Не успели парни переброситься и парой слов, как аким вернулся.
– Жена ничего такого не готовила, что гостям можно предложить, – оправдывался он. – Сейчас поедем в одно место. Там короче, празднество сегодня. Я помню Любовь Антоновна звала сегодня. Это главбух тут на производстве. Кажется, дочка у нее родила сына. Сейчас узнаем.
Аким долго пытался включить заднюю скорость, но это у него так и не получилось. Выругавшись, он включил первую передачу и вырулил на дорогу, слегка задев покосившийся под снежной шапкой штакетник.
***
Прошло не больше десяти минут, и парни уже были в совершенно другом мире. Ворвавшись с клубами морозного воздуха в «предбанник», заставленный обувью, они оказались тут же в просторной комнате, в которой были вряд выставлены несколько столов разной высоты. В комнате было сильно натоплено, и совершенно не было кислорода. Его заменили ядовитые «выхлопные» газы, сигаретный дым, запах копченостей, солений и несвежих носков.
За столом было человек 15 или 20. По всему было видно, что сидели уже давно. Во главе стола красовалась сама Любовь Антоновна – смеющийся и курящий центнер гостеприимства, увенчанный массивной головой с начесом только что выкрашенного блонда. У нее был напряженный с прищуром взгляд – она пыталась узнать тех, кого с собой привез аким. Это ей не удалось, поэтому под общий одобрительный шум, она потребовала освободить места для дорогих гостей, поручила кому-то принести три прибора и стала тут же причитать, как-де хорошо, что уважаемый господин Каудыров успел к ним на торжество.
Гостей усадили на почетные места – слева от хозяйки. Аким вел себя соответственно положению и позволял хозяйке ухаживать за собой. Она наполнила его тарелку салатами, колбасами, сырами и маринованными овощами, а большой хрустальный фужер – водкой.
Гостям налили сто штрафных граммов. Замерзшие и изрядно проголодавшиеся путешественники тяпнули на радостях, закусив хрустящими огурчиками «со своего огорода» главбуха, тут же захмелели. Они расслабились, поняв, что угрозы жизни нет, что они среди гостеприимных, милых и общительных людей.
Павел стал налегать на казы, но ему тут же кто-то направил в тарелку огромный кусок от запеченного поросенка. Налили по второй. Выпили за счастье и здоровье новорожденного. Тем временем Калдырбек рассказал собравшимся историю ташкентских гостей, и для сельчан все стало на свои места. К парням, попавшим в беду, отношение стало еще лучше. Им все норовили налить еще, чтобы те согрелись. За столом теперь только и разговоров было о том, как тепло замой в Ташкенте и как кто-то бывал там в советские времена, будучи ребенком.
Тимофея тут же разморило, он сидел с красной рожей, налегал на мясо и не пропускал ни одного тоста. А Павел тем временем стал поглядывать по сторонам. По всей видимости, Любовь Антоновна была одинока, хотя было видно, что в доме присутствует «крепкая мужская рука». Справа от нее сидел коренастый, невысокого роста мужчина, лет сорока пяти. Он был очень весел, непрерывно травил анекдоты и предлагал гостям попробовать то один, то другой сорт «своего сыра». Все прояснилось немного позже, когда мужики вышли в предбанник перекурить и подышать свежим воздухом. Коренастый мужичок оказался владельцем небольшой сыроварни – единственного в поселке учреждения, которое что-то реально производило, и где можно было заработать на кусок хлеба тем, кто еще не дотянул до пенсии. Звали его Алексей Викторович Хмельных. Вот на его предприятии Любовь Антоновна как раз я была главбухом. Теперь стало понятно, почему она уделяла ему особое внимание, которое Павел вначале принял за флирт. Хотела угодить хозяину. И вообще за столом в основном и собрались работники сыроварни – Ербол Айгеримов, главный технолог производства – молодой парень, молчаливый и с непропорционально большими ладонями. Тихон, глядя на его огромные ручищи подумал, что он как Шакил Онилл сможет держать одной рукой баскетбольный мяч. Рядом с ним сидела Роза Дусембекова – начальник отделения почты, симпатичная женщина, чуть старше сорока, очень ухоженная и уважаемая в поселке дама. Она с интересом и без всякого смущения рассматривала гостей.
– Я этот сыр, можно сказать, вынянчил, – в очередной раз повторял Хмельных. – Это ведь целая наука – вырастить сыр. Я вам завтра покажу, пацаны. Там все по расписанию, все с немецкой точностью! А потом – зреть!
– Правда, очень вкусно, – откровенно признался Павел. – Очень люблю сыр. А этот – не хуже заграничного!
– Лучше заграничного! – прыснула со смеху главбухша. – Вы так не оскорбляйте нашего директора! Он знаете, какой злопамятный?! – она снова затряслась всеми своими пятью складками от смеха.
– Бамбарбия кергуду! – подтвердил Алексей Викторович.
Вдруг Калдырбек почти выкрикнул несколько резких слов на казахском. Они были адресованы толстому седовласому старичку, которого все звали Умарбек-ага.
Павел не понял, что произошло. По всей видимости, старичок позволил себе неласковые высказывания в адрес Хмельных, когда разговор зашел о нем, а аким это услышал. Павел весь напрягся, ожидая, чем же закончится словесная перепалка, но спор затух так же быстро, как и зародился.
– Был бы у нас в поселке полицейский – сдал бы этого дурака в кутузку! – снова вспомнил Умарбека аким, когда все в очередной раз вышли курить. – Нет, я в район несколько раз обращался – откройте пункт милиции. Тьфу ты! Полиции! Ну а они плевать хотели.
– Нет, ага, ну а зачем нам это? – возразил ему русский мужчина по имени Александр, на вид типичный алкоголик. – У нас тут своя атмосфера. Мы сами социум – можем и так регулировать все отношения. Так сказать, зачем нам сор из избы?
– Это ты Саша так говоришь, пока тебя не коснулось.
– И не надо касаться. Я могу сам свои проблемы решить. Кто сильнее – тот и прав. И не нужна бюрократия нам.
– Бюрократии у нас нет, – решительным жестом остановил его еще один молодой парень, который очень много курил и крутился возле Калдырбека. Это был Марат – помощник акима. – У нас есть государственные программы, и общество развивается согласно им. Это, так сказать, наш курс. Мы не свернем с него. И тут все идем в строю, а не самовольничаем. – Было видно, что он так и не смог выразить свою мысль и оттого замолчал.
–А чё там с машиной твоей случилось? – спросил Александр, вдруг вспомнив про гостя.
Павел, который было отвлёкся от своей беды на живое общение селян, сплюнул и процедил сквозь зубы:
– Джипы какие-то гонялись и подрезали меня, твари! Из-за них машина в кювет ушла. Надо в полицию сообщить. Из-за них чуть не погибли.
– Адиль это! – угрюмо сказал Ербол, посмотрев куда-то в сторону.
–Вот чё ты лезешь со своими пятью копейками? – резко прикрикнул на него Марат. – Ты знаешь что ли, какая машина была? Где ДТП произошло? Что наговаривать?
– А что тут гадать? – взбунтовался разгорячённый алкоголем Ербол. – Что гадать? Кто ещё на джипах гоняет? Викторович что ли?
– Короче! Я тебе как должностное лицо говорю – пусть компетентные органы разбираются!
Ербол пробурчал что-то на казахском, выбросил окурок и ушёл в дом.
– Сегодня главное, что все живы и здоровы! – подытожил Марат. – Отдохните с дороги. Завтра погода улучшится – вызовем гаишников. Вот тогда и определится кто и когда. Верно?
Все согласились с его аргументами и заспешили вернуться к столу, а Марат тем временем достал телефон и выскочил на улицу, стараясь поймать сигнал.
За столом было шумно и весело, Тихон поглядывал по сторонам осоловевшими глазами и улыбался каждой шутке. Калдырбек пытался призвать всех к порядку, но тут же начинал смеяться сам вместе с остальными. По всей видимости, кто-то стал травить сальные шуточки. Павел не понимал, над чем смеются.
В это время со своего места поднялся Хмельных. Он поднял большой фужер с рубиново-красным вином, собираясь произнести тост. Все тут же замолкли, уставились на директора. Из соседней комнаты даже выглянули две женщины в передниках, которые видимо были поставлены кухарить.
– Любочку я знаю уже много лет, начал Алексей Викторович с расстановкой. – Сработались мы сразу. Очень она человек обязательный и аккуратный, всякое дело доканчивает обязательно. А мне это всегда нравилось. Я сам себя к этому приучал. Решился – делай. Начал – закончи! Именно таким и должен быть главный бухгалтер. Но ведь она ещё и человек….
– Повесился! Колесов повесился! – истошный крик с лёгким акцентом вдруг прервал речь директора.
Хмельных только перевёл удивлённый взгляд с Любочки на вбежавшую женщину, а все остальные повскакивали с мест.
– Как так? – с той же расстановкой спросил сыродел, машинально выпив до дна алый как кровь напиток.
Но теперь его уже точно никто не слушал. Все гости, шумно галдя, ринулись к дверям. На крашенный деревянный пол падали табуретки, звенели столовые приборы, послышался звук разбитого стекла. За столом остались только Павел с Тимофеем и ошарашенная Любовь Антоновна, которая с удивлением смотрела по сторонам.
– Ну, пошлите тоже! – наконец выдала она, с трудом поднявшись на ноги.
Парни последовали за именинницей. Все повыскакивали на мороз даже не прихватив верхней одежды. Бухгалтер только сдёрнула с вешалки пуховый платок, который на ходу накинула на голову.
Казалось, что теперь на улице уже не так холодно, да и снег кружится как-то по-особому красиво. Гости гурьбой выскочили на дорогу и ринулись вправо. Как раз за домом начинался длинный забор сыроварни. Пробежав вдоль него, люди вновь повернули направо. Проследовав через какую-то сторожку, преодолев два забора и просторный внутренний двор, все оказались в тускло освещённой мастерской, посреди которой висел, нелепо повернув набок голову, мужчина лет шестидесяти, одетый в синие рабочие штаны и тужурку.
Хмельный, который оказался впереди всех, подбежал к висельнику, обхватил его за ноги и стал поднимать вверх. Он кряхтел, стараясь изо всех сил, его лицо побагровело от напряжения, а на шее раздулись вены.
Ему на помощь бросился какой-то мужчина. Он тоже обхватил повешенного, но почти сразу отпрянул.
– Викторыч! Викторыч! – кричал он, стараясь оттащить Хмельных. – Викторыч, не поможешь уже ему! Смотри он совсем холодный. Давно уже висит.
Люди обступили директора, не решаясь подойти ближе, а Хмельных, спустя несколько секунд, посмотрел вверх и потом аккуратно отпустил ноги покойника.
– Как же так? – прошептал он. – Сергей Михайлович, как же так? – Он помолчал некоторое время и потом удручённо добавил: давайте, мужики! Надо снять его.
– Ни-ни-нинадо снимать! – вдруг запротестовал слегка протрезвевший Тихон. – Никому тут ничего не трогать. Тут улики везде! Мой друг милиционер! Пашок!
У Павла даже дыхание перехватило от такой глупой выходки друга.
Теперь все взоры обратились на него.
– Ты полицейский? – спросил удивлённо Калдырбек.
– Я в резерве, – пролепетал Павел. – Несколько лет уже на другой работе.
– Но ты же служил? – снова повторил аким. – Офицер?
– Да.
– Тогда все на выход! – пусть работает профессионал! – тоном, не терпящим возражений, скомандовал Каудыров.
Люди продолжали галдеть, посматривали то на повешенного, то на Павла, но послушно покидали помещение, стараясь при этом не трогать ничего руками, чтобы не оставить отпечатков пальцев.
***
Вскоре внутри остались только аким, Хмельных, Павел с Тихоном и Марат, дежуривший у двери. Павлу казалось, что он совсем протрезвел, хотя это было и не так.
– Послушайте, я не смогу вам ничем помочь. Я юрист. Да, служил в МВД, но я же не следователь, не криминалист.
– Ну, тебя же учили там, как осмотр места преступления проводить и всё такое! – возмутился Тихон.
– Мало ли чему учили! – рассердился Павел. – Заткнись уже, баран ты эдакий! Тут серьёзное дело! Человек умер! А может, и убили его! Тут нельзя просто гадать.
– Успокойся, успокойся! – стал приговаривать аким. – Если ты юрист, если в полиции работал, значит по любому больше знаешь, чем обычный человек, так?
– Так, – нехотя согласился Павел.
– Ну, так ты помоги хотя бы чем можешь. Услуга за услугу. Что помнишь, что знаешь.
– Да как вы не поймёте! Я не процессуальное лицо. Что я буду делать – ничего не значит.
Хмельных положил ему руку на плечё и стал говорить, глядя прямо в глаза:
– Это мне близкий человек. Видимо тебя бог послал нам, чтобы ты помог. Подумай сам, что мы без тебя будем делать, если дороги не откроются? А вдруг криминал? Вдруг его довели?
Павел только развёл руками.
– Бред просто. Чёрт с вами всеми! Сделаю, что считаю нужным, но ничего больше! Никаких документов подписывать не буду. Свидетелем не буду. Уеду при первой возможности. – Пока он говорил, Тихон одобрительно хлопал его по плечу. – А вы мне за это ещё поможете машину доставить в ремонт, как метель уляжется.
– Да я тебе и ремонт ещё оплачу! – на радостях выпалил Хмельных. – Вот красава! Мужик! Он же мне как дядька был! Все знают!
Павел выругался, освободившись от крепких объятий Алексея Викторовича.
Он нервно закурил и по-деловому распорядился:
– Пусть мне принесут мою куртку с телефоном, записную книжку какую-нибудь с ручкой, чистые пакетики полиэтиленовые, линейку, спичечный коробок, перчатки медицинские и крепкого чёрного чая.
Калдырбек на каждое слово «следователя» кивал головой, потом посмотрел на Марата.
– Запомнил?
–Аха!
– Бегом!
Павел нервничал всё больше. Его стало знобить и в животе появилось неприятное чувство, но теперь ему надо было играть свою роль. Пока Марат побежал за его заказом, он старался вспомнить, что им преподавали больше десяти лет назад по криминалистике и криминологии в Национальном университете Узбекистана. Вдруг ярко вспомнились слова препода: «Вам это никому не пригодится. Вы юристы будете, а не следаки. Это так. Общие сведения». Ошибался, ошибался препод…
Глотнув согревающего и отрезвляющего крепкого чая, Павел взял свой телефон и тщательно протёр камеру платком.
– Так, – скомандовал он. – Сейчас буду производить съёмку. Так что в камеру не лезть.
Он нажал на запись и продолжил:
– Одиннадцатое января две тысячи восемнадцатого года. Время двадцать три часа пятнадцать минут.
– Двадцать четыре часа! – шепнул ему Марат, поглядев на часы. – Вы время не перевели.
– Вот блин! – Заново начинаем. Время два… Тогда получается уже двенадцатое?
– Точно, двенадцатое! – подтвердил Хмельных, кивая.
– Двенадцатое января, – в трети раз начал Павел. – Время ноль часов пятнадцать минут. Производится осмотр места происшествия. В мастерской сыроваренного завода найден труп повешенного мужчины. Итак, начиная от входа, слева направо.
Вначале Павел смотрел в телефон, комментируя увиденное, но потом, он стал уже больше рассматривать само помещения, не обращая внимания на съемку. Мужчина был найден на своём рабочем месте. По-видимому, это был гараж, в котором стояла какая-то большая техника. Сразу за большими воротами находилась яма, закрытая сверху деревянным щитом. Похоже, что гараж давно был переделан в подсобку, в которой отдыхали рабочие. Ворота помещения изнутри были забиты изоляционным материалом, так что их открыть было нельзя. Слева в углу стояла покосившаяся вешалка, на которой болталась бесцветная рабочая одежда, пропитанная маслом и запахом дешёвых сигарет. За ней шла парта, на которой под стеклом были уложены какие-то графики дежурств, на стекле, укрытые полотенцем, стояли чайник и три пиалушки. Стены гаража, обклеенные засаленными плакатами обнажённых девиц, вперемешку с табличками, советских времён, напоминавшие о том, что нужно беречь электрическую энергию и соблюдать пожарную безопасность, были покрыты слоем копоти. Возле плинтуса валялись разные детали, шестерёнки, стояло чёрное, погнутое ведро, наполненное отработанным маслом. В нём валялся кусок тряпки. Павел не стал уделять им особого внимания. В углу уместился металлический шкаф с тремя дверцами. В одном отделе висела одежда, на полу стояли начищенные сапоги. Во второй хранилась посуда, коробочки с чаем и сахаром, куски хлеба, завёрнутые в целлофан. В третьем отделе были навалены две большие бухты кабеля, поверх которых был втиснут сварочный держак и маска. За шкафом, словно на параде в три ряда выстроилось девятнадцать порожних бутылок от водки. Все они были одной марки – «Кристалл». Вдоль другой стены от угла шли друг за другом: убитый диван, хлипкий стол, качавшийся от любого прикосновения и самодельная печка, работающая на отработанном машинном масле.