И весьма вовремя. Поджидавшие его струи песка, удушающий запах газового баллона «Ромашка-4» и зубы собакокрысы его не зацепили.
И… начались гонки… Да, вот так, по-сумасшедшему, летал он только в лихой ранней молодости. Тогда, только что освоив флайеры, он отправился с друзьями ночью в дальний киоск за пивом. А их рожи почему-то сильно не понравились полисам.
Несясь на максимальной высоте флайера – на уровне второго этажа – и маневрируя: огибая столбы и деревья, – Иоганн, вполоборота назад, заметил, что за ним несется литл-бус класса «Сфера»… Махина огромной скорости и маневренности.
– Недетски запульнут они по мне сейчас тихими разрядами, – сказал он давно выпавшему из жилетки и летящему рядом с ним врану.
Но, вскоре долетев до ближайшего спасительного подъема на второй уровень, он побежал по движущейся вверх скайт-лестнице, не снимая флайеров и разгоняясь до предела. По этой же лестнице, чуть ниже, следовал литл-бус, который не смог передвигаться вверх по грузовому подъему и ехал лишь со скоростью эскалатора. Возьми он подъем нахрапом, то мог бы, вероятно, при этом просто снести лестницу напрочь. А так, его не слишком быстро несла вверх образовавшаяся скайт-платформа… И пара собакокрыс внутри буса с напряжением ждала высадки.
Кролас, при завершении скайт-лестницы уже летел над ней на флайерах, предварительно разогнавшись. Там он резко взмыл вверх, над горизонтально движущейся гладкой платформой. К ней немного дальше подходили тьюб-эскалаторы верхнего, вертикального, подъема. Он опустился на платформу, и сразу пошел на новый разгон. А потом, Иоганн сделал совершенно невозможный трюк, достойный лихого фильма… После разгона, уже перед самыми эскалаторами подъема, он подорвался вверх, аж до начала второго уровня, «потолка», перевернувшись в полете вверх ногами, для чего размагнитизировал на мгновение флайеры… А потом… поехал, вновь разгоняясь, внизу моста-автострады. Причем, вполне шустро. Таким образом обычно муха бегает, вниз головой, по потолку. Таким образом, он пробежал по потолку над «Сферой», литл-бусом, выехавшем сейчас на платформу, и теперь двигался в обратном направлении. Набрав бешеную скорость, Кролас оторвался от потолка второго яруса, срулив в сторону, и перевернувшись снова вниз ногами, полетел над вечерним Ростовом, на огромнейшей высоте… А город внизу приветствовал его сияющими афишами и мигающими шорами.
– Парю над городом, как ангел в последний день творения. Или, как демон, дух изгнанья… Впрочем, ни ангелы, ни демоны не удирают от литл-буса класса «Сфера» и не ждут того, что вот-вот разобьются, – проорал он, испытывая, как ни странно, высочайшую эйфорию.
– Видел бы ты сейчас своё лицо! – каркнул пролетающий рядом вран. – Мечтательно-идиотское.
– И тормознутые мозги, – поддержал его сам Кролас, совершенно обалдев от ситуации.
Он летел, совершенно не управляя флайерами. Как ими управлять в таком положении, в безнадежном полёте? Иоганн не знал, предусмотрен ли совет на эту тему в инструкции по технике безопасности к флайерам… Вран вывел его из прострации:
– Садись на крышу, дур-рень! Планир-руй!
Автоматически, постепенно, сбавлялась скорость полёта разогнавшихся флаеров. И высота полёта тоже. Приближалась земля. Оставалось только снова начать управлять флаерами, координируя приземление.
Иоганн относительно мягко опускался на крышу. И он сразу опознал её. Это могла быть только крыша исследовательского мединститута… Поговаривали, что именно здесь проводили опыты по клонированию.
На крыше, к счастью, располагался небольшой бассейн и парк отдыха с цветами. Также, били великолепные фонтаны с подсветкой. К счастью – это потому что, впишись он в голую крышу, а не в бассейн… Было бы намного хуже. А так, он приземлился аккурат в воду.
Иоганн вылез из бассейна. Снял флайеры, а также снял и слегка отжал джинсы. Водоотталкивающий материал журналистской жилетки спас содержимое его карманов.
– Я тебе уже говорил, что ты – крутой парень? – хихикнул вран.
Система лестниц из металлопласта, спусковых эскалаторов и лифтов была довольно сложной и запутанной. Опять-таки к счастью, институт не был приостановлен совсем даже ночью. Попадались отдельные сотрудники.
Кролас с наивностью идиота показывал им свой пергазетный пропуск второй категории и просил дать интервью о работе института. Некоторые просто отмахивались от него, другие – посылали подальше. Пока, наконец, не попался строгий дядька, который и вовсе рассердился и препроводил нежелательного здесь представителя прессы к выходу и практически вышвырнул его на газон… Не задаваясь особенно вопросом о способе проникновения на территорию секретного института мокрого журналиста: «Ох, уж эти мне газетчики!».
Оказавшись на газоне между фосфоресцирующей урной и лавочкой из пласторганики в форме бревна, Иоганн отряхнулся и, наконец, возрадовался жизни. А потом поспешил к ближайшему подъемнику, чтобы поймать нужный бус и, наконец, добраться до родимого Газетного переулка.
И только уже трясясь в бусе, журналист Кролас, наконец, заявил:
– Кажется, я жив. Но очень голоден. Зверски хочу жрать!
– Я, между прочим – тоже, – ответил ему вран.
Поэтому, оказавшись в Пергазетном, они сразу направились в ночное редакционное литкафе, а там – заказали сэндвичи с анчоусами, пампасы и пачку «Вечернего Ростова». Затем Кролас сел за столик и вновь перевел дух, с удовольствием следя за танцевальными па начинающих репортеров, ритзибоев, их гёрл и аск-партнёрш.
Играла приятная, легкая музыка, под которую он, уже полностью высохший, строчил заметку на купленном здесь же пресс-папире с помощью микронаборщика 10-й модели, позаимствованного у знакомого ритзи Сашки.
«Микроб» заедал и барахлил на каждом пятом слове – да ничего, и так прокатит…
Вран снова притворился попугаем. И, поклевав немного из тарелки, теперь чистил перышки.
Вот в эту-то идиллию и влетела Зинка Исламбекова.
– Кролас, душка, спасай! Завтрашний номер – горит… Нет хватает целой полосы… Не выйдем завтра – не будет премиальных. А я на углу универшопа присмотрела такие туфельки! Просто обалдеть, – проорала она.
– Ой! Что это? – встрепенулась вдруг она, поглядев на «попугая».
– Мой новый друг, – ответил ей Кролас, не покривив душой.
Зинка глубоко вздохнула, выпучив глаза. Но ничего ему не сказала. В конце концов, каждый из редакции имел свои странности. Не криминал.
– Ну да… Пикассо, например, с броненосцем везде ходил, – через некоторое время, задумчиво пробормотала Зинка себе под нос. А потом выхватила Иоганна из-за столика и куда-то потащила…
– Сальвадор Дали… С большим муравьедом, – слабо возражал Кролас, повинуясь Зинке.
В общем, конец статьи он дописывал у Феди в наборно-верстальной компании. Не хватало немного текста, чтобы заполнить пустоту. При этом его пихали и тискали со всех сторон, а импульсивная Зинка без конца расцеловывала Кроласа в обе щеки. И всё это время снизу доносился какой-то жуткий джаз.
Зато потом Зинка с одним из её приятелей, водителем редакции, парнем меланхолично-отстраненного вида, довезла его на пергазетном афишном бусе до самого дома. По пути они, к тому же, сдали прокатные флайеры. Зинка собственноручно впихнула Кроласа в подъезд его дома, видя, в каком он состоянии.
– Приятно, когда о тебе кто-то заботится, – подумал вслух уставший и замотанный за день Иоганн. Да, не каждый день ему выпадала честь проехаться на элитном транспорте первого яруса… Который передвигался по городу со скоростью черепахи.
Глава 4. Дом, уютный дом…
Только через пару минут долгого и затяжного разглядывания обоев, журналист, наконец, полностью осознал, что уже дома. Ещё некоторое время прошло так же на автопилоте. Ноги еще не болели, это с ними произойдёт завтра… Но были как не свои. И голова – как медный котелок… Надо было расслабиться и получить толику удовольствия. Ни на что другое сейчас он способен не был.
Усадив врана, сняв его с плеча, на мягкий армчеар, он некстати вспомнил, что Дорогуша называет «сию мебль» старинным словом «кресло». И даже «седлище». Но сам-то Иоганн точно знал, что кресло не имело откидной спинки, трансформирующей его в диван с помощью подлокотной кнопки, ручного управления и вибромассажера для спины. Он видал в антикварном музее так называемое «кресло».
Затем Кролас нажал на кнопку дверцы большого шкафа-купе, и она плавно отъехала. Двигаясь как в замедленной съемке, Иоганн медленно извлек из шкафа пушистый домашний анорак с капюшоном. Ему этот мягкий анорак, еще в эпоху ритзибойства, подарила одна симпатичная герла. И потому, он до сих пор пах устойчивым парфюмом.
Переодевшись в домашнее и нацепив хауз-бутсы с головами пушистых мягких крокодильчиков, Иоганн прошествовал в рейнрум. Опять некстати, он вспомнил, что Дорогуша зовет рейнрум и бас одинаково: баня. Вообще, его коллега очень любил щеголять старинными словечками. Нажав на «вом-плюс» и войдя вовнутрь, Кролас с удовольствием ощутил потоки льющейся сверху воды. Музыку, подсветку и вибромассаж в рейнруме он никогда не включал. Они его не расслабляли и не успокаивали. А, наоборот, сильно бесили, если кто-нибудь услужливо дополнял ими его уединение. Особенно, если он был в усталом виде.
«Музыка в рейнруме – это все равно, что телекс в пубе», – вспомнил он фразу Дорга.
«И вот в этом-то мы с Доргом, наконец, едины, – усмехнулся Иоганн. – Только, этот фрукт зовет этот самый пуб «отхожим местом». Это глупо. Все знают, что «пуб» происходит от слов «писсуар, унитаз, биде» – в одном флаконе, так сказать. От слова «публика» его производят в шутку».
Еще раз тщательно намылив спину, он подумал: «Что-то мне всякая непотребщина в голову прет: пубы там, Дорогуша… Вспоминает, наверное».
Потом он подставился под ветряк и вскоре высох.
Выйдя назад, к врану, Кролас от неожиданности вскрикнул. Его вран лежал (лежал!) лапками кверху, закрыв глаза…
Но Тенгу открыл левый глаз и прокашлял:
– Медетир-р-рую! Что, дружок, сел на понт?
– Странное выражение: «понт» – это по-французски «мост», вообще-то… Но, я здорово сбрендил от стрёма, – ответил Иоганн. – Лучше, не делай так больше.
– Пр-ривыкай! И…я тоже хочу в р-рейн-р-рум, – прокаркал вран.
Кролас, впихнув врана под струю, включил «контраст».
«Не знаю, как ему. Надеюсь, не осерчает», – подумал он.
Затем, рухнув в армчеар, Кролас «пультанул» телекс и, подъехав в армчеаре к тирвару, извлек из его ящика несколько шопснабов. Открыл первый попавшийся, на котором было написано, что он «придает хорошее настроение и обладает неизменным вкусом омлета с ветчиной». И, включив фильтр-воте на 60 градусов, запарил содержимое пакета, моментом получив что-то, обретшее форму высокого пирога. Да, его предки такого не жевали. И «пейзанское» происхождение до сих пор позволяло ему восторгаться подобными мелочами. Нацедив себе также стакан «холодненькой», то есть, чистой, отфильтрованной воды, он принял привычный дневной запас различных бадов и мутагенклиматиков.
По телексу, тем временем, шло какое-то нудное шоу, посвященное предвыборному тусняку. Анкюлотный «спикмаскер» (это, на пергазетном, спикмейкер, только абсолютно заказанный) вещал вдохновенно что-то о непревзойденных талантах «одного из наших достопочтенных Отцов Города… Сделавших большой вклад в усовершенствование Пирамиды Ростова». Ещё долго этот дядечка на экране распинался о том, что, да, мол, «Эхнатон – это наш символ, символ совершенного Города Солнца, каким и является наш Город, воплотивший самые дерзкие мечтания предков». Далее он заявил: «Эхнатон – это образ деятеля, избравшего, как и наш город, поклонение солнцу, а Пирамида – символ устойчивости и материальной незыблемости». От этих потоков речи спикмаскер плавно просочился к возвеличиванию «вновь переизбираемого на многие лета» товарищу Штык Феогниду Соломоновичу. За избрание мэром которого все должны дружно проголосовать в следующее воскресенье.
На другом канале, куда переключился Кролас, кто-то весь в желтом натужно блеял о том, что «нам будет весело всегда». «Это – так же отвратно, как и политика», – подумал Иоганн и снова нажал на кнопочку.
Он было остановился на передаче про дендрарий, где показывали новые редкие мутагенвиды. Но тут внизу экрана замелькал Зинкин номер, и бегущей строкой поползла просьба переключиться на Мега TV++. Кролас тут же набрал Зинку, которая выпучила на него глаза и быстро-быстро затараторила. Так быстро, что он даже не сразу въехал в тему. К тому же, обалдел от вида Зинки, переодетой уже по-домашнему: волосы у неё были заплетены во множество косичек, каждая из которых увенчивалась змеиной головой, а небрежно наброшенный ярко-алый халат с глубоким вырезом, расписанный драконами, весьма эффектно открывал некоторые её формы. На Зинкином лбу красовалась громадная магнитоброшь в виде фиолетового камня, а на шее висел амулет, стилизованный под старинный кинжал. Зинка пила какую-то невыносимую даже на вид бурду для похудания. Через золоченую коктейль-тьюбу.
«Хорошо, что кси-плэй-бавард не передает запаха», – подумал Кролас. Он специально не спешил устанавливать более совершенную программу.
И, наконец-то, он въехал задним числом, что Зинка говорила о том, что по Мега TV++ показывают «убойный шокдисэгри» с участием Дорогуши, который, по словам Зинки, «влип конкретно».
Кролас тут же переключился на молодежный «мега» и стал злорадно наслаждаться.
Картина была неприличной до своеобразного великолепия.
Дорг, одетый в чёрную рясу, заправленную по бокам в журналистские джинсы, помахивал большим золочёным крестом и орал на высокого, атлетического сложения парня в розовом трико с длинной, пшеничного цвета, косой:
– Бога побойся, отрок! Почто явился сюда, мирных людей стращать!
Атлет выхватил со стола огромный кубок с водярой и плеснул прямо в пасть Дорогуше.
– Попский прихвостень! Так вы говорите, что все верующие должны водку жрать? Залейся! Только нет этого в Евангелии! И Христос не проповедовал!
– Ивановец несчастный, Порфирию молившийся! Это ты мне в укор ставишь? Бес тебя путает, пить тебе мешает! Как выпьешь стакан – бесы на тебя и нападают! А верующий человек – крепкий человек! Наш батюшка Амвросий хоть ведро водяры высосет, и на ногах только крепче стоять будет!
Дорогушу под хохот "золототысячников" пытались уже оттащить "свои": религиозные черносотенные ребята в рясах шли заткнуть ему глотку. Верзила Петроний, красный как рак, пытался дотянуться до Дорга через соседний столик.
Внизу, в четверть экрана оставленная Иоганном Зинка вещала ему бегущей строкой, ехидно улыбаясь:
– Наш Драгомир Свистлицкий, ты знаешь, оттягивается: отгул взял. Пошел в кафешке посидеть. На халяву. Не знаю, сладок ли на халяву уксус, но, видишь сам, в черносотенном кафе "Душистая акация" кроме постных рож ничего постного не наблюдается, а наш Дорг до того влез в образ черносотенца в газете, что и наяву вступил в их общество и имеет членский билет. Для внедрения способом погружения… Ну, а тут золототысячники пронюхали об "Акации" и решили сделать на "чернушников" компромат: о том, как они тратят пожертвованные на их общество средства. Этот, в розовом – из шок-дисэгри-плэй-юниоров. Переодетый в "золотого". Они сами решили пока не мараться. Выдвинули ритзибоя.
Тем временем, на экране Петроний завалил-таки, ухватив сзади за рясу, Дорга под столы. Всё смешалось в кучу. Кто-то опрокинул софит. По экрану пошла рекламная пауза. Так резко, что даже Зинка выключилась.
На весь экран теперь показали здоровенный двуспальный армчеар-сексодром и пристающую к молодому красавчику слегка потрепанную жизнью анкюлотную даму в пеньюаре. На этом фоне проговаривалось, что все, конечно, кто читает, слушает и смотрит… (деланная пауза) в курсе, что в городе, несмотря на некоторое закрывание глаз на проникновение части пейзан в него, а также на коммунятники и на искусственное выращивание младенцев, возможное с трехмесячного возраста плода вне утробы матери, количество детей с каждым годом падает, а население медленно, но постоянно сокращается.