– Его мужчины?
– Да! Петухов Сергей Денисович любит не женщин, а мужчин.
– Бог мой! Я слепец! – Наполеонов стукнул себя по лбу.
– Так что он никак не мог ревновать Аллу и очень дорожил ею как толковым замом.
– Ну, что ж, спасибо, что просветили.
Светлова пожала плечами.
– Скажите, Анастасия, а с Вадимом у Аллы все складывалось хорошо с самого начала?
– Да, они очень подходили друг другу, – голубые глаза девушки наполнились слезами.
– Не плачьте, пожалуйста. – Наполеонов протянул ей очередную бумажную салфетку.
– Я сейчас, – пробормотала она.
– Анастасия, мне показалось, что родители Вадима несколько странно отреагировали на сообщение сына о браке.
– Да нет, просто они такие люди.
– Зато сестра совсем не такая.
– Да, Юля другая…
– А Женя Мартынова?
– Мне показалось, что она неровно дышит к Вадиму.
– Мне тоже так показалось, – задумчиво проговорил Наполеонов.
– Но у нее не было ни одного шанса.
– Из-за Аллы? – быстро спросил Наполеонов.
– Ну что вы, – отмахнулась девушка. – Из-за нее самой. Алла здесь ни при чем. Разве такой мужчина, как Вадим, может заинтересоваться такой девушкой, как Женя?
– В жизни всякое бывает, – заметил следователь.
Светлова пожала плечами и проговорила:
– Здесь не тот вариант.
– Возможно… Но, вероятно, сестра Вадима Юлия была бы не против женитьбы брата на своей подруге?
– Откуда мне знать, что думала Юлия.
– А как она относилась к Алле?
– Сдержанно. Но уж убивать ее из-за этого Юлия бы не стала.
– Скорее всего, – согласился Наполеонов. – Анастасия, а что вы можете сказать о Геннадии Владимировиче Замоскворецком?
– О Гене? – удивилась девушка.
– Да, о нем.
– Гена очень хороший человек, любящий сын, отец и муж.
– Какие отношения у него были с Аллой?
– Какие у них могут быть отношения? – недоуменно пробормотала Светлова. – Родственные.
– Родственные отношения бывают разными.
– Хорошие были у них отношения. В детстве они дружили, потом стали реже видеться, у всех свои дела.
– Понятно…
– А! – догадалась Настя. – Наверное, Гена приставал к вам с генеалогическим древом.
Наполеонов кивнул.
– Не берите в голову. Гена помешан на составлении родословных. Это у него и работа, и хобби.
– А вам он, если не секрет, составлял его?
– Да чего мне составлять-то, – отмахнулась Настя, – у нас все были из крестьян. После революции прапрадед перебрался в город, встретил суженую, ну и…
– А я уж подумал, что Геннадий Владимирович только моей родословной заинтересовался.
– Его могла привлечь ваша фамилия.
Наполеонов кивнул.
– Да, он что-то говорил мне об этом, – и придвинул к ней протокол.
Светлова, не читая, подписала его.
– Как я теперь буду жить без Аллы? – снова всхлипнула Анастасия.
– Я думаю, что ее родителям сейчас намного тяжелее, – заметил следователь.
– Да, – согласилась свидетельница, – я завтра же поеду в больницу к тете Свете. Сегодня меня к ней все равно не пустят.
Когда Светлова ушла, в кабинет заглянул Ринат и сказал:
– Всех отпустили, остался только тамада.
– Зови его.
Ипполит Матвеевич Табуреткин вошел в кабинет торопливым шагом и спросил:
– Я сяду?
– Да, конечно, присаживайтесь.
– Вроде я вам все уже рассказал.
– Придется повторить под протокол.
– Понимаю.
– Тамада – это ваша официальная работа?
– Можно сказать и так, – кивнул Табуреткин, – до этого я был массовиком-затейником, а начинал свой трудовой путь конферансье.
– Ипполит Матвеевич, вы ездили с молодыми в загс?
– Нет, я сразу приехал в ресторан к оговоренному сроку.
– Было ли что-то необычное на этой свадьбе?
– Убийство, – вздохнул тамада.
– Я имею в виду до случившегося.
– Я понял. Только ничего не припоминаю. Хотя, – неожиданно сказал он, – невеста отказалась от выкупа.
– Какого выкупа?
– Ну, знаете, на свадьбе принято просить за невесту выкуп у жениха и дружков, его сопровождавших. А Алла наотрез отказалась, сказала, что она не корова.
– А жених?
– Он согласился. И вообще эта пара отвергла все шутки, прибаутки, можно сказать, оставила меня без работы, и я выкручивался как мог, стараясь хоть где-то вклиниться.
– А как на это реагировали гости?
– Да никак не реагировали, – махнул рукой тамада.
– Но, насколько я понимаю, пир все-таки был горой? – спросил следователь.
– Да, веселились от души, но на спиртное особо не налегали.
– Странно…
– Что странно? – заинтересовался тамада.
– Вы вот говорите, что на спиртное гости не налегали, но никто из них не приметил на свадьбе постороннего.
– Может быть, его и не было…
Следователь терпеливо ждал, когда тамада продолжит свою мысль.
И тот проговорил:
– Ведь в туалет мог пройти кто угодно и не из этого зала.
– Да, мог, – не стал спорить Наполеонов. Но свои мысли он оставил при себе.
– Ипполит Матвеевич, а вы не заметили, к невесте никто не подходил? Может, кто-то пытался вызвать ее на улицу?
Тамада помотал головой:
– Нет, ничего такого не было, я бы точно заметил. Подходили только свои.
– Может быть, Алла была чем-то встревожена?
– Если и так, то по ней этого не было заметно. Она выглядела очень счастливой, – грустно вздохнул Табуреткин. И добавил: – Она была очень красивой.
– А каких-либо ссор или просто недоразумений между кем-то из гостей вы не заметили?
– Нет. – Табуреткин пригладил свои усы и проговорил, глядя куда-то поверх головы следователя: – Мне только показалось, что сестра жениха недолюбливала невесту…
– Показалось?
– Конечно, – кивнул тот, – в этом деле нельзя быть уверенным.
– Возможно, она хотела выдать за брата свою подругу? – спросил Наполеонов.
– Милую девушку Женю? – Глаза тамады осветились мягким светом.
– Милую? – переспросил Наполеонов.
– Конечно, Женя очень мила, просто от природы ей не досталось ярких красок, и никто не научил ее, как быть привлекательной.
– А это возможно?
– О! Вы не знаете возможностей современной косметологии, – усмехнулся Табуреткин.
– Да, в этом я некомпетентен, – признался следователь.
– В наше время любая девушка может выглядеть привлекательной.
– Странно, что яркая Юлия не преподала ей несколько уроков красоты.
– Я думаю, что Женя просто не интересуется всякими новомодными ухищрениями.
– Даже ради завоевания любимого мужчины?
– Вы имеете в виду Вадима Кустодеева? – Темно-серые глаза тамады стали серьезными.
– Да, мне показалось, что Евгения неравнодушна к нему.
– Наверное, так и есть. Но у Жени, скорее всего, занижена самооценка, и она считает себя недостойной его внимания.
– Вы еще и психолог? – улыбнулся Наполеонов.
– Без этого тамаде нельзя, – развел руками Табуреткин.
– Значит, по-вашему, Евгения Мартынова не могла завидовать Алле Полетовой и питать к ней недобрые чувства?
– Ни в коем разе! – воскликнул тамада. – Скорее всего, Женечка даже испытывала по отношению к Алле благодарность.
– Вот как?!
– Конечно, ведь та делала Вадима счастливым, а для таких чувствительных девушек, как Женя, счастье любимого гораздо важнее собственных переживаний.
– Вы мне, Ипполит Матвеевич, изобразили из Мартыновой прямо какую-то тургеневскую девушку.
Табуреткин развел руками:
– Что же я могу поделать, Александр Романович, что есть, то есть.
– А у следствия вот ничего нет, – вздохнул следователь, – ни синицы в руках, ни даже журавля в небе.
– Я бы на вашем месте, если позволите… – осторожно начал тамада и посмотрел на Наполеонова.
– Да, да, конечно, – энергично кивнул тот.
– Я бы получше расспросил официантов в другом зале, администратора, охранников и прочий обслуживающий люд. Может, кто-то что-то заметил.
– Пожалуй, так мы и сделаем, – вздохнул следователь.
Он не стал говорить тамаде, что именно этим в данный момент и занимаются оперативники.
Когда следователь уже садился в машину, к нему подошел Геннадий Владимирович Замоскворецкий.
– Минуточку!
– Вы что-то вспомнили?
– Да! То есть нет, Александр Романович, я хотел, чтобы вы все-таки подумали над составлением родословной. Вот моя визитка.
– Благодарю, – буркнул Наполеонов и скрылся в салоне автомобиля.
Глава 2
Время близилось к девяти вечера, когда Наполеонов позвонил на стационарный телефон Мирославы. Перед этим он безрезультатно минут двадцать звонил на сотовый.
Трубку взяли быстро, и приятный мужской голос проговорил:
– Детективное агентство «Мирослава» слушает.
– Привет, это ты, Морис? – спросил Шура.
– Да, у телефона Морис Миндаугас.
– Ладно, брось ты, ради бога, свои официальности. Это Шура. Где Мирослава?
– Она в саду.
– А ее сотовый? Я битый час звонил, хоть бы кот отозвался.
– Наверное, где-то на втором этаже, потому что звонка не было слышно.
– Понятно, – вздохнул Шура.
– Мне позвать ее? – спросил Морис.
– Нет, будь другом, скажи ей, что я минут через сорок подъеду.
– Хорошо.
– Эй, подожди, не клади трубку! – поспешно проговорил Наполеонов.
– Да, я слушаю.
– Морис, вы уже поужинали?
– Да, – несколько растерянно проговорил Миндаугас.
– И все съели?
– Ну…
– У вас хоть что-то есть в холодильнике? Я умираю с голоду, – жалобно вздохнул Шура.
– Ах это, – пришел в себя Морис, – не волнуйся, приезжай. Мы накормим тебя.
– Спасибо, добрая душа, – облегченно выдохнул Шура и положил трубку.
А Миндаугас еще несколько секунд слушал короткие гудки, потом растерянно посмотрел на трубку и только после этого осторожно положил ее на место. Мирославу он нашел возле пруда. Она пересаживала какое-то растение.
– Шура звонил, – сказал Морис.
– Угу.
– Он скоро приедет.
– Угу.
– Я пойду приготовлю мясо и нарежу салат.
– Угу.
Только тут он заметил, что в зубах Мирослава держит какую-то тонкую веревочку. Морис подошел и взял ее.
– Спасибо, – проговорила она, – а то у меня руки грязные.
– Пожалуйста. – Он невольно улыбнулся и быстрым шагом направился к дому.
Засунув в духовку куски мяса, пересыпанные пряностями, Миндаугас быстро нарезал салат, достал из шкафа печенье и заварил чай. Раздался звонок, и он увидел, как Мирослава открыла ворота. Белая «Лада Калина» въехала во двор, и из нее выбрался Наполеонов.
– Боже! Какие ароматы! – закричал он через несколько минут, ворвавшись в кухню. И был тотчас отправлен Волгиной в ванную.
– Жестокосердная! – театрально воскликнул Шура, подняв руки к потолку, но спорить с подругой детства не стал и удалился смывать с себя пыль и грязь трудового дня.
Так что за стол они уселись не ранее чем еще через полчаса. К этому времени и мясо было готово.
– Боже, как вкусно! – восклицал Шура, с аппетитом поглощая поздний ужин. – Просто ум можно отъесть!
– Ум-то лучше оставь, – усмехнулась Мирослава, прихлебывая из фарфоровой чашки с изображением чайной розы мятный чай. – Без ума ты нам без надобности.
Шура вздохнул и скосил глаза на подругу детства:
– Хоть бы пожалела меня.
– С чего бы это? – улыбнулась Мирослава.
– Так работа у меня собачья, замучился, замотался.
– Ты сам, Шура, свою работу выбирал, – поддразнила его Мирослава.
– Сам, – согласился он.
– И работу ты свою любишь, – продолжала гнуть свою линию подруга детства.
– Люблю, – кивнул Наполеонов, – только сам не знаю, за что.
– Ты же сказал, что работа собачья, значит, в тебе живет пес, которому всегда хочется идти по следу.
– Какой еще пес? – поморщился Шура.
– Ну, какой именно породы, сказать затрудняюсь, – улыбнулась она.
– Издеваешься? – спросил он, уставив на нее свои желтовато-коричневые, как у лиса, глаза.
– Ни в коем разе! – Она подняла в знак протеста обе руки.
– А сама-то ты кто? – пошел в атаку следователь.
– Я Тигра, сам же говорил…
Мирославу и впрямь друзья дразнили в детстве Тигрой, впрочем, ее и сейчас так называли время от времени.
– Что-то я не встречал среди сыскарей тигров, – пробормотал Наполеонов, прищурившись.
– Как говорил Шекспир устами Гамлета: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».
– Ну-ну, с Шекспиром спорить не стану, – вздохнул Шура и засунул в рот одновременно два печенья. Запил их чаем, проговорил задумчиво: – Может, ты и права насчет охотничьего азарта, не зря же когда-то полицейских называли легавыми.
Мирослава дотронулась до его руки и осторожно ее погладила.
– Ну, вот мы и достигли с тобой согласия, а теперь рассказывай, а то мы уже преисполнились нетерпения.
– По Морису этого незаметно.
– Так он у нас выдержанный.
– Ладно, – сказал Шура, – у меня новое дело. На собственной свадьбе в ресторане убита очень красивая девушка. И никаких концов.
– Совсем?
– Можно сказать и так…
– Но у тебя есть версии?
– Хочу познакомиться поближе с ее бывшими парнями.
– Она плохо с ними рассталась?
Наполеонов пожал плечами:
– Сложно утверждать это, как, впрочем, и обратное.
– А нельзя подробнее?
– Почему нельзя, можно. С первым парнем она разорвала отношения, когда они уже дошли до загса.
– Причина?
– Я так понял, что он был нудный.
– В чем это проявлялось?
– Он любил во всем порядок, чтобы все было правильно: и мысли, и поступки, и вещи.
– Типа Пуаро, – невольно улыбнулась Мирослава.
– Может, и его типа, – вздохнул Шура.
– Пуаро не был женат, – вставил молчавший до этого Морис.
Наполеонов бросил на него ироничный взгляд:
– Вот и этого парня бросила невеста.
– А как он это воспринял?
– Поначалу, ясное дело, возмутился, даже попытался образумить строптивую невесту, но, как говорят те, кто знал об их отношениях, быстро успокоился, решив, что девушка и впрямь не подходит ему. Типа «если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».
– Резонно. Интересно было бы узнать, что случилось с ним дальше.
– Как раз этим я и собираюсь заняться в ближайшее время.
– А второй претендент на руку убитой?
– Второй, по словам свидетелей, оказался разгильдяем.
– Поясни, пожалуйста.
– Мне бы самому кто пояснил, – пробурчал Шура.
– И все-таки, по какой причине они расстались?
– Как я понял, он летал с места на место, работы постоянной не имел. Подозреваю, что в голове его гулял ветер и белки по ветвям прыгали.
– Не бери в голову, – усмехнулась Мирослава, увидела озадаченное выражение лица Мориса, – это просто наполеоновская метафора.
– В переносном смысле? – успокоенно спросил Морис.
Волгина кивнула.
– А убитая была девушкой целеустремленной. Строила карьеру и, я уверен, хотела этого же от своего парня.
– У того, с кем у нее была свадьба, с карьерой все нормально?
– И даже более того, – усмехнулся следователь.
Мирослава не стала допытываться о месте работы жениха, вместо этого она спросила:
– Значит, она дала парню отставку?
– Дала, – кивнул Наполеонов, – но он не принял ее.
– Стал преследовать погибшую?
– Он угрожал ей, что покончит с собой.
– А она?
– Сначала успокаивала его, убеждала, потом просто исчезла.
– Он не знал ее телефона?
– Телефон она поменяла.
– А место жительства?
– Тоже, она снимала квартиру и просто переехала.
– А место работы?
– Место работы девушка ему не сказала.
– Так, – задумалась Мирослава, – возможно, он с самого начала показался ей приставучим?
– Может быть, и так, но, скорее всего, она просто была скрытным человеком.
– Или работа значила для нее так много, что она в каком-то смысле оберегала ее… – сказал Морис.