Марика что-то промычала, ее папаня на миг замолк, а потом разразился новым потоком брани:
– Ты там, да?! В чужом доме? Пытаешься увести чужого раба???
– Да, я его подарила, а они тут… Я просто хотела забрать… С приставом…
– Молчи, дура! Просто молчи! Во взрослые игры решила поиграть?
Власова вся сжалась от грозных отцовских воплей, бросила затравленный взгляд в сторону двери. Похоже, хвост он ей хорошо накрутит, чтобы неповадно было к другим лезть.
В гостиную заходит префект, следом за ним, подобострастно улыбаясь, семенит пристав. Все, наговорились? Внутри поднимается цунами. Я больше не могу держать себя в руках, нервы обнажены, каждый звук отзывается болью в грудной клетке.
Они подходят ближе, и я уже просто не могу сделать и вдоха.
Пристав выходит вперед и начинает растекаться передо мной в извинениях, дескать, это недопонимание, недоразумение, ошибка. Старался изо всех сил, разве что руки лобызать не начал. У меня ступор, ничего не понимаю, а спросить, уточнить просто нет сил. Только смотрю на него, медленно моргая.
Тут закручивается новый виток событий. По служебной рации полицейским поступает вызов. Ответ, минутное молчание, выслушивание собеседника, в конце невозмутимое "принято", и отбой.
Не проходит и двух секунд, как наглая блондинка, измотавшая нам все нервы, оказывается с заломленными за спину руками. Один полицейский невозмутимо читает ей ее права, другой, скрутив, ведет к выходу. Остальные просто идут следом, извинившись за доставленные неудобства.
Власова настолько ошарашена происходящим, что даже не пытается сопротивляться. Только нелепо открыла рот и недоверчиво распахнула глаза, не понимая, как так вышло, что только недавно она была на коне, практически получив желаемое, а сейчас ее уводят как преступницу. Не знаю, что ее ждет дальше, да мне, если честно, плевать на ее дальнейшую судьбу.
Пристав, чуть ли не кланяясь и не приседая в реверансах, пятится в сторону двери и спустя мгновение исчезает из поля зрения.
Смотрю ему вслед, до сих пор не осознав происходящее. Префект подходит ко мне и, смерив задумчивым взглядом, произносит:
– Поздравляю, у вас очень влиятельные друзья. Больше вас никто не посмеет побеспокоить. Если вдруг проблемы все-таки возникнут – свяжитесь со мной, – протягивает свою визитку, которую пытаюсь взять непослушными пальцами, роняю на пол. Вспыхнув, торопливо наклоняюсь, поднимаю бумажный прямоугольник и выжимаю из себя измученное, еле разборчивое:
– Спасибо!
Он лишь хмыкает, явно недоумевая еще больше, почему за меня просил такой важный человек как Барсадов, и напоследок одарив снисходительным "До свидания", направляется к выходу.
– До свидания, – шепчу ему в спину.
В какие-то считанные мгновения дом полностью опустел. Незваные гости испарились, остались только мы втроем, замерев на своих местах, не в силах ни пошевелиться, ни вздохнуть нормально.
Прошло, наверное, минут пять, прежде чем Лазарев заговорил первым, нарушая напряженную, надсадную тишину:
– Черт, я с вами чуть не поседел! – быстрым шагом уходит прочь, и я знаю, что обратно он не вернётся, пока не выкурит полпачки и не успокоится.
Тимур медленно поднимается со стула и на негнущихся ногах бредет на кухню, оставляя меня в гордом одиночестве. Только сейчас получается глубоко, с надрывом вздохнуть. Сердце бьётся где-то в горле, колоколом отдавая в висках. Не верится, что все закончилось, что пристав ушел ни с чем, что Марику увели под конвоем, что больше никто не посмеет к нам сунуться.
Ноги словно ватные, не слушаются. Кое-как, пошатываясь, иду в сторону кухни. Все вокруг будто размывчатое пёстрое месиво, не понимаю ничего.
Замерев на пороге кухни, смотрю на Тимура.
Парень стоял, уперевшись руками в столешницу, низко склонив голову. Широкие плечи напряжены до предела, дыхание сдавленное.
Вижу, что накрыл откат после всего произошедшего, и не получается взять себя в руки. Я даже представить боялась, что у него сейчас творится внутри, как его ломает от всего происходящего.
Не совсем понимая, что делаю, направилась к нему. Тим стоял, погруженный в свои тяжкие мысли, не обращая внимания ни на что.
На миг остановилась, глядя на широкую спину, вздымающуюся в такт дыханию, чувствуя, что невыносимо хочется к нему прикоснуться.
В другой ситуации, может, и отступила бы, но только не сегодня. Только не после того, как чуть было его не потеряла.
Молча подошла ближе, прикрыв глаза, обвила руками его талию.
Он действительно не замечал моего присутствия до этого момента. Почувствовав мои руки, непроизвольно вздрогнул. Думала, оттолкнет, но вместо этого лишь покосился на меня через плечо.
Ощущение такое, будто прикасаюсь к проводу под высоким напряжением. Он весь словно гудит, вибрирует. Против воли, обнимаю его ещё крепче, прижимаясь лбом к спине, и замираю, едва дыша. Кажется, что ещё миг, ещё одна секунда и сорвусь с обрыва в пропасть.
Прислушиваюсь к тому, как быстро, гулко, неровно бьётся его сердце. Вдыхаю его запах. Чувствую, как иду ко дну.
Тимур тяжело вздыхает, нервно сглатывает, и я ощущаю, как его тело постепенно расслабляется. Он успокаивается.
Вот так. Все хорошо. Мы справились.
Сердце делает кувырок в груди, когда чувствую, как его ладонь накрывает мои руки, сцепленные на животе.
Так и стоим, не в силах пошевелиться, отступить. Держимся друг за друга, потому что по отдельности уже никак.
Странная ситуация, неправильная. Невольно ловлю себя на мысли, что нам бы встретиться в другое время, при других обстоятельствах. Тогда все могло быть иначе. Совсем по-другому. Не было бы хозяйки, раба Барсика. Не было бы всего этого кошмара.
Только мы.
От этих мыслей становится не по себе. Не имею я права так думать. Вообще не имею права к нему подходить. Табу. И не только потому, что он может воспринять это как домогательство со стороны хозяина. Нет. Потому, что через два месяца он снова станет вольным и просто уйдет, сделает шаг в новую жизнь, а я навсегда останусь для него эпизодом из сумрачного прошлого. От этого становится больно в груди. Отступаю, несмотря на пустоту, разливающуюся внутри. Мои руки плавно выскальзывают из-под его ладони. Уже сожалея о своём опрометчивом поступке, иду в сторону выхода, но спустя несколько шагов замираю, словно пригвожденная к месту его тихим, хриплым голосом:
– Спасибо, – произнес Тимур, и я прикрыла глаза, пытаясь удержать тоску, клубящуюся в груди.
– Тебе надо благодарить не меня, а Никиту. Если бы он не заметил тревожных сигналов, общаясь с Марикой, мы бы не подготовились, и она вполне могла тебя увести. Так что Лазарева благодари за своё спасение. Не меня, – говорю, уже не пытаясь скрывать дрожь в голосе. В голове пульсирует мысль: "я-то все упустила".
Развернувшись, ухожу, чувствуя, как он смотрит вслед. От пережитого трясет так, что стучат зубы. Торопливо, боясь нарваться на Никиту, иду, чуть ли не бегу, в свою комнату. Ворвавшись внутрь, захлопываю за собой дверь, прижимаюсь к ней спиной, затылком. Прикрыв глаза, чувствую, как по щекам бегут первые слезы.
Этот день вымотал меня, вывернул наизнанку, выпотрошил.
Да, все закончилось хорошо, но чувство, будто разобрали, перетряхнули всю душу и бесформенной кучей засыпали обратно осколки, грязные истрепанные ошмётки.
Иду в душ, включаю воду на полную. Горячие струи обжигают, но мне холодно. Меня по-прежнему трясет от осознания того, что сегодня из-за своей халатности могла потерять Тимура. Если бы не его отец, если бы не Лазарев, то Марика смогла бы его увести.
Все кончилось, но душу рвет от ужаса всего происходящего. Уже не пытаюсь сдерживаться и не хочу этого. Опустившись на колени, реву, одной рукой зажимая рот, а второй давя на грудную клетку, пытаясь хоть как-то унять боль при вдохе.
Страшно оттого, что могла потерять Тимура. А ещё страшнее от того, что поняла простую вещь. Я без него не смогу. Просто не смогу и все. И то, что вначале приняла за влюбленность, на самом деле нечто большее.
Я люблю его..
Глава 6
После всего произошедшего дом будто застыл, погрузился в оцепенение.
Я просидела в своей комнате до самого вечера, забравшись с ногами в кресло, сама того не желая, раз за разом проигрывая в мозгу сегодняшнее утро. Изводила себя, задыхалась от переполняющих эмоций. Мне было холодно. На улице лето, жара, а мне холодно до такой степени, что зуб на зуб не попадает. И нет никакой возможности согреться, потому что ощущение, будто в груди застрял колючий кусок льда, вымораживающий внутренние органы.
Меня никто не беспокоил, никто не заходил. Я была полностью предоставлена своим мыслям, утопала в них, беспомощно барахталась и не находила сил, чтобы выплыть.
Не могла понять, что страшнее. Все, что произошло сегодня в моем доме, или выводы, к которым я в результате пришла.
А еще я не знала, что же делать дальше. Внезапно осознала пугающую реальность.
Через пару дней Лазарев уедет, а мы с Тимуром снова останемся вдвоем, наедине. Одолевали сомнения, что получится общаться, как раньше.
Я не смогу.
Как выдержать, если сердце сбивается с ритма, когда глядишь на него? Как выдержать осознание того, что шансов нет? Мы с ним по разные стороны баррикад.
Статус наших отношений: "раб-хозяйка". И он навсегда останется между нами. Хотя наше "навсегда" почти закончилось. Два месяца и все. Не будет ни хозяйки, ни раба. Не будет ничего. Нас не будет. Впрочем, нас и так нет.
Со свистом втягиваю воздух, легкие сводит, будто приступ астмы. Чувствую себя загнанной в тупик зверюшкой, отчаянно пытающейся найти выход, сбежать, но все бесполезно. Выхода нет. Только смириться, принять горькую реальность и попытаться не свихнуться в оставшееся время.
На ужин я не вышла. Не хотелось ничего. Ни еды, ни воды. И видеть никого не хотелось.
Пряталась от самой себя в темной тишине комнаты, устремив печальный взор на окно, рассеянно отмечая, как на потемневшем небе одна за другой загораются звезды.
Потом и вовсе перебралась на кровать, натянула на голову одеяло и прикрыла глаза, сомневаясь, что получится заснуть.
Утро встретило солнечными лучами, пробивающимися в окно. Яркие, до неприличия живые, они болью отдавались где-то внутри под сердцем, предвещая начало нового непростого дня.
Нехотя поднялась на ноги, умылась, не удостоив свое отражение в зеркале даже мимолетным взглядом. Эйфория от собственного преображения исчезла, сошла на нет и уже казалась чем-то далеким, несущественным. Будто ее и не было.
Выйдя из комнаты, уловила голоса с кухни. Оба там. И Никита, и Тимур. Непроизвольно сделала шаг назад, подсознательно желая сбежать, спрятаться, но в последний момент остановилась, одернула себя. В таком побеге нет смысла. От себя не сбежишь. От осознания этого внутри разливается апатия, приправленная обреченностью.
Мне никуда не деться. Замкнутый круг, в который загнали обстоятельства. Западня.
Иду к ним. И с каждым шагом внутри снова все леденеет. Хорошо. Сейчас я этому рада. Пусть лучше безразличный холод, чем черная тоска и дикий блеск безумных глаз.
Зайдя на кухню, обнаружила этих двоих за столом.
– Доброе утро, – голос получился хриплым, монотонным.
Тимур кивнул, а Никита, скользнув по моему помятому лицу проницательным взглядом, уточнил:
– Доброе ли? По тебе не скажешь.
Я лишь отмахнулась:
– Почти не спала после вчерашнего, – пусть уж лучше думают, что из-за произошедшего мучилась, – что не сон, то кошмар. Трясло всю ночь.
Что ж, наполовину правда. Остальное им знать не обязательно.
– Не одну тебя, добро пожаловать в наш клуб, – невесело усмехнулся Лазарев, – как раз об этом говорили. Эх, и дала проср*ться твоя дражайшая подруга. Вчера просто в шоке был, даже слов найти не мог, когда все свалили. Сегодня хоть могу подвести итог.
Это просто п***ц какой-то. Эмоциональная мясорубка.
Опять махнула рукой:
– Даже говорить не хочу об этом. Жесть полнейшая, – набравшись сил, смотрю на Тимура: – А ты как?
Он сделал неопределенный жест рукой, дескать, с переменным успехом.
– Ты молодец, что удержался. Не сорвался, – выдаю скупую похвалу.
– Ага. Я такой! – хмыкает Тимур. – Сдержанность, вообще, мой конек. Просто Бог выдержки.
Фраза, произнесенная придурковато-бодрым голосом, звучит настолько нелепо, что нас пробирает смех. Нервный, нездоровый, навзрыд.
Ржем, как три придурка, и никак не можем успокоиться. Как ни странно, на душе становится чуть легче, несмотря на то, что от этого болезненного смеха на глазах выступают слезы.
Черт, сейчас точно разревусь, прямо перед ними. Истерично, навзрыд.
Кое-как смахиваю слезы и отворачиваюсь к шкафу, чтобы достать чашку.
На губах все еще играет полубезумная улыбка. Все, пора лечиться. Однозначно. Пока еще есть шанс без потерь восстановить расшатанные нервы. Лазарев с Тимуром тоже замолкают.
– Бл*, это точно нервное, – протяжно констатирует очевидный факт Никита.
Сделав себе кофе, снова поворачиваюсь к ним и чуть не роняю кружку на пол, только сейчас заметив браслет на руке у Тимура. Из легких будто выбили весь воздух. Смотрю, не отрываясь, на полоску ненавистного металла, плотно обхватывающую его запястье. В недоумении перевожу взгляд на Лазарева, потом опять на Тимура:
– Это что?
Неловкая тишина, парни переглядываются между собой, а у меня начинает жечь кожу, будто это на мне браслет, а не на нем.
– Тут такое дело… Мы подумали и…– начал было Никита, но его перебил Тим:
– Вась, лучше так, – произнес спокойно, невозмутимо, будто обсуждал погоду, – пусть себе висит на руке, он мне не мешает.
Смотрю на него во все глаза. Не ты ли, сдержанный ты мой, всеми силами старался избежать браслетов, мрачнея от одного только упоминания о них??? А теперь сидишь как ни в чем не бывало??? Ни один мускул на лице не дрогнет. Недовольно поджимаю губы, не понимая своей реакции. Все правильно, все так. События вчерашнего дня к такому итогу и должны были привести. Лучше в браслетах, но спокойно, не искушая удачу, которая в следующий раз может быть не на нашей стороне. Так спокойнее, чем без браслетов, но на грани. Все верно. Но внутри просто яд разъедает грудную клетку, когда смотрю на это "украшение". Господи, как же я не выношу эту планету!
Снова отворачиваюсь к окну, чтобы никто не увидел моих глаз, не понял, что творится на душе.
– Я ж говорил, что ее убедить в этом будет сложнее, чем тебя, – слышу голос Лазарева за спиной и мгновенно закипаю. От всего этого безумия, от грязи, в которой вынуждены барахтаться. И даже мысли о том, что через пару месяцев все закончится, не смягчают состояние. Наоборот, добавляют горечи.
Несколько раз вдыхаю глубоко и так же глубоко выдыхаю, пытаясь успокоить мечущееся в груди сердце. Тише, Васька, тише. Никита прав, как всегда. Он смотрит наперед. Учится на своих ошибках, делает выводы и предпринимает все, чтобы снова не сорваться в бездну. Нам всем.
Взяв себя в руки, разворачиваюсь к ним, даже не пытаясь скрыть свое недовольство.
– Мне тоже надо его носить? – киваю в сторону браслета, тускло поблескивающего на руке Тимура.
– Вообще-то, да, Вась, – Никита пристально следит за моей реакцией, – у него фиолетовый уровень. Значит, браслеты должны быть всегда.
– Гадство, – простонала, потирая бровь.
– Все не так уж и плохо, – Лазарев пытается приободрить улыбкой, – Тимур вон и тот спокойно его переносит.
Невольно смотрю на парня. Он сидит, облокотившись на стол, и смотрит на меня исподлобья. Спокойно, будто говорим не о браслетах, способных скрутить его в бараний рог, а об обычных часах. И тут до меня доходит, почему он так реагирует на происходящее.