нет, и сам справлюсь. Он-то, конечно, силёхонек, да только куда ему супротив меня! Молодой ишо. А вы закусывайте, закусывайте.
И Фомич принялся энергично выгружать на стол кушанья, принесённые с кухни. Здесь были: селёдка и студень с хреном, солёные огурцы и грузди, печёные яйца, жареное мясо и тушёная картошка. Ну и, разумеется, большая бутыль самогона! Куда Château Latour до этого великого напитка!
Но Мортен с Банвилем во все глаза смотрели не на еду, а на официанта. Тот же, в свою очередь, закончив с едой, пожелал приятного аппетита и торопливо удалился прочь, словно никакой потасовки и не было.
– Да уж, – вяло протянул Мортен, – воистину свиреп русский народ, чёрт бы его!
А Банвиль спросил:
– Если у вас даже официанты мастера савата, то даже не представляю, каких монстров готовят в армии?!
– Надейтесь, что никогда этого не узнаете, – улыбнулся Дариор.
Вскоре путники совсем позабыли о комичном инциденте, ибо органы их чувств теперь были заняты лишь трактирными кушаньями. Действительно, для «нищей» России такое обилие продуктов было весьма и весьма удивительным. Опять же – заслуга нэпа. Едва ли ещё пару лет назад в Москве можно было отведать что-то подобное. А теперь русские предприниматели взяли ресторанную индустрию в свои цепкие, захапистые руки. Другое дело – что вряд ли это хоть как-то помогло бедным слоям населения: цены в нэпманском кабаке, надо сказать, были те ещё.
– Неплохо, – подытожил, наконец, Мортен, когда его тарелка в очередной раз опустела. – Всё-таки и в вашей варварской кухне есть что-то особенное. Не фрикасе, конечно, но тоже весьма съедобно.
Банвиль же был более щедр в оценке:
– Это бесподобно! Кто бы мог подумать, что в такой дыре подают столь вкусную пищу! Не знаю, как вы, господа, но я бы здесь остался на неделю-другую.
Глядя на детский восторг французов, Дариор, к собственному сожалению, не испытывал положительных чувств. Да, он давно отвык от всех этих вкусностей, пребывая на чужбине, и, верно, должен был бы теперь прийти в ажитацию. Однако этого не произошло. Каждая клеточка мозга историка кричала, что всё это не то и всё это пропитано кровью. Радикальный разум Дариора не мог смириться с огромной потерей великой страны и не мог понять того государства, которое зародилось теперь в её пепле. Он не принимал не только само это государство, но и его алчные плоды. А сердце молчало, пока ещё так и не определившись. Оно не выказывало никаких чувств, кроме боли – боли от всего увиденного вокруг, от каждого мимолётного лица и явления.
Дариор в который раз попытался отогнать это чувство, но, вновь потерпев неудачу, поспешил заглушить его разговором.
– Итак, – веско сказал он, – мы попадаем на Хитровку. Дальше нам нужно найти господ «Серых» и уже через них выйти на белогвардейцев.
– И как найти этих «Серых»? – поинтересовался Банвиль.
– Не знаю, – задумчиво протянул Дариор, – ещё во время войны нас учили выявлять слежку, распознавать её и устранять.
Рядом принялся ухмыляться Мортен:
– Ах, ну да, совсем забыл: вы же у нас разведчик…
– Не разведчик, а саботажник, – поправил Дариор, – или, если хотите, диверсант. Нелёгкая, скажу я вам, служба. Однако учили нас неплохо. И уж что-что, а слежку я распознавать умею. Помните, комиссар, вы в прошлом году приставили следить за мной того идиота – ажана Бернара? Кажется, тогда вы опасались, что я снова возьмусь за расследование и найду преступника раньше вас.
Мортен покраснел и, отвернувшись, пробормотал что-то вроде:
– Не было такого!
– Я говорю это к тому, – продолжал Дариор, – что за годы службы научился чувствовать наблюдение, и не только на себе. Когда я иду по людной улице, то всегда непроизвольно замечаю в толпе людей, следящих друг за другом. Это могут быть недоверчивые муж и жена, карманник и его жертва, ажан и преступник. Все они выделяются для меня из толпы. Так что для начала нам стоит просто попасть на Хитровку. Если «Серые» там и если за ними следят контрреволюционеры, я непременно почувствую это. Тогда останется лишь предстать перед ними и извиниться за задержку.
– Складно придумано, – одобрил Банвиль. – Что скажете, комиссар?
– Делайте что хотите! – отмахнулся тот, всё ещё пытаясь скрыть смущение.
– Для начала нам нужен проводник…
И в этот миг, словно подслушав разговор, из толпы гуляк выпорхнул давешний мальчуган в залатанном пальто. Его внимательные глазки быстро стрельнули по дорогим шубам путников и хитро прищурились. Он что то смекнул, а затем, даже не думая просить приглашения, уселся рядом с комиссаром.
– Здрасьте, дяденьки! Я вижу, вы не здешние? Могу чем-нибудь помочь, я шустрый, – без обиняков начал он хрипловатым тенором.
Дариор строго посмотрел на паренька:
– Поживиться не удастся, молодой человек.
Мальчуган трагично распахнул большие глаза и перекрестился.
– Бог мне судья! Зарабатывать на хлеб надо. Вот и кручусь как могу: кому сбегать куда, кому что… за долю малую.