Удары обрушились Евгению в грудь, корпус, лицо. С разбитых губ начала стекать кровь, на скулах алеют кровоподтеки.
Сзади раздался негромкий шорох, но солдат настолько погрузился в избиение противника, что не обратил на это внимания.
Лундгрен левой рукой придержал ослабевшего от ударов Корзона.
– Скажи «спокойной ночи», засранец, – прохрипел солдат, замахнувшись.
Однако кулак его остался неподвижен. Что-то не пускает руку, ухватив ее, точно клещами.
Повернув голову, он увидел рядом обнаженную девушку с маленькой аккуратной грудью. Она без труда удерживает его кулак, а в другой руке – держит два пустых шприца. Внимание солдата привлек не столько ее обнаженный вид, сколько – взгляд, который не сулил ничего хорошего.
– Спокойной ночи, засранец, – произнесла Виктория, бросая на пол пустые шприцы.
Ее удар отправил вояку в небытие.
Она схватила Корзона спереди, не дав ему упасть.
– Нужно найти одежду, – прохрипел он.
После дозы доперметафина он пришел в норму. Свою одежду найти не удалось, зато отыскавшиеся в шкафчике комбинезоны пришлись впору. Скользнув взглядом по стройному обнаженному телу Виктории, Корзон помог ей облачиться в комбинезон.
Девушку мутило – две дозы препарата вместо одной оказалось для нее слишком. Лицо бледное, едва стоит на ногах.
– Останься здесь, – велел ей Корзон. – Отлежись.
– Я с тобой, – помотала головой девушка.
В коридор он вышел первым, держа в руке снятый с одного из солдат излучатель. Вика уверенно двигается сзади, тошнота постепенно проходит.
Они прошли мимо двери в студию, за которой блаженно ревут зрители – судя по всему, Охотники добрались до Кашпировского.
Дверь в дальнем конце коридора приоткрыта, оттуда доносится стук клавиш и возбужденные голоса.
Сделав Виктории знак подождать, Евгений осторожно заглянул внутрь.
Всюду кабинки с компьютерами и мониторами. У окна пьет кофе Третьяков.
– Неизвестно почему, он еще не ушел, – наверное, ждет подтверждения моей смерти, – решил Евгений.
Корзон улыбнулся. Не придется бегать за бывшим начальником-кротом по всему городу.
Он толкнул дверь и вошел.
Все лица повернулись к нему и излучателю в его руке. Виктория, несмотря на просьбу Корзона подождать в коридоре, все же держится рядом. Судя по ее виду, девушка чувствует себя лучше.
– Как полномочный представитель Управления по Борьбе с Терроризмом, – сказал Евгений, направляя в грудь майору излучатель, – заявляю: майор Третьяков, вы арестованы по обвинению в шпионаже и сотрудничестве с преступными группировками. А также в покушении на убийство сотрудника УБТ.
– Это кого я пытался убить? – переспросил Третьяков, сделав шаг вперед.
Корзон не сводит с него оружие, хотя рукоять излучателя чуть скользит во вспотевшей ладони.
– Я запомнил все, что ты мне сказал, полагая, что я уже – труп. Проверить твои слова не составит труда.
Третьяков метнулся вперед. Виктория оказалась в его руках, он выставил ее как щит между собой и излучателем Евгения.
– А что теперь скажешь? – улыбнулся он. – Смотри не продырявь свою подружку. Майор тоже достал излучатель и приставил его к виску девушки.
Виктория, которая к тому моменту пришла в себя окончательно, ощутила приступ ярости. В ней все еще пульсировала энергия от двойной дозы доперметафина.
Стоя спиной к Третьякову, она резко опустила пятку ему на голень. Отвела от виска его руку с оружием. Майор согнулся от удара в пах. Девушка хладнокровно смотрела, как он оседает на пол.
– Что здесь происходит? – раздался за спиной знакомый голос. Корзон обернулся, вскидывая оружие.
Вошел Курт Дизель. На его лице играла улыбка. Он посмотрел на скорчившегося на полу Третьякова, на Викторию, взгляд задержался на Корзоне.
– А ты неплохо все провернул, – кивнул он с уважением. – До тебя никому не удавалось.
Евгений нахмурился.
– Что именно?
Виктория с вопросом в глазах подошла ближе, хотя теперь уже держится осторожнее. На случай, если Дизель тоже решит взять ее в заложницы.
Ведущий посмотрел на Корзона и девушку, переглянулся с парой техников.
По его жесту стена отъехала в сторону. За ней вдаль уходит улица с небоскребами и застывшими на дорогах брошенными автомобилями. Будто все водители и пешеходы разом куда-то пропали.
Вторая стена тоже отъехала в сторону. Виктория увидела экран, с которого на них смотрят десятки лиц из телестудии. Их рты захлебываются криками, но звук приглушен.
– Что все это значит? – потребовала ответа девушка, но Корзон уже понял. Он посмотрел на ведущего, жалея, что перед ним всего лишь цифровая проекция, наверняка, защищенная – телеведущие сейчас ценнее других специалистов.
Как и те солдаты, которые его едва не убили – всего лишь виртуальные проекции… Охотников.
– Добро пожаловать в финал телешоу «Бегущий человирт», – произнес Дизель с широкой улыбкой, и Корзон с Викторией оказались на улице. Среди нарисованных дизайнерами небоскребов и пустых машин. В виртуальном пространстве, на трансляцию из которого смотрит вся страна и с нетерпением ждет, кого убьют следующим…
– Дамы и господа! – воскликнул в микрофон ведущий, повернувшись к телезрителям, и нажатием кнопки на пульте управления убрал из шоу свою цифровую проекцию. – Добро пожаловать в финал! Игра «Бегущий человирт» ПРОДОЛЖАЕТСЯ!
Вий 2.0
«Излучатели системы „Вий“ вступают во взаимодействие с сознанием вражеских операторов-людей, подавляя ментальное сопротивление и внушая команду – отключить необходимые электронные системы. Успех достигается в случае, если кто-то из вражеских солдат посмотрит „Вию“ в „глаза“».
Из данных WikiLeaks.
Фары «мазды» рассекают темноту, машина лихо несет трех человек по трассе в сторону Москвы.
– Ты смотри, че выдумали, – весело сказал Панчинков, глядя в планшет, где открыт «Живой Журнал». – Один чувак пишет, что у нас стали проводить эксперименты по изменению облика с помощью особого излучения. Секретные научные разработки.
– Это как? – спросил Хомский с заднего сиденья, зевая.
Петька Голыщенко сосредоточенно смотрит то поверх руля, то на дорогу впереди, то на приборы, прислушивается с недовольным выражением лица. В салоне что-то постукивает, и это водителю явно не нравится.
– Ща, – кивнул Панчинков и ткнул в экран планшета пальцем, увеличивая текст. – К ноутбуку подсоединяется генератор излучения размером с флешку. Человек его включает, поле его окутывает, и ты, Хома, видишь не бабку пенсионного возраста, а девку с третьим размером, которая пускает на тебя слюнки.
Он заржал, как конь.
Роман Хомский, которого друзья зовут просто Хома, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Он зевнул во весь рот. Вечеринка празднования дня рождения их сокурсницы Наташки Строгиной оказалась тоской несусветной, так что три закадычных друга извинились, сославшись на неожиданно возникшие дела, и отчалили обратно в Москву.
Через неделю у них сессия, а потом – гуляй, блин, аж до сентября.
– Парень взял эту инфу на одном из русских аналогов Wikileaks, – продолжал вещать Панчинков. – Тут еще сказано о проге, позволяющей брать контроль над сознанием человека и отдавать ему приказы… Так, это тоже на основе нового вида магнитного поля…
– Хватит читать всякий бред, – отозвался Хома лениво.
– Тут написано, что в России этими разработками занимается частная лаборатория одного из олигархов.
– У этих козлов денег куры не клюют, – бросил Хомский, не открывая глаз. – Наворовали миллиарды, а теперь делятся копейками. И ждут, что их за это все начнут в зад целовать.
Он задремал.
Стук в салоне, раздающийся снизу, будто в аду черти пытались проломить себе выход, усилился, разбудив Хомского. Открыв глаза, он посмотрел в спину сидящего за рулем Голыщенко. Илья Панчинков пялится в планшет, ничего вокруг не замечая.
Машина стала терять скорость, из-под приборной панели раздались глухие звуки, словно ее пробил приступ кашля. Наконец, «мазда» заглохла и, проехав еще метров десять на холостом ходу, остановилась.
Голыщенко съехал на обочину, и под колесами шумно заскрипел гравий.
– Черт, я же хотел съездить в сервис еще неделю назад, – проговорил он с досадой, вытягивая на себя ручку открывания капота.
Он вышел в темноту, а когда вернулся, то посмотрел на друзей расстроено.
– Аккумулятор сдох, коллеги, – его траурным голосом можно было рыть братскую могилу жертвам репрессий. – Ниче не понимаю, он же был заряжен. Дайте кто-нибудь телефон, я вызову техпомощь.
iPhone у Петра украли вчера в метро, купить новый телефон он не успел.
Илья развел руками.
– У меня минус на счете. Щас попробую кинуть гудок брату. Перенаберет.
Он нажал комбинацию клавиш и стал ждать. Ответа не последовало ни через две, ни через пять минут.
– Лешка, наверное, дрыхнет, – буркнул он.
Хома сунул руку в карман, доставая смартфон. Нажал на кнопку. Дисплей оставался черным.
– Ё-мое. Кажись, разрядился.
– Блин, – высказался Панчинков. – Мы от Москвы далеко?
– До столицы сто кэмэ с хвостиком, – буркнул Голыщенко. – Говорил же, давайте останемся. Там девчонки, пиво. Хоть эти телки и тупые, но все-таки постель и крыша.
– Постель с тупыми телками без коротких юбок, – прокомментировал Илья саркастически.
– Все лучше, чем торчать посреди ночи на трассе, – скривился в ответ Голыщенко. – Спасибо, хоть на дворе июнь, а не январь.
Петр еще раз вышел, было слышно, как с тяжелым звуком закрылся капот. Затем он снова просунул голову в салон поверх опущенного стекла.
– Ну и че делать будем? – спросил Панчинков. – Голыш, Хома?
– Пошли искать какой-нибудь дом с телефоном, – ответил Хомский, открывая дверцу. Сонливости в его голосе не осталось, только раздражение.
Оставив пустую дорогу за спиной, они втроем направились к паре горящих вдалеке огоньков – в одиноком доме светятся окна. Ветер доносит запах воды, где-то недалеко лает пес. Гавкает громко и остервенело.
– Ватсон! – простонал Панчинков театрально. – Что это?
– Холмс, так воет собака Баскервилей, когда ищет свою жертву! – ответил он немного другим, более уверенным голосом. В университете Илья играл в студенческом театре.
Потом добавил:
– Из кустов выходит Бэрримор с тарелкой и говорит: «Овсянка, сээр».
Хома и Голыщенко промолчали. Потом Хомский проворчал:
– Иди ты со своими шуточками. Проводить ночь на трассе мне как-то не улыбается.
Панчинкова же сложившаяся ситуация, судя по всему, веселила.
– Ладно вам, ребята, – сказал он ободряюще, – не вешайте носы. Потом будет, о чем рассказать.
– Тебе все равно, где ночевать: на кровати или на земле, – отозвался Голыщенко. – А нам нет. Хоть анекдоты бородатые не трави. Че-нибудь новенькое бы рассказал.
Илья пожал плечами, бросил обиженно:
– Если бы кое-кто не зажмотился кинуть монету на платной дороге, а не поехал в объезд, мы бы сейчас были не в глуши, а тормознули бы проезжающий мимо автомобиль. Кто-нибудь бы да остановился.
Голыщенко развел руками.
– Я ж срезать хотел. Деньги ни при чем.
Хома промолчал, глядя на темный пустырь вокруг да огонек окон домика, который с каждым шагом все ближе.
Освещенные окна приблизились настолько, что в темноте стал четко виден одинокий ветхий домик. Хомский много повидал таких, когда ездил из Москвы в Воронеж к родственникам. Живут в таких домах старики, кормятся огородом да выводят свиней.
Конец ознакомительного фрагмента.