– Помимо того, – продолжил полицейский, державший Пульсара, – штраф может уплатить любой уважаемый.
Он обвел взглядом толпу и, остановившись на Кошкине, строго спросил:
– Что?! Уважаемый желает внести деньги?!
Кошкин удивился до крайности, однако промолчал.
– Что-то не понял я, – продолжил полицейский. – Вы кем им приходитесь – кум, сват?!
– Брат, – ответил Кошкин, пугаясь собственных слов.
– Ваш кошелек, – сказал полицейский, протягивая к нему руку. – Прошу ценить наше время и не задерживать. У вас две секунды… Раз…
– Вот мои деньги! – опередил его Кошкин, доставая из кармана пластиковую карту.
Полисмен оживился при виде карты, взял ее свободной рукой, сунул себе в карман, затем вынул и возвратил Кошкину. Однако отпускать девушку он не спешил. Первый полицейский тоже не торопился.
– Штраф не прошел регистрацию. Надо ждать, уважаемый.
Кошкин на чем свет ругал себя. Прогулялся, называется! Он мог тихо смыться, оставив этих двоих один на один с полицейскими. Он мог бы, да что-то удержало его – может быть, слово «машина», которое произнес перед этим задержанный.
Железные клещи разомкнулись, мужик с дочерью оказались на свободе, после чего толпа зевак моментально схлынула вместе с полицейскими.
– Спасибо тебе, добрый человек, – говорил Пульсар, тряся бородой. – Ты не прошел мимо. Остановился…
Слово за словом, они разговорились и тихонько пошли втроем от площади. Бородатого звали дядей Федей, по отчеству – Ильич, а девушку – Катенькой. Федя массировал запястья, проклинал систему и тех, кто ее построил.
– Вначале мы даже думать боялись, – гремел он, не стесняясь, – что какой-то андроид заменит не только, допустим, кассира в банке, но и женщину в кровати, что местное самоуправление докатится до такой вакханалии… Раньше, когда только все началось, и то терпеть не было никаких сил.
Они подошли к Волжскому косогору и возле чугунной ограды остановились. Кошкин большей частью молчал, с трудом переваривая информацию. Кассир в банке, женщина в кровати… Существо, от которого могут быть дети. Для чего всё это надо знать, когда всё давно устоялось и принято за основу?!
– Потом супруга у меня умерла, – рассказывал Федор Ильич, – мы остались с дочкой одни. А потом мне зарубили военную пенсию. Они сказали, что такого человека не существует. Меня нет. И дочки моей тоже нет, хотя она – вот она, со мной рядом…
– Такого не может быть, – не верил Кошкин.
– Еще как может! Это лишь видимость, что я есть! – утверждал мужик. – Вначале я тоже удивлялся, правду ходил искать…
– Но есть же федеральный центр, – напомнил Кошкин.
– У Центра свои проблемы.
Мужик пристально посмотрел Кошкину в глаза, потом отвел взгляд и продолжил, глядя в низину:
– Дело даже не во мне. И не в центре. Дело в этой вот агломерации… – Он ткнул пальцем в заросли крапивы под косогором. – Ей отведено не так много времени. Будь я хакер, можно было хоть на что-то надеяться. Впрочем, Катенька не даст мне соврать. Скажи, Катя!
А та вскинула к небу глаза, тяжко выдохнула и промолчала.
– Что ты думаешь об этом?
– Мы помрем с голоду. Это я точно знаю.
Она вдруг стала часто моргать, достала из кармана платок, приложила к лицу и затем отвернулась. Отец тронул ее за плечи. Дочь обернулась к нему и продолжила:
– Агломерация, говоришь? Я сыта ей по горло за эти три дня. Мы уйдем в лес и не вернемся сюда никогда.
– Я понимаю тебя, Катенька. Но мы обязаны…
– Уходим…
– Уже вечер. Нам не добраться назад…
Кошкин живо соображал. Не добраться – значит, погибнуть. Может быть, этой же ночью, нарвавшись на волчью стаю, о которой недавно писали в сети.
Тем временем солнце садилось всё ниже, от городских строений тянулись под гору громадные длинные тени.
– Я бы не советовал в ночь, – сказал Кошкин.
Взгляд у него скользнул по груди девушки. Потом застрял у нее на шее – там, где билась едва заметная усталая жилка. Кошкин давно мог быть дома, потому что ничто его не связывало с этими людьми, но жилка под тонкой кожей не отпускала его. Она просила решения быстрого и точного. Как тот пароль, который не давался в последнее время.
– Обещали похолодание, – продолжил он. И тут же добавил: – Вы можете заночевать у меня.
– Мы и так вам обязаны, – оживился Федор Ильич.
От напряженного разговора Кошкина слегка лихорадило.
– У нас есть, где жить, – говорила девушка. – У нас дом в лесу. Пусть живут себе. Видит бог, мы пытались, но нам не дали вразумить эти головы.
– Назад, к природе… – соглашался отец. – Будем собирать там грибы…
В сумерках, шагая косогором вдоль чугунного ограждения, они подошли к двухэтажному кирпичному дому с двумя подъездами.
– Вот и жилище мое, – сказал Кошкин, останавливаясь слева от здания.
Он взялся за ручку двери, собираясь пропустить впереди себя своих новых знакомых, и услышал за спиной шорох автомобильных шин. На углу бокового проезда остановилась машина со световым маяком, за ней еще одна.
– Не двигаться! – гремело над улицей.
На дорогу из машин выскочили не менее дюжины человек. Яркая желто-зеленая форма на них зловеще светилась. Подобное свечение не сулило ничего хорошего.
– Руки верх! Я Татьяноха!
– Черти тебя принесли, рыжая сволочь…
Не успел Кошкин еще что-нибудь сказать, как его облепили со всех сторон, ухватили за руки и с хрустом надели наручники.
Новых знакомых прижали лицом к стене и, заведя руки за спину, надели наручники.
– Кто вы?! – орал Федор Ильич. – Я буду жаловаться прокурору! Я пойду к губернатору!
– Пойдешь! – соглашался рыжий мужик в форменном чепчике. – Но ты запишись к нему для начала, потом ори! Взяли моду – пугать…
Он замолчал, отворачиваясь, и в тот же миг, словно бы передумав, вдруг уцепился пальцами в Федину шею. Ноги у Феди при этом подкосились, он сначала как будто повис у стены, а потом повалился боком в асфальт.
– Что вы делаете! – кричала Катя. – Вы не имеете права!
Дальше ей не дали сказать. Один из милицейских прижал к ее шее дубинку и так стоял у стены, пока другой из них шарил у девушки по карманам.
– Вы не имеете права! – хрипела Катя. – Это вам не пройдет…
– Да, не пройдет, – тихо и зло говорил Татьяноха. Он приблизился к девушке, ухватил за плечо и развернул лицом к себе. Затем, ухватившись пальцами за подбородок, проговорил:
– Это не пройдет никогда, потому что мы не позволим…
Глава 3
Это не то, что вы думаете
Римов принимал доклады от группы наружного наблюдения. Услышав про мужика с дочерью, наказанных на месте за самовольный митинг, оживился и стал расспрашивать полицейских о дальнейшей судьбе задержанных, а когда понял, что задержанные были отпущены за ненадобностью, то сильно расстроился – уж больно интересной показалась личность Пульсара. Бродит по городу, орёт о правах человека, высказывает явное недовольство. Чего хочет, толком никто не знает.
Полицейский, бывший за старшего, разводил руками:
– Ничего не поделаешь, за него заплатили – мужик по фамилии Кошкин.
– И вы их отпустили…
– Так мы же не могли иначе, Сергей Иванович. Деньги поступили на счет…
Он вынул из кармана патрульный навигатор, нажал на нем кнопку и подал Римову. Тот взглянул в устройство, отчего брови у него вскинулись кверху.
– Их опять задержали! Татьяноха! Ну, зараза!..
– Милиция?! – изумился другой полицейский.
– Надо перехватить! Быстро!
Римов выпрыгнул из-за стола и помчался пустым коридором к лестничной площадке, крича на ходу:
– Геликоптер – к вылету!
Подчиненные едва поспевали за ним. Выскочив во внутренний двор, он прыгнул в вертолет. Подоспевшие полицейские прыгнули следом. Набрав обороты, вертолет поднялся со двора, пошел в северную часть города и вскоре завис над газоном возле двухэтажного кирпичного дома.
– Всем оставаться на местах! – гремело над домом. – Шаг влево, шаг вправо – считается побегом!.. Прыжок на месте – провокация!
Одежда на Татьянохе трепетала от ветра. Чепчик сдуло с головы и несло вдоль улицы.
Вертолет, выпустив ноги, присел к земле. Из него высыпало с десяток полицейских. Они тотчас окружили милицейскую группу.
– Я начальник милиции, у меня права! – орал Татьяноха.
– А я начальник федеральной полиции, – сказал Римов. – У меня тоже права. И если ты скажешь еще полслова, то я за себя не ручаюсь.
Конфликт между силовыми структурами мог обернуться кровопролитием. Полицейский, принимавший участие в первоначальном задержании Федора Ильича, подошел к нему, снял наручники, потом освободил Катю, Кошкина и бросил наручники к ногам Татьянохи.
– Я забираю задержанных, – распорядился Римов.
– Не имеешь права! – Татьяноха крутнулся на месте. – У нас тоже права имеются. Без нас вы никто, потому что не в состоянии!
Дальше он действовал словно в тумане. Пригнувшись, по-бычьи двинулся головой в сторону Римова. Однако Сергей Иванович, увернувшись, аккуратно щелкнул кулаком сбоку в челюсть, после чего Татьяноха потерял ориентацию: он пошел, согнувшись, по кругу и упал в траву.
– Нокаут, – сказал один из полицейских.
Подчиненные Татьянохи замерли на месте. Поражение Рыжего Беса случилось для них впервые.
Римов обернулся к Федору Ильичу.
– Вам придется с нами проследовать, – сказал он голосом, не терпящим возражений. – У нас к вам вопросы. Потом вас доставят назад. Слово офицера…
Взяв под локоть Катеньку, Сергей Иванович шагнул к вертолету. Остальные покорно следовали за ним. Вертолет поднялся над домом, развернулся и пошел, свистя винтом, в обратном направлении.
Пока Римов летел, Татьяноха землей добрался к себе в кабинет и стал жаловаться по телефону во все инстанции, включая приемную председателя правительства. Набрав номер, он начинал объяснять ситуацию – о том, кто он такой, какими обладает правами и под конец про то, как его избили во время проведения операции по захвату особо опасных преступников, одним из которых является Кошкин Владимир, замеченный в хакерстве и в чем-то еще экзотическом. При этом он забывал сказать о причине, по которой получил по зубам.
– Меня назначили не для того, чтобы вот так, – говорил он вялым голосом: нокаут давал о себе знать. Однако его скулеж никто не хотел слушать, и тогда он решил, что не надо брезговать ничем. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Лучше, конечно, в крестах, но только не в тех «Крестах», где ему однажды пришлось побывать, будучи под следствием. А еще он подумал, что старый друг лучше двух новых… И Дмитрий Олегович набрал очередной номер. На это раз он звонил в Ревком, надеясь услышать хотя бы голос дежурного.
– Уважаемый абонент, – ответил женский голос в трубке, – вы попали в ревизионную комиссию по защите прав толерантности. Ваш голос записывается регистратором. Представьтесь, пожалуйста…
– Начальник Симбирской милиции вас беспокоит, Татьяноха моя фамилия. А зовут меня Дмитрий Олегович. Нас недавно создали… В помощь полиции, так сказать, потому что у них проблемы…
– Понятно, а мы здесь причем?
На этот раз говорил мужской голос.
– Я с кем говорю? – Татьяноха решил взять быка за рога.
– Подполковник Виноградов моя фамилия…
– А-а-а, Сан Саныч! Как раз мне вас надо. Дело в том, что меня ведь избили сегодня. На почве защиты прав толерантности…
– Как ваша фамилия?
– Э-э… понятно… Начальник милиции моя… Татьяноха Дмитрий Олегович. Избит начальником полиции – Римов его фамилия. Да вы знаете его… Он такой весь из себя, что прямо ужас какой-то.
– Подробнее, пожалуйста, – попросил Виноградов.
И Татьяноха, прыгая с пятого на десятое, стал рассказывать о том, как он в составе патрульной группы пытался задержать известного хакера Кошкина, которому было предписано сидеть дома позднее девятнадцати часов – он же под административным надзором находится как-никак. Однако этот проходимец не только нарушил режим, но даже припёрся домой с двумя неизвестными – мужиком бородатым и бабой лет двадцати.
– И что с того?
– Дело в том, что, по нашим сведениям, Кошкин работает над проектом.
– Понятно, – сказал Виноградов и велел срочно прибыть в комиссию.
– А мне бы Анатолия Ефремовича, – попросил Татьяноха.
– Жердяй в отпуске, я за него пока что, – прозвучало из трубки, и Виноградов отключился.
Татьяноха, сунув в кожаную папку административное дело на Кошкина Владимира Львовича, встал из-за стола, помолился в сторону угла, в котором у него висели часы с кукушкой. Потом сунулся к двери, и тут его прошило словно молнией:
«Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!…»
– А чтоб тебя!
Татьяноха плюнул в пол, снова перекрестился, оглядел кабинет и вышел в коридор.
Добравшись на служебной машине на улицу Льва Толстого к зданию ЧК, – так называли в народе ревизионную комиссию по защите толерантности (сокращенно – Ревком), – Татьяноха вышел из машины и осмотрелся. Улица здесь была почему-то пустынна.
На вахте его встретил прапорщик, но ему оказалось мало предъявленного удостоверения. Прапорщик сначала доложил кому-то по телефону и лишь после этого, получив разрешение, позволил Татьянохе пройти в вестибюль, а потом указал на приоткрытую дверь сбоку от входа.
– Сюда, пожалуйста. К вам сейчас выйдут.
Татьяноха вошел внутрь. Это оказалась продолговатая комната с единственным столом и окном, выходящим во двор с ухоженным газоном. Двор был огорожен глухим забором, так что из окна нельзя было увидеть прохожих.
– Прошу садиться, – прозвучало за спиной Татьянохи.
Мимо стола прошел Виноградов. Стройный. Белолицый. В темно-сером гражданском костюме. И сел за стол.
– Прошу еще раз, но только по существу.
– Дело в том, – начал Татьяноха, – что он меня отправил в нокаут, а я должностное лицо при исполнении. Нас недавно разархивировали… В смысле, до этого у нас была общественная организация… Бригады содействия полиции. Потом нас взяли в штат и назвали милицией.
– Это мы в курсе, – сказал Виноградов. – Были, по сути, народной дружиной – ей и остались… Зато получаете зарплату. Я слушаю вас.
– Мы хотели задержать этого, как его? Крэкера или как его…
– Хакера…
– И поработать с ним по поводу нарушения авторских прав. Он же привлекался когда-то. Поэтому, как я полагаю, с ним надо работать. По моим сведениям, он упорно над чем-то завис.
– Откуда такие сведения?
– Старые связи. – Татьяноха замялся. – Электронная проституция…
– А полиция, выходит, вам помешала, не так ли?
– Так точно. Мы сами смогли бы, но Римов перехватил…
Информация Татьянохи, как видно, заинтересовала Виноградова. Подполковник поднялся и, сцепив на груди руки, стал ходить вдоль стола перед Дмитрием Олеговичем. Туда и обратно. От окна и к двери. Потом сел за стол, вскинул светлую голову, расправил толстые губы. Внушительный нос с горбинкой, казалось, готов был клюнуть Татьяноху.
Виноградов пробежался глазами по стенам и произнес тихо и с расстановкой:
– Можете быть уверены: прямо сейчас мы примем кардинальные меры. Мы тщательным образом проверим ваше сообщение. Кроме рукоприкладства, естественно, поскольку, увы, это не наша подследственность. По этому вопросы это вы к прокурору, пожалуйста. Надеюсь, вы меня понимаете?
Еще бы не понять! Татьяноха поднялся из-за стола и рявкнул, тараща глаза:
– Так точно, товарищ комиссар безопасности!
– Подполковник, – уточнил Виноградов и растворился в комнате, будто серый туман.
Татьяноха от неожиданности даже присел на краешек стола. С минуту он так сидел в помещении, тряся головой и стремясь понять, так ли его поняли высшие инстанции, не приснился ли ему комиссар Виноградов.
– Прошу на выход. – Перед ним стоял прапорщик. – Аудиенция окончена.
«Но он же не папа римский!» – хотел крикнуть Дмитрий Олегович, но воздержался. Отлип от стола и побрел к выходу из гэбистской конторы.