– А ты разве не придорожная подстилка, Осо? Или считаешь, что ты – сама невинность? – Возмутилась Улу. – Ты уже никогда не отойдёшь от обочины этой дороги! Здесь вся твоя дешёвая и мерзкая жизнь, до самой смерти!
Визуально осматривая всех лежащих на земле, Гиров прикрикнул на русалок. А Платонов, прощупывая пульс одного из лежащих на траве, строго рекомендовал девушкам немедленно убираться отсюда.
– Бабы! – Осенило Улу. – Это же копы из Полиции Нравов! – Если мы не слиняем отсюда, то они нас повяжут, а потом надолго закроют в клетках или запросто отправят на тот свет.
– Не исключено, – подтвердил Платонов.– Вам на Земле, тем более, в России делать нечего. Тут и без вас везде проблема на проблеме и проблемой погоняет.
Больше ничего говорить русалки ничего не стали. Они очень быстро встали, подобрали с земли свои сумочки и направились в чащу придорожного леса.
– Боже мой, – сказал им вслед Платонов! – Но каждому своё! Здесь с этим крылатым выражением не поспоришь. Впрочем, нет!
Гиров пристально посмотрев им вслед, заставил из взглядом вернуться назад.
Девушки, не понимая, какая сила заставляет их делать то, что они не желают, встали перед Михаилом.
Подняв руку вверх и глядя на девушек в упор, Михаил произнёс бесстрастным и суровым голосом:
– Отныне и навсегда вы станете самыми скромными и порядочными девушками среди своих знакомых. Вы забудете, что такое блуд. С вас начнут брать пример очень и очень многие. Будет так! Теперь идите!
Русалки снова сошли с дороги и продолжили свой путь. Озабочено Михаил и Родион смотрели на лежащих хулиганов. Некоторые из них начинали помаленьку шевелиться и стонать.
– Кто в состоянии встать на ноги или, хотя бы, на четвереньки, – объявил Гиров, – подходите к нам! Очень надеемся, что у вас очень мирные намерения.
В крови, с разбитыми лицами, прихрамывая и держась за бока, к ним побрели недавние крутые драчуны. Не поднялся на ноги только один – Иван Снегирёв. Гиров подошёл к нему, с сожалением посмотрел на застывающее тело погибшего. Если бы Гиров и Платонов подъехали к этому месту чуть позже, то трупов было бы гораздо больше. Может быть, добрая половина из тех, кто остался в живых, стала мертвецами.
Опустив головы вниз, хулиганы молчаливо ощупывали свои тела. Что говорить, досталось им от Платонова и Гирова крепко. Каждого из них Родион осматривал внимательно. Ощупывал руками.
– Нормально! Сойдёт. Перелома нет, – говорил он высокорослому русалу. – Следующий! А ты, дружок, мог бы остаться без глаза. Хорошо, что мы вовремя к вам подъехали. Мы били вас грамотно, не уродуя. Смерть и отключение – две разные вещи. Следующий! А тебе два новых зуба придётся выращивать или вставлять. Как получится. Да у тебя и остальные совсем гнилые. Давай, следующий!
Когда Платонов закончил осмотр, Гиров сказал:
– Запомните! Вы все никогда больше, никто из вас, ни на кого не поднимет руку. Будет только так, как я решил, как вы сейчас решили и сами!
Некоторые из многочисленной побитой компании улыбалось. Они ещё до конца не верили, что с ними произошли разительные перемены. И напрасно! Сила моментального гипноза и внушения неотвратима. Главное, чтобы она служила всем живущим только во благо.
– Всё хорошо, все вы – друзья, вам весело! – Продолжи Гиров. – Не чувствуете боли. Раны пустяковые. Повторяю! Очень скоро они заживут. Местные ребята русалы, попрощайтесь со своими друзьями из города! Идите все по своим домам!
Потом Михаил внушал недавним противникам, что очень скоро они забудут о том, что здесь произошло. Впрочем, они уже бывшие враги уже находились в приподнятом настроении. Даже знакомились друг с другом. О том, что совсем недавно здесь произошло, они не помнили.
Городские парни прятали свои вещи, разбросанные по поляне. Русалы помогали им собраться. На мёртвого Ивана Снегирёва никто не обращал внимания, словно его никогда не было… вообще.
– Видать, друзья, мы крепко выпили, – предположил один из парней.– Не помним даже, что уже знакомились друг с другом. Полный провал памяти.
– Вы ничего спиртного не пили, – возразил Гиров. – Вы здесь никогда не были. Городские пусть идут на остановку пассажирского автотранспорта, а русалы – к себе, в свою водную или лесную среду! Запомните! Вы здесь никогда не были!
– Да, не были, – сказал низкорослый, совсем юный русал. – Но когда-нибудь побываем.
– Ничего здесь хорошего нет, – заметил Платонов. – Вполне, можно проводить время с друзьями в других местах. Россия велика. Есть, где отвести душу и порадовать сердце.
Уходя прочь от придорожной поляны, никто из них даже не обратил внимания на то, что один из них так и не поднялся на ноги. Они ничего не помнили, не знали и не желали знать. Просто уходили, радовались солнцу и не такой уж и жаркой по земным меркам погоде.
– Так будет лучше, – заметил Гиров и тут же спросил у друга. – Ты думаешь, Родька, что тот парень мёртвый?
– Что тут думать, Миша. Разглядывать его труп некогда. Возьмём его с собой, потом разберёмся. Может быть, я его оживлю.
Они загрузили тело Снегирёва на заднее сидение «попрыгунчика».
Родион пощупал ещё раз его пульс, покачал головой.
– Чёрт его знает! Вроде, частично жив, – сказал Платонов. – Я думаю, очухается. У юноши явное сотрясение головного мозга, если таковой имеется. По башне ему хорошо досталось. Может быть, и мы с тобой постарались… частично.
– Сотрясение чепуха, Родион Тихонович! Вылечим за секунду, – засмеялся Гиров, почёсывая свою густую чёрную бороду. – Я пошепчу – и парень будет, как новый.
Очень подробно Гиров начал рассказывать другу о том, что всем драчунам он выдал целенаправленный заряд выздоровления. Ведь у человеческого организма огромные возможности, которые он использует в обыденной жизни, всего лишь, на один-два процента. Тем, кому удаётся довести обновление своего физического и духовного состояния до пяти-шести, считается практически гением, и не без основания.
– Силу слова своего знаю, – заверил Михаил. – После того, как чего-то я очень сильно пожелаю, то всё свершится не на пять-шесть процентов, а на сто.
– Все существа на Земле мыслящие, даже какой-нибудь жучок или паучок, – заметил Платонов. – Каждое – личность. Бесспорно. Но тебя, Миша, опять понесло по кочкам. От скромности ты не умрёшь. Хотя не отрицаю, ты – молоток! Ценный кадр.
– Мне реклама не нужна, Родька. Просто я очень хочу, чтобы хорошие люди жили хорошо, а негодяи получали по заслугам. Вот и вся моя философия.
Разумеется, Платонов с ним спорить не стал. Ведь, в принципе, его друг прав.
Они уже собрались сесть в машину, как увидели на обочине дороги долговязого старика, обросшего не то густыми зелёными водорослями, не то шерстью. Смешной дед. Вместо волос на голове, усов и бороды имел точно такую же растительность. Увидев их странного вида незнакомец, дал знак рукой, чтобы они не спешили уезжать.
– Приветствуем тебя, отец! – Сказал Платонов. – Кто ты и чего тебе нужно от нас?
– Мы готовы тебя выслушать, почтенный! – Подал голос и Гиров. – Задавай свои вопросы. Но сначала сообщи нам что-то и о себе.
– Я смотритель и хранитель здешней реки, – ответил старик, – по вашим человеческим представлениям и понятиям, водяной. Зовут меня Сьва, и я против того, чтобы вы вмешивались в те события, которые должны происходить сами собой. Смешна и нелепа ваша мнимая святость на основе, как вам кажется, благих побуждений, поступков и действий.
– Разве, почтенный Сьва ты появился на свет с той целью, чтобы давать посторонним людям советы, – сурово сказал Платонов, – в которых они не нуждаются?
– Ты бы хотел, Сьва, чтобы молодые люди и русалы уничтожали друг друга или попали под суд, в данном случае, под расстрел или на переделку? – Спросил у старика Гиров. – Других наказаний за содеянное здесь пока нет.
– Каждое мыслящее существо должно пройти через свой круг испытаний, и этому не будет конца, – продолжал спорить с ними Сьва. – А вмешательство в происходящее – и смех, и грех.
– Вот, что, господин водяной Сьва, дающий назойливые советы, – категорично сказал Гиров, – лично я живу на этой Земле, в России, чтобы совершать добрые и полезные поступки. Я чувствую это. Меня на это благословили Высшие Силы. Если бы всё происходило иначе, то и я был бы другим. Я эти чувствую.
– А между тем, Михаил, – заметил водяной, – ты и твой друг, Родион, совершаете зло. Но вам и невдомёк.
– Ты даже наши имена знаешь, Сьва! Ты не простой старик, а чародей, – сказал Родион.– Но если я что-то и делаю, то возвращаю умершее к жизни. Что ж в этом плохого?
– Ты не бог и не дьявол, – стоял на своём Сьва, – ты – человек, всего лишь, и в предыдущей жизни таким был. Скорее, ты – подобие человека, обычный элементал. Не особо добрым и справедливым тебя в предыдущей жизни никто не считал. Ни счастья, ни богатства ты не знал. Да и тебе оно ни к чему. Но это к слову.
– Я всегда был и останусь человеком! – Рассердился Михаил, – А ты вот, Сьва, как раз элементал и есть. Даже демон. Только вот, почему, то не с крыльями, а двуногий? А ведь чувствую, что был ты в минувшей жизни в стране, тоже в России, но совсем в другой мультимиллионером, чёрным финансистом. Ты являлся вором и самым настоящим палачом! Тебе ли нас учить?
– Мне! – Твёрдо сказал старик. – Кто я и что, мне ведомо. Но вот ты, как раз, Гиров, точнее, вселившийся в брошенное тело, есть великий злодей. Ты не простой элементал, а кровавый. Нельзя изменить то, что невозможно переделать.
– Тебе ли, страшная суть, – сказал старику Сьва Михал, – спорить с Богом? Я такой, каким он меня создал. Я – нормальный человек, и мне только в кошмарных снах видится, что я убийца и злодей. Всего лишь, видения.
Водяной не сомневался в том, что существо с чёрной душой не может встать на тропу добра. Сьва наставительно посоветовал Гирову и сейчас жить просто, не задумываясь, не надеясь на свои добрые намерения и великие способности и возможности. Получалось, что перемен к лучшему не предвидится.
Понятно, что Михаил не желал признавать, что он элементал, живущий в чужом теле. Да ведь если бы это было так, то он, наверное, помнил и знал об этом.
– Если бы я был мощным и злым духом, то не вселился бы в другое тело, – возразил Гиров. – Наверное, я просто парил бы в небе, как птица.
– Не всё дано тебе знать и уметь, и даже помнить, – сказал водяной и растворился в воздухе и крикнул из ниоткуда. – Не переусердствуй!
– Не старик, а чертовщина какая-то! – Засмеялся Платонов. – Мне показалось, что говорит совсем не то, что думает. Это какое-то злое существо, ряженное, под маской. Не обращай внимания на этот бред, Миша! Поехали!
Они сели в «попрыгунчик» и продолжили путь. Платонов, как обычно, вёл машину.
По дороге Иван Снегирёв пришёл в себя.
– Ой, голова моя! – Застонал он. – Куда вы меня везёте, президентские шкуры? На расстрел? Не получится! Я – Снегирёв! Вам понятно? За меня есть, кому заступиться. У вас неприятности будут.
– Лежи, пацан с птичьей фамилией! – Миролюбиво осадил его Платонов. – Мы считали, что ты уже дохлый. Везём тебя на городскую свалку.
– При первой же остановке, – сообщил ему Гиров, – мы посмотрим, что у тебя с твоей дурной головой. Перепил, наверное, мальчик. По крайней мере, череп расцарапан только сверху.
– Гады, повторил Снегирёв, – давайте по-честному! По полному… честнаку! Куда вы меня везёте?
– Если не заткнёшь свою пасть, – пригрозил хулигану Родион, – мы выбросим тебя, где-нибудь, у обочины дороги. Кому ты нужен, Снегирев, со своей алкогольной натурой и дохлыми претензиями на какие-то привилегии!
– Я поэт! Я философ и борец за истинную свободу и демократию! – Закричал Снегирёв. – Я среди тех, кто борется в России за нормальные человеческие права! Я – Иван Аркадьевич Снегирёв! Ты чего на меня пялишься, бородатый?
– Мне так нравится. А ты – никто, мальчик, – заметил Михаил, – и зовут тебя Никак. Государство, аппарат подавления и узаконенного разбоя, сметёт тебя, как лавину мусора с большой дороги. Ты поверил, мелкий пёсик, что слон тебе позволил тявкать на него? У него своё понятие о демократии, и он в борьбе за свои личные права не оставит от того, что существует веками, камня на камне. А ты, всего лишь, мелкая подстава, коих сейчас тысячи. Бараны – на заклание! Есть предположение, что тебя используют втёмную, возможно, и купили с потрохами.
– Смотри-ка, блюститель порядка, а тоже философ, – простонал Снегирёв. – Как же у меня болит голова!
– Если ты, Снегирёв, не побоишься себе сказать – «я дерьмо», значит, возможно, и станешь человеком, – подал голос Платонов, сидящий за рулём. – А гуманистов и президентских шкур, как ты выразился, ищи в другом обществе! Мы – ни те, и не другие.
– Я – дерьмо, – тихо сказал Снегирёв, – я об этом знаю. Но я поэт и борец за свободу российского народа!
Он начал говорить, что его мысли и стихи помнят наизусть миллионы пользователей, Интернета, могучих и непобедимых социальных сетей.
Они сделали небольшую остановку. Платонов, а потом и Гиров внимательно осмотрели голову Снегирёва. Михаил сделал несколько движений ладонями вокруг черепа Ивана – сверху вниз, как и положено. Так ведь снимают потоки негативных волн и явлений экстрасенсы и колдуны, да и заштатные гипнотизёры. Опускают энергией собственных ладоней «болезнетворные волны» пациента и прочий негатив к земле. Она примет и преобразует всё. Как всегда.
Ещё Иван Снегирёв сказал, что он плевать хотел на всяких разных лауреатов, которые награждают премиями друг друга. Ему на них даже больше, чем плевать. Они не умеют и двух слов связать и забыли, что такое русский язык. Ведь уже устойчивой стала горбатая фраза – «прогибаться под кого-то». Блажь! Искажение русского языка, перемешанное со штампами и лозунгами такого же уровня. Прогибаться нельзя под кого-то, а только – «перед кем-то». Говори, чёрт возьми, матами, на сленге, но только не штампами и по-русски.
– Тут ты, конечно, Ваня, прав, – согласился с ним Платонов. – Министр культуры в России есть, а вот сама культура начисто отсутствует. Но яркими её представителями стали… Одним словом, хлам какой-то. Полный отстой!
– Да, – поддержал друга Гиров, – не телеэкране сплошь дебильные, тупые и самодовольные рожи. При этом они что-то ещё и говорят и любуются своим голосом. Чёртов процесс флотации! Плывущие и говорящие испражнения! Страшная сказка, ставшая явью. Когда всё это закончится?
Снегирёв, прикрыв глаза, прочитал наизусть стихотворную строфу:
– Зажигаю свечу, и на пламя огня
Прилетает ночной мотылёк.
Он долгие вёрсты летел сюда
Для того, чтобы просто сгореть.
Чтобы произвести на слушателей большее впечатление, Снегирёв приподнялся с места, стараясь посмотреть в глаза хоть одному из друзей. Так до них быстрей дойдёт «глубина образа».
– Мысль не новая. Это что-то из самой древней поэзии, – засмеялся Платонов.– Или я ошибаюсь?
– Чёрта с два! – Запротестовал Снегирёв. – Это моё стихотворение! Понял? Это моё… и никакому проходимцу и современному классику я её не отдам! Пусть пишет… сам. А если он подох, то пусть и там мои мысли не выдаёт за свои.
Платонов жестом руки дал знать Снегирёву, чтобы тот лежал или сидел спокойно. Иван, махнув рукой, подчинился.
«Попрыгунчик» передвигался по ответвлению дороги, пролегающей через небольшое поселение, каких многие тысячи в средней полосе России, с магазином, общеобразовательной школой, с домом встреч и расставаний, где были установлены даже игровые автоматы… Не простые, а с объёмным цветным изображением, звуком, запахами, Одним словом, всё почти, как в большом городе.
– Ваня, – спросил Гиров у Снегирёва, – голова не болит? Помогли мои заклинания?
– Да, помогли, – Снегирёв повеселел, широко улыбался, поправляя на голове повязку. – Я никогда бы в такое не поверил. Ты кто? Колдун?
– Я-то ладно. А вот мой друг, Родион Платонов, врач и целитель высочайшего уровня, – сказал Гиров. – Если бы ты умер, то он тебя бы оживил. Элементарно! Он в недавнем времени – ученик Верховной школы врачевателей и знахарей. Правда, его оттуда выперли, потому что он умней всех этих академиков и профессоров.