– Сообщение принято, до свидания.
Борзов-младший опустил трубку, с трудом разжав пальцы. Словно гриф штанги с весом, который ему никогда не одолеть.
Встрепенувшаяся Лера приблизилась к мужчине и постаралась закрыть весь обзор пышной грудью, так и просящей ласки, но клиент никак не отреагировал. Кажется, даже не заметил ее жеста. Тогда, чувствуя задетой профессиональную гордость, девушка предприняла массированную атаку на организм партнера. Борис Миронович перевалился на кровать, как мешок с калийными удобрениями.
Вспомнив, что «мужчина любит глазами», Лера сбросила со стола бутылку и стаканы, заняла их место и вдохновенно исполнила гибрид из стриптиза и танца живота. Спустившись, она обнаружила, что ровно никаких (именно ровно) признаков возбуждения партнер не подает. И девичьему терпению наступил предел.
– Импотент хренов! – зло бросила она, впопыхах путая сложноподчиненные объекты, и, собрав свои тряпки, хлопнула дверью номера.
А Борису Мироновичу было не до нее. За жутким призраком – шестизначной цифрой долга – никакие женские прелести уже не казались привлекательными. Если он на миг поверит, что по наследству ему ничего не достанется, то может запросто сойти с ума. Под такое невеселое размышление Борзов допил анисовую водку и провалился в небытье.
Игорь проснулся рано – в восемь часов. И, сколько ни уговаривал себя, уснуть больше не смог. Пришлось встать, вяло помахать руками, принять душ и долго-долго пить «Нескафе голд», неторопливо размышляя.
В целом Игорь остался доволен первым контактом с вероятным противником. Допрос прошел в дружеской и неформальной обстановке спортзала. Его неожиданное появление и умело сформулированные вопросы привели Викторию Петровну в некоторое замешательство, и вдовушка кое в чем проговорилась. Теперь у журналиста появился маленький плацдарм, с которого он сегодня и собирается предпринять новую атаку на богатую наследницу.
Первое впечатление Игоря совпало с твердым мнением Ларисы, вдова вполне подходит на роль убийцы. Мотивы? Пожалуйста: ревность, поскольку есть молодая и энергичная соперница; деньги, а Борзов-старший ворочал огромными суммами. Да и начатые чуть ли не наутро после похорон Валерия Мироновича занятия теннисом наводят на мысль, что загорелого Романа она присмотрела давно. Тогда и мотив ревности подкрепляется собственным желанием Виктории Петровны обрести свободу. Если у Борзова были действительно серьезные планы относительно Ларисы и жена о них знала, то вполне могла пойти на решительные меры.
Хотела, чтобы приболел, – звучит как полупризнание. Судьбу гадала, воск плавила, сердце кольнет – и о жене вспомнит… Почти уже намек. Эту версию следует отработать как можно скорее, решил Игорь. С утра. Тем более что, как ни была смущена Виктория, а свою оговорку наверняка заметила. И постарается скорее исправить оплошность. Не по телефону. Лично.
Но, вдруг сообразил журналист, есть вероятность, что вдова сама – следующая жертва. Если мотивом убийства послужили деньги, то она может наследовать и потенциальную опасность, которую они несут.
От всех этих головоломок Игорю захотелось есть, он приготовил себе пару бутербродов и еще налил кофе.
Сегодняшнее утро журналист решил посвятить слежке за вдовой. Утро в ее понятии, поэтому-то подъем в 8.00 он счел чересчур ранним.
К дому Борзовых Игорь добрался в начале десятого. Не слишком рано для работающего человека, но гораздо раньше, чем Виктория Петровна рассталась со сладким сном, в котором небезызвестный Роман вел себя дерзко и романтично.
Прошло больше часа, журналист до мелочей изучил дом и окрестности и начал уже сомневаться в правильности своих рассуждений, когда в дверях показалась женщина. Через пять шагов Игорь понял, что это не Виктория. Может быть, ее вообще нет дома? Вдруг она ночует у теннисиста? Свистун достал из бардачка чистый конверт, запечатал, мазнув языком по краю. Вышел из машины.
– Добрый день, – остановил он женщину, – вы – Виктория Петровна?
– Нет, – ответила та, – я – Нина, у нее работаю.
– А Виктория Петровна дома?
– А чо?
– Я по поручению нотариуса Гладышева должен передать ей вот этот конверт.
– Давайте.
– Я сам хотел… – промямлил Игорь.
– Та она еще не вставала, – сказала Нина, – давайте мне.
С видимым колебанием журналист отдал конверт.
– Большое спасибо, до свидания.
Нина кивнула, вернулась в дом и оставила бумажку в прихожей. Свистун снова занял наблюдательный пост. Успокоившись насчет вдовы, Игорь решил, что пора подумать и о втором подозреваемом – Соломеине. Об этом персонаже журналист знал немного. Фигура младшего компаньона обычно тонула в огромной тени Борзова. Валерий Миронович всегда принимал окончательное решение и в бизнесе, и в имиджевой политике корпорации. Он проводил пресс-конференции, поил журналистов коньяком, а потом громко с ними же – «клеветниками» – судился.
Пожалуй, единственным ярким самостоятельным эпизодом в жизни Виктора Игнатьевича было его выдвижение в мэры. Шансы его были явно невелики, и потраченные на предвыборную агитацию деньги пропали даром. Цветные плакаты и телеролики тщедушного нувориша получились смешными. Один из коллег Игоря, острый на язык, написал о Соломеине забавный фельетон. Виктор Игнатьевич публично не ответил, но после оглашения уничижительных для него результатов выборов остроумный журналист случайно попался под руку хулиганам. Когда через два месяца переломы зажили, парень выписался из больницы, перестал шутить даже в курилке и в конце концов забросил журналистику, перешел работать пресс-секретарем в один из местных банков.
Мало кто сомневался, что «случайных» хулиганов подослал Соломеин, но доказательств этому, конечно, не было. Уважать он себя не заставил, но опасаться – да. И даже кличку Игорь как-то услышал: Злобный карлик.
После всего этого запросто подойти к Виктору Игнатьевичу с журналистским удостоверением в руках представлялось проблематичным. А Игорю нужна была именно беседа, чтобы усыпить внимание Соломеина и неожиданно задать интересующие его вопросы. Журналисту нужна непосредственная реакция, по которой можно было бы судить о виновности клиента. К тому же в такие моменты люди плохо себя контролируют, а следовательно, совершают ошибки. Как Виктория Петровна. Но какой предлог для разговора покажется Соломеину убедительным?
Всего через час из особнячка вышла хозяйка, села в спортивную «японку» и выехала за ограду. Журналист дал ей фору в сотню метров и покатил следом. Виктория Петровна посетила фирменный магазин спортивной одежды, портниху, маникюрный кабинет, супермаркет, где приобрела немного клубники и киви, выпила в кафе чашку кофе и наконец завернула на улицу Горького, где припарковала свою машину в одном из дворов.
Игорь, державшийся все время позади, встрепенулся от тупого занятия – не выпускать объект из поля зрения – и пригляделся к подъезду, куда вошла поднадзорная дамочка. Обычный: заплеванный не больше и не меньше других. То ли это место, ради которого он таскается за Викторией? Пришлось идти на риск быть замеченным и выйти из машины. По крайней мере Игорь постарался встать ко двору лицом, а к подъезду – задом.
– Здравствуйте, – сказал он вечным старушкам на скамейке.
– Здравствуй, мил человек, – прошамкала старейшая.
– Хорошая нынче погода, не правда ли?
Старушки дружно кивнули.
– И завтра обещали хорошую погоду?
Старушки пожали плечами. Прогноз-то вечером передают, понял Игорь и, исчерпав тему, перешел к интересующему вопросу.
– Гадалка-знахарка тут живет? В какой квартире?
– Тута, тута, – обронила одна бабушка, сама похожая на колдунью из сказки. – В шешнадцатой.
– Это которая? – спросила другая, должно быть, пришлая – из соседнего двора.
– Наська Курепова, прости Господи.
– Развели бесовщину, страмота! – сурово осудила третья старушка индивидуальную трудовую деятельность отсутствующей Настасьи.
Журналист вернулся к «Москвичу», вполне довольный собой. Хороший улов за полдня. Осталось только дождаться своей очереди на прием. Виктория Петровна вышла из подъезда через десять минут, села в «японку» и укатила со двора. А Игорь отправился к колдунье, в «шешнадцатую».
– Кто там? – спросили журналиста из-за обитой дермантином двери.
– Открывай, – просто сказал Игорь, не зная, за кого себя выдать. На почтальона он не похож. Может быть, клиент? – Я от…
Неожиданно дверь отворилась.
– Да уж вижу, – пробормотала женщина пенсионного возраста, кутаясь в цветастый платок. – Были уже ваши. Утром были!
– Вот как?
– Были, говорю. Все забрали.
– Точно? – переспросил Игорь, все еще не зная, с кем его путает колдунья.
– Да.
– И воск плавили? Порчу наводили?
– Странный ты, парень. Вы ж сами кому хошь порчу наведете, – сказала знахарка, – почище нашего… Так что я за месяц расплатилась полностью. Все! – крикнула женщина и с треском захлопнула дверь.
Журналист снова потянулся к звонку, но потом отдернул руку. Он высокого роста, по-спортивному коротко стрижен, одет в кожаную куртку… Кажется, Игорь догадался, за кого приняла его Настасья. Ухмыляясь, Свистун спустился во двор и забрался в машину. Вот все и прояснилось с версией о вдове-убийце. Но достаточно ли будет его рассуждений для Ларисы?
«Неужели ты любишь валюту больше, чем жизнь? Подумай. Валера». Эта дурацкая строчка, появившись на пейджере, сбила его с толку. На несколько минут Виктор Игнатьевич допустил мысль, что компаньон сам прислал это сообщение. Что Борзов – жив. Но ведь он точно знает, что это не так. Он, может быть, как никто другой, точно это знает. Потому что…
Соломеин оборвал рассуждение на середине, так как знал, чем оно закончится. Он уже не раз проверял всю цепочку фактов и доводов, ища слабое звено. Его мозг профессионального юриста не находил аргументов против. Все было сделано правильно и чисто. Ошибка невозможна. И пора поставить на этом большую жирную точку. Виктор Игнатьевич даже изобразил ее на бумаге – и раз, и два, и три. Получилось многоточие, значит – недосказанность? Почему, черт возьми? Неужели подсознательно он все-таки боится?
Соломеин выбросил листок с жирными точками в урну.
– Ирина Михайловна, Самохвалов бумаги принес?
– Пока нет, – ответила секретарша по селектору.
– Напомните ему, пожалуйста, и пригласите ко мне Никонову.
– Хорошо, Виктор Игнатьевич.
Пора перестать сражаться с призраками, пора подумать о будущем. После смерти Борзова он – главный в корпорации. И, кому бы покойный ни завещал свои акции, жене или бестолочи-брату, все равно руководить будет Соломеин. А такой капитал требует нового подхода. Продолжать выщипывать из него кусочки и переводить в Швейцарию? Это уже пройденный этап. Корпорация – это потенциальная политическая сила. Виктор Игнатьевич не забыл своего провала на выборах мэра. И если враги сбросили его со счетов, то он их не забыл. Соломеин умеет отступать, но проигрывать в конечном счете не умеет. Он…
– Никонова пришла, Виктор Игнатьевич, – по селектору доложила секретарша, осадив разыгравшееся воображение.
– Пригласите, Ирина Михайловна, – сказал Соломеин, – и приготовьте два кофе.
Лариса вошла в кабинет и остановилась у дверей.
– Здравствуйте, дорогая Лариса Федоровна, – бросился к ней из-за обширного стола хозяин, успевший переменить мечтательное выражение на сочувствующее. – Из-за всех этих хлопот я как-то не успел выразить вам свое сочувствие. Как я вас понимаю, ведь мы оба, можно сказать, потеряли друга.
Цепкими лапками Соломеин пожал прохладную ладонь дамы и подвел ее к креслу у журнального столика, где принимал самых дорогих гостей.
– Присаживайтесь, Лариса, – сам Виктор Игнатьевич устроился в кресле напротив. – Вы ведь были не только секретарем Валерия Мироновича, но и его правой рукой. Я знаю, как ценил вас Валера…
– Спасибо, но…
– И не возражайте, не возражайте, – замахал ручками Соломеин. – Вы один из лучших наших работников.
– Странно слышать это от человека, который тебя только что уволил, – заметила Лариса.
– Вовсе нет, то есть я хочу, чтобы вы продолжали у нас работать.
В кабинет вошла Ирина Михайловна с подносом.
– Вы предлагаете мне стать вашей секретаршей? – невинно спросила Лариса.
Чашки на подносе жалобно звякнули.
– Нет-нет, – быстро сказал Соломеин, боясь, что кофе с подноса переместится на персидский ковер ручной работы. – Я имел в виду совсем другое, – он подождал, пока Ирина Михайловна расставит чашки.
– Спасибо, Ирина Михайловна, – сказал он вслед своей секретарше.
– Тогда о чем речь?
– Я уже сказал о том, как ценил вас Валера, но мне кажется, что я, как его компаньон, должен сделать то, что не успел он. Уверен, Валерий Миронович одобрил бы мое предложение. Вы достойны большего, чем быть секретарем.
– Это я знаю, – высокомерно сказала Лариса.
– Предлагаю вам должность моего заместителя – вице-директора.
– Любопытно, – глаза дамы полыхнули нешуточным интересом.
– И чем же я буду заниматься, Виктор Игнатьевич?
– Информационно-аналитической службой. Это очень важное направление: создание имиджа фирмы, контакты с прессой, подготовка различных информационных материалов по открытым источникам и анализ внутренних, закрытых, а также… э-э-э…
– Понятно, – Лариса оборвала перечисление Соломеина, когда тот уже не знал толком, что еще можно добавить к списку. – Работа пресс-секретаря в ранге зама.
– И с соответствующей зарплатой, – заметил Виктор Игнатьевич.
– Дешево хотите купить, – усмехнулась девушка.
– Если мы сработаемся, то ваши функции могут быть существенно расширены, – туманно сказал Соломеин.
– Значит, желаете получить все наследство Борзова, вплоть до секретарши? – сделала вывод Лариса.
– Я предлагаю хорошие условия, – поджал губы бизнесмен, – и если вы не цените этого…
– Нет такой зарплаты, за которую я согласилась бы стать переходящим призом от одного шефа к последующему. Да еще к такому, как ты!
– Дура! Он ведь тобой пользовался! Мозгами твоими. А держал секретаршей и даже подарков не дарил!
– Кое-что он мне все-таки дал, – вдруг успокоившись, сказала Лариса и загадочно улыбнулась.
– Неужели акции? – поразился Соломеин.
– Узнаете в свое время, Виктор Игнатьевич, узнаете, – пообещала девушка. – Пока.
– Ты уволена!
– Сэкономленную зарплату засуньте себе в… – конец фразы, если Никонова его произнесла, заглушила хлопнувшая пугачем дверь.
– Самохвалов отчет принес, – влючился вдруг селектор.
– Позже, – сказал Соломеин, нажав кнопку, – и уберите посуду.
– Хорошо, Виктор Игнатьевич.
Тихой мышкой вошла Ирина Михайловна и молча забрала поднос с кофе. Разбираться в настроении шефа она умела и теперешнее злобное выражение лица не предвещало ничего хорошего.
– Я занят, – бросил он.
– Хорошо, Виктор Игнатьевич.
Ирина Михайловна вернулась в приемную и выпроводила Самохвалова, который, несмотря ни на что, хотел говорить с директором. Потом зазвонил телефон.
– Алло, – отозвалась секретарша.
– Добрый день, Ирина Михайловна, – произнес тихий мужской голос, от которого по телу бежали мурашки, как от шипения змеи.
– Здравствуйте, Алексей Николаевич, а Виктор Игнатьевич как раз у…
– Соедините, пожалуйста, – попросил собеседник.
– Конечно, – после секундного колебания ответила Ирина Михайловна. Почему-то Алексею Николаевичу сказать обычную секретарскую ложь – «уехал, ушел, на объекте» – она не могла. И переключила телефон.
– Здравствуйте, Виктор Игнатьевич, – ласково сказал в трубке тихий голос.
– Здравствуйте, Алексей Николаевич, – подавляя внезапную ненависть (как не вовремя!), ответил Соломеин.
– Здоровы ли вы? Как дела идут?
– Спасибо, хорошо. У вас как?
– Вашими молитвами, Виктор Игнатьевич, – прошелестел голос. – Не смею вас долго задерживать, перейду сразу к вопросу. Вы обдумали мое предложение?