– Я подожду в комнате, – сказала она, вышла из кухни, прикрыв дверь, и сразу нырнула в ванную. Она не могла себе позволить принять душ, но кое-какие гигиенические процедуры все же провела. Из ванной она быстро прошла в комнату и принялась лихорадочно раздеваться.
Когда Константин Эдуардович вкатил в комнату сервировочный столик с чайником, двумя чашками и блюдом с пряниками, обнаженная Майя, сжавшись в комок, сидела на диване, несколько прикрывшись все тем же джемперком с кошкой, и смотрела на него с испугом и надеждой. Преподаватель от неожиданности остановился в дверях, потом потер рукой подбородок, оставил столик, подошел к дивану, опять опустился перед Майей на корточки и так долго смотрел ей в глаза, что девушка не выдержала и, чуть не плача, проговорила:
– Ну что же вы… медлите… Я же все… для вас…
– Майечка, ты уверена, что к этому готова? – спросил он.
– Я… да… я давно готова… для вас… только для вас… Никому и никогда раньше…
– Да я это сразу понял, что никому и никогда… И я боюсь причинить тебе боль… Боюсь, что для тебя это слишком рано, что ненужно еще…
– Нет! Не рано! – вскрикнула она. – Я хочу! Для вас! Я люблю вас! И вы не можете отказаться! Нельзя! Это будет подло! Низко! Вы не такой! Я знаю!
– Да откуда тебе меня знать… – Иващенко вздохнул и окинул ото лба волосы таким нервным жестом, что девушка поняла: он тоже волнуется. Это придало ей силы. Так и прижимая к груди кошку на джемпере, она потянулась другой рукой к своему преподавателю, как уже делала в прошлый раз, провела ладонью по его щеке и сказала:
– Я все про вас знаю… Ну… то есть… чувствую… Вы не волнуйтесь так… Все будет хорошо, вот увидите…
– Ты меня еще и успокаиваешь… – проговорил он и забрал у нее серый джемперок.
Прикосновения Константина Эдуардовича были бережны и ласковы. Майя хвалила себя за то, что сказала подруге правду: происходящее сейчас между ней и мужчиной, было волшебно. В лексиконе девушки не было слов, чтобы описать полнее и подробнее свои ощущения. Все было ново, остро, сладостно и прекрасно. И когда она уже решила, что находится на пике счастья, ее вдруг пронзила такая боль, что она, не удержавшись, вскрикнула.
– Ну вот… – огорченно произнес ее мужчина глухим голосом. – Я ведь говорил…
– Это ничего… ничего… – тут же принялась утешать его Майя. – Это ведь просто плата за радость и счастье! И пусть всегда будет боль! Я готова платить, только чтобы вы… чтобы со мной… Чтобы вам было хорошо…
– Глупенькая моя девочка! – Константин Эдуардович крепко прижал ее к себе. – Все заживет, и тебе больше никогда не будет больно. Я не знаю, насколько будет хорошо, но больно уже не будет – это точно!
– Мне все равно, все равно, – продолжала твердить она. – Лишь бы вы… лишь бы с вами…
– Майя! – Иващенко отстранил ее от себя и, глядя в глаза, с улыбкой сказал: – Ты теперь должна говорить мне «ты»!
– Да? – удивилась она, хотя кинематограф давно уже всем объяснил, что после интимной близости люди переходят на «ты». – Константин Эдуардович, я не смогу… сразу не смогу…
– И теперь я для тебя вовсе не Константин Эдуардович, а просто… Костя… Ну-ка повтори: Ко-стя!
– Нет! Я не могу! – заупрямилась Майя, смущенно улыбаясь.
– Ничего не поделаешь, девушка! Таковы условия! Повторяй за мной: Ко-стя…
Майя набрала в грудь побольше воздуха и очень тихо повторила, так же, как он, по слогам, будто впервые училась говорить:
– Ко-стя… – И от звуков этого простого имени, которое она заставила себя произнести, у нее опять кругом пошла голова. Это было так необыкновенно, так волнующе, что хотелось плакать и смеяться одновременно.
– Гляди-ка, получается! – Иващенко расхохотался и потребовал: – А теперь сама! Давай! Скажи-ка что-нибудь на «ты» и назови по имени!
Майя улыбнулась. Потом улыбка погасла. Она очень серьезно посмотрела в глаза своему преподавателю и произнесла слова, от которых вся ее кожа покрылась мурашками:
– Я люблю… тебя… Костя…
Иващенко тоже стал серьезен. Он чуть помедлил, но все же ответил:
– Я постараюсь любить тебя так же сильно.
Майя не смогла больше сдерживать нахлынувшие эмоции и расплакалась.
– Где ты была? – сурово спросила мама, как только переступила порог квартиры. По заведенной у них традиции Майя всегда выходила из своей комнаты навстречу родителям, приходящим с работы, и потому мамин вопрос сразу достиг ушей дочери.
– Я же тебе написала, – ответила Майя.
– Почему не перезвонила?!
– Потому что мы были заняты!
– Чем таким можно было заниматься, что даже не позвонить матери, которая волнуется?!
– Может быть, ты все же войдешь в квартиру! – предложила ей Майя, и сама втащила маму в коридор.
– Трудно себя сдерживать, когда дочь так себя ведет! – сказала Мария Максимовна.
– Можно подумать, что я безобразно себя веду! Вечером я написала тебе сообщение, где нахожусь, утром написала, что все в порядке! Что тебе еще нужно?!
– Мне нужно слышать твой голос!! Мало ли кто может взять твой телефон и написать родителям сообщение, чтобы усыпить их бдительность!!
– Мама!! Ну что ты городишь!! – возмутилась Майя. – Ты лучше раздевайся! Все же в порядке! Давай сумку!
Мария Максимовна хотела еще что-то сказать, но только безнадежно махнула рукой, сунула сумку дочери и рухнула на ящик для обуви, чтобы в относительном комфорте расстегнуть сапоги.
Майя выгружала на кухонный стол продукты из маминой сумки и думала о том, что она с большим удовольствием призналась бы всему свету о том, как счастлива. При этом она понимала, что делать этого сейчас еще нельзя, а маму вообще незачем пугать. Она же непременно все поймет неправильно. А все ли правильно в ее жизни? Не совершила ли она ошибку? Конечно, нет! Разве может быть ошибкой, что она преподнесла себя в дар любимому человеку и сказала: «Владей. Распоряжайся. Я твоя.» Конкретно эти слова она ему, конечно, не говорила, но все было ясно и без них. Константин Эдуардович во всем разобрался. Впрочем, почему она по-прежнему называет его Константином Эдуардовичем? Он же для нее теперь просто Костя… Ко-стя… Майе никогда не нравилось это имя. Почему-то оно вульгарно-буквально ассоциировалась в ее мозгу с чем-то неприятно костлявым. Но Иващенко не был чрезмерно худым. Он был… нормальным… Майя вспомнила ощущение тяжести от его тела, и у нее перехватило дыхание. Надо же, как странно! Мир вокруг совершенно не изменился, а она стала другая! С ней сегодня произошло нечто очень серьезное. Она теперь… окончательно взрослая. У нее есть мужчина. Не сопливый мальчишка и даже не стильный Глеб Измайлов. Мужчина. Константин… Костя… Самый важный, самый любимый…
Весь вечер Майя была сама не своя. Она не могла ничем заниматься. Она пыталась читать книгу, но поймала себя на том, что точно так же не может вникнуть в ее содержание, как вчера в суть спектакля. Отложив книгу, девушка открыла ноутбук и зашла на свою страницу в социальной сети «Мы вместе». Она намеривалась послушать музыку, но сегодня и эта страница, и загруженные музыкальные записи, и видео, и фотографии, и приколы друзей показались ей детскими и глупыми. Выключив комп, Майя прошла в большую комнату и включила телевизор. Ни на одном канале она не смогла найти ничего стоящего, ничего такого, что могло бы удовлетворить ее, обновленную и взрослую. Люди на экране суетились, чего-то добивались, против чего-то протестовали, обменивались кулинарными рецептами, пели дурацкие песни, не понимая, что все есть суета сует и сущая ерунда по сравнению с любовью, которая заполнила ее всю и одна лишь была важна. Больше всего Майе хотелось бежать к нему, к Косте, пить с ним чай, обнимать его, целовать, но она понимала, что не стоит так уж навязываться. Это она может слоняться по квартире и ничего не делать. А ему надо готовиться к лекциям и лабораторным, проверять студенческие работы, да и вообще – мало ли чем может заниматься дома серьезный мужчина, доцент Политехнического института. Вспомнив про то, что Иващенко доцент, Майя опять бросилась в свою комнату и включила ноутбук. Ей хотелось уточнить, кто такой доцент. Оказалось, что преподаватель высшего учебного заведения, занимающий должность доцента, как правило, должен иметь ученую степень кандидата наук. Вот как! Ее Костя не какой-нибудь там завалящий преподаватель! Он кандидат наук! Это наполнило ее гордостью и опять щемящей нежностью.
Майе захотелось очередной раз всплакнуть без особой причины, когда раздалось пиликанье мобильника, который таким образом сообщал, что пришло сообщение. Девушка нехотя взяла телефон, открыла сообщение и прочитала: «Как ты там, моя девочка?». Подписано оно было просто: «Костя.» Майя аж вскочила со стула. Надо же! От Иващенко! Но как он узнал ее номер? Она же ему его не называла! Впрочем, все просто. В личных делах студентов, конечно же, есть номера мобильных телефонов. Майя вспомнила, как при поступлении в институт заполняла анкету, где была графа: «Телефон для связи».
Сначала Майя хотела позвонить Константину Эдуардовичу, но вовремя раздумала – вдруг мама услышит. Объясняться с ней желания не было. Она плюхнулась в кресло, поудобнее в нем устроилась и ответила:
«Я скучаю».
Через пару минут был получен ответ:
«Я тоже».
У Майи загорелись щеки. Неужели все это происходит на самом деле? Костя, Константин Эдуардович Иващенко, кандидат химических наук и доцент Политехнического института пишет ей смс-ки, как какой-нибудь студент первого курса! До чего же это странно… И как же это здорово!
«Я могу приехать», – написала она, отослала и тут же испугалась того, что сделала. Ну как она сейчас уйдет из дома? Что сказать маме? Но ей не пришлось ничего сочинять, поскольку Константин Эдуардович ответил:
«Давай лучше встретимся завтра. Может быть, ты сможешь опять «заночевать» у Риты?»
«Конечно!», – особо не раздумывая, написала она.
«Целую мою девочку».
«И я целую», – отстукала Майя, подумала немного и добавила еще два слова. У нее получилось: «И я целую тебя, Костя».
На следующий день на лекциях Майя, видимо, сидела с таким потусторонним лицом, что в перерыве Ольга ее спросила:
– У тебя сегодня опять свиданка, что ли?
Майя кивнула.
– С Иващенко?
– Разумеется.
– И что, ночевать у него будешь?
– Буду.
– Слушай, Маха! Расскажи-ка поподробней, как ты дома-то устраиваешься. Что родителям говоришь?
– Говорю, что ночую в общаге, у Ритки Селивановой.
– А Ритка знает, что ты у нее… как бы… ночуешь?
– Нет, не знает. Да и зачем ей знать?
– А вдруг выдаст?
– Раз ничего не знает, так ей и выдавать нечего.
– Логично, – согласилась Ольга, а потом сказала: – А вот моя маман ни за что не удовлетворилась бы таким объяснением, потребовала бы номер Риткиного мобильника и звонила бы через каждые полчаса.
– Честно говоря, моя тоже может потребовать. – Майя тяжело вздохнула. – Думаю, она пока еще просто не сообразила.
– И что ты тогда скажешь?
– Не знаю… Не хочу даже думать об этом. Когда спросит, тогда и буду выкручиваться. Как говорится, решайте проблемы по мере их поступления.
– А если ей рассказать?
– О чем? – удивилась Майя.
– О том, что ты встречаешься с преподавателем. Это ж не какой-нибудь бедный студент, а солидный человек.
– Что-то мне не кажется, что она обрадуется.
– Ну… вообще-то может и не обрадоваться, – согласилась Макеева. – Эти родители – такие странные люди… А вот ты мне скажи, Маха… – Ольга отвела подругу к окну, где не толпились студенты. – …он… ну в смысле… Иващенко тебя замуж звал?
– Не звал… Но… я думаю, еще рано…
– Ага, рано! Как в койку укладывать, так не рано, а как жениться – так в кусты! Хорош гусь!
– Оля! Я же просила! – возмутилась Майя.
– Знаешь что, подруга, у тебя глаза любовью замазаны, и ты не можешь смотреть на вещи трезво. А мне со стороны видней! Вот скажи, ты ему говорила о любви?
– Да, говорила, и не считаю, что это как-то меня унижает. А если ты…
– Погоди! – перебила ее Макеева и даже досадливо поморщилась. – Про тебя я поняла. А он-то тебе говорил, что любит и все такое…
Майя задумалась. Константин Эдуардович, которого она все же пока не могла называть Костей даже в мыслях, сказал только, что постарается ее любить, но он ведь уже весь дышал ею, этой любовью.
– Видишь ли, Оля, – наставительно начала Майя, – совсем не обязательно все называть словами.
– Ну конечно! Ты, значит, поешь ему про любовь, отдаешься, а он только пользуется, ничего не возвращая взамен! Это, знаешь, как называется?!
– Ольга! – рассвирепела Майя. – Лучше замолчи! Все между нами происходит так, как хочу я, можешь ты это понять? Это я хочу любить его, говорить о любви, целовать его и отдаваться ему, а он…
– Ну что он?! Что?!
– А он не сможет не откликнуться на такую любовь! Он все мне скажет, только позже. Понимаешь, по-зже! И хватит об этом! Прошу!
– Ну, гляди! – Ольга явно обиделась. – Только не говори потом, что я тебя не предупреждала!
– О чем?! – Майя встала перед ней, уперев руки в бока.
– О том, что эти преподы любят полакомиться дурами-студенточками, а потом выбрасывают их на помойку, как использованную разовую посуду!
– А ты-то откуда знаешь?!
– Да это все знают! Книги надо читать! Фильмы смотреть! Банальный сюжет развивается! Противно смотреть!
– Константин Эдуардович… Он не такой! – взвыла Майя.
– Он такой же, как все!
– Ты просто мне завидуешь!
– Я? Завидую? – Макеева расхохоталась. – Вот если бы ты закадрила, например физика Завьялова, я бы тебе завидовала! Такой брутальный мужчина! Настоящий мачо! А у твоего Иващенко даже фамилия какая-то… несерьезная, не говоря уже о мышином костюмчике!
Майя еще ловила ртом воздух, соображая, как лучше отбрить, а Ольга уже пошла в сторону аудитории, поскольку как раз в это время раздался звонок на следующую пару. Майя вынуждена была отправиться вслед за ней, но за один стол не села. Она не могла простить ей неприятно-унизительного отзыва о Константине Эдуардовиче. Макеева ведь его совсем не знала. Он, Костя, ничего от Майи не требовал, не просил, она сама на все пошла: сама к нему привязалась, сама разделась, сама просила побыстрей начать. А он был терпелив, добр, нежен…
Конец ознакомительного фрагмента.