Никак не удавалось убедить себя, что беспамятство прощает убийство. Но робкий внутренний голосок так и подзуживал: «Ты не помнишь ничего. Может быть, все было совсем иначе? Ты взяла и поверила Марату». А, собственно, что он увидел, по его словам? Меня, лежащую рядом с трупом. А еще, кажется, есть Динар, который видел нас вместе, зажимающихся в углу. Могла ли я целоваться с незнакомым человеком? Хотелось верить, что нет! Но в том состоянии… Кто знает…
Внутренне зарычав, я упала лицом в ладони, желая спрятаться от всего на свете. Забыться. Тут же память услужливо предложила отвратительную, извращенную и порочную сцену у дерева, когда я отдавалась Марату, не помня себя. Тут же заныло внизу живота, будто нечто сильнее меня, сильнее моего разума отчаянно хотело повторения.
Как Марату удалось за считанные мгновения разбудить во мне такую жажду? Я думала, что он уже не имеет надо мной власти. Что не может вызвать дикую страсть, которая бросала нас в объятия друг друга, как только предоставлялась возможность. Я казалась себя взрослой, не глупой малолеткой, загорающейся от одного прикосновения своего парня. Но одного касания хватило, чтобы я тут же вспыхнула и не смогла противостоять напору Марата.
Но что толку злиться на себя за поражение, когда гораздо сильнее мучает чувство вины… И стыд…
Почему я не могу полюбить Ивара? Ведь он более надежный, спокойный, рассудительный и правильный. Я очень старалась проникнуться к нему хотя бы подобием бешеной любви, которую испытывала к Беркутову. Но разве сердцу прикажешь? Оно с юности отзывается только на Марата. Да и в детстве я всегда остро реагировала на него, как будто сын родительских друзей, к которым меня частенько сбагривали на время, был манящей сладостью, неразрешимой задачей. Меня всегда к нему тянуло. И как я ни старалась сбежать, всегда возвращалась к нему. Нас ломали жизненные обстоятельства. Сложно было встречаться правильной девушке и плохому парню. Для меня всегда имела важность карьера. Я училась с огромным усердием, понимая, что только образование может дать мне шанс на построение самостоятельной независимой жизни.
Я не могла рассчитывать на деньги родителей, ведь у нас в семье всегда было очень нестабильно с финансами. Беркутову же отец на блюдечке с голубой каемочкой предлагал образование, работу, деньги, недвижимость. Но ему хотелось независимости, он считал низким жить за счет родителей. Настоящий бунтарь, который готов был жить в коммунальной квартире и на задрипанной «девятке» подрабатывать таксистом, чтобы иметь хоть какие-то деньги.
Я, как жена декабриста, всегда следовала за ним и претерпевала любые трудности, но пыталась убедить в том, что не зазорно принять помощь отца. Беркутов же обвинял меня в меркантильности и неспособности подождать, пока он разовьет свой бизнес и сможет меня обеспечивать. Какой бы сильной ни была любовь, бытовые и финансовые трудности подтачивают ее фундамент. Или, может, я была такой, какой меня видел Марат. Я уже не знаю. Мы всегда пытаемся переделать близких людей, когда нас в них что-то не устраивает. Наверное, сейчас я бы лучше поняла Марата, но тогда я была такой молодой и принципиальной, как и он.
Решила учиться – и училась, несмотря на то, что Беркутов постоянно подзуживал меня прогулять учебу, забить на нее вообще. В этом плане он меня совсем не понимал. Как будто подозревал, сам того не осознавая, что знание иностранных языков откроет мне двери за границу и в иностранные предприятия в нашем городе. Но так произошло. Я ездила на стажировки, знакомилась с иностранцами. Марат бешено ревновал, не понимая, что я использую любой шанс для своего развития.
Когда я во время стажировки в Швеции познакомилась с Иваром и его сыном Никласом, то будто обрела новую семью. Ивар по-доброму заботился обо мне, Ник стал другом. Я не замечала, что Ивар ухаживает за мной, считала его знаки внимания проявлением заботы. Зато замечал Беркутов, злостно реагируя на любые упоминания моих новых друзей. Их имена были для него как красная тряпка для быка. В переписке и во время телефонных разговоров я старалась их не затрагивать.
Мы не выдерживали отношений на расстоянии. Я была почти уверена, что Марат мне изменял. Мстил таким образом. У него точно были связи и тогда, когда отец насильно отправил учиться в престижную школу в Англию, чтобы не дать нашим отношениям развиться. Но я всегда почему-то оправдывала Беркутова и прощала. Такова уж была моя натура…
Страшно представить, что он думает по поводу того, что я все же стала встречаться с Иваром. Наверняка считает, что крутила параллельно с ними обоими… Но вряд ли Беркутов сам мне что-то расскажет. Между нами только животная страсть. И никакого доверия.
– Приехали, – коротко сообщил Марат, и я подняла голову, удивляясь представшему виду. Самый настоящий каменный особняк на лоне природы, стоящий уединенно – никаких соседей, только лес вокруг, несколько хозяйственных построек и одна поодаль – наверное, баня. Машина медленно подкатилась к воротам, Марат нажал на кнопку на брелке, и створки медленно стали раскрываться. У меня возникло ощущение, что самовольно направляюсь в логово зверя.
– Хочу выпить, – глухо сказала я, глядя перед собой. – Надеюсь, в этом домище есть бар?
– Здесь есть все. Помнишь этот участок? Купили тогда за бесценок, отец сбагрил мне. Думал сначала продать, потом скорешился с одним архитектором. Ему позарез надо было осуществить свой проект. Прямо-таки горел им. Я дал денег, не прошло и полугода, как он забабахал эти царские хоромы. Мешанина из деревенского и современного стиля. Скоро сама увидишь.
Я была благодарна Марату, что развлекает меня необременительной беседой и не ругает за желание выпить, и постаралась сосредоточиться на его словах, хотя могла препарировать каждое. Стало любопытно, откуда у него такие знакомства. Раньше сплошь и рядом криминальные личности, маргиналы, чуть ли не бездомные, а теперь архитекторы. Глядите-ка, как мы изменились. Также меня интересовало, где сейчас Виола, знает ли она, где пропадает ее жених. Еще внутри кольнуло от его «помнишь?», потому что я действительно помнила этот большой пустырь. По возвращению я встретила множество перемен, как в этом дачном участке, так и в самом хозяине. Но правда ли Марат так изменился? Разве так бывает?
Он припарковал машину возле встроенного гаража, но открывать его не стал. Конечно, ведь ему ехать обратно… Я передернула плечами, заставляя себя не думать, переключить внимание на дом, в который мы входили. На улице было зябко, стылый воздух словно резал по коже, поэтому я буквально забежала внутрь после Марата.
Большая деревянная дверь даже не скрипнула, когда он ее захлопнул. Мягко зажегся свет, явно среагировавший на наше появление. Слабое сияние открыло мне уютный холл с несколькими дверями и проемами, ведущими в разные помещения. Мы остановились посредине, Марат начал объяснять предназначение каждой комнаты, повел меня в гостиную. Я толком не слушала, жадно впитывая дух этого загородного дома. В нем не пахло свежим ремонтом, а значит, здесь жили, вернее, часто бывали. Не терпелось узнать как можно больше о здешних обитателях.
Я знала, что Марату важно личное жизненное пространство, иногда он любил уединиться, особенно когда наступали сложные моменты в жизни, требующие раздумий. Помню, как обижалась и не могла понять, почему он меня отталкивает. Но проходило пару дней, и Марат возвращался как ни в чем не бывало. Позже я привыкла к таким исчезновениям своего парня, принимала как должное. У всех свои тараканы, так я себе говорила. Будто у меня их не бывает.
Да ладно! Себе-то я могу признаться – мечтала услышать о том, что это его персональное обиталище и никому сюда нет хода. Хотела услышать, что я единственная, кого он сюда привел. Отругав себя за глупые мечты, осмотрелась в гостиной, которая меня просто очаровала своим деревенским шармом. Камень, дерево и пастельные тона очень гармонично сочетались. Каменный камин смотрелся здесь так же хорошо, как и большая плазма на стене. Современный угловой диван соседствовал с лакированным деревянным столом-тумбой, на котором стояли шахматы с расставленными вразнобой фигурами. Марат и шахматы? Звучало точно так же, как я – альпинистка.
Стены украшали картины. Идиллические природные пейзажи успокаивали, но хотелось бы больше индивидуальности. Почему нет ни одной фотографии? Может быть, к интерьеру просто не приложила руку женщина? Я вздохнула и обратила наконец внимание на говорящего Марата, который предлагал мне пройти на кухню, приготовить себе ужин, потом принять душ и занять одну из спален.
– Да… хорошо… – сказала я неопределенно, потом, поняв, что Марат собирается уехать, я вдруг дернулась к нему во внезапном порыве и попросила: – Не уезжай. Останься. А лучше я поеду с собой.
– Лера, – жестко оборвал он меня, мягко отодвигая вцепившиеся в его руку пальцы. – Иди отдыхай. Я скоро вернусь.
***
Спорить было бесполезно. Страх продолжал терзать меня, колотила дрожь, чувства метались. Я знала, что нужно остановить Марата и заставить его подумать вместе со мной над сложившейся ситуацией, увидеть ее под иным углом. Найти правильные решения, рассмотреть другие варианты. Но вместо того, чтобы уговорить Марата, я слабовольно позволила ему выйти из гостиной и оставить меня наедине со своими мыслями. Кинулась к окну, наблюдая за отъездом Беркутова. Автомобиль черной тенью двинулся из ворот, потом они бесшумно закрылись, и мир погрузился в безмолвие.
За городом всегда так тихо. Люди сюда приезжают за умиротворением и покоем, а я скрылась тут от полиции. Продолжая мысленно ранить себя кинжалами, я прошла-таки в спальню, оформленную в бежево-голубых тонах. Она мне сразу не понравилась, и когда я открыла гардеробную, поняла почему. Целый ворох женской одежды сигнализировал, что я попала в спальню Виолы, и это резануло по сердцу, оставило рваную рану и отравило ядом. Но я вцепилась в едкое чувство ревности, потому что оно отвлекло меня от основной проблемы.
Как самая настоящая маньячка, я стала исследовать комнату Виолы, перебирать ее одежду, шарить в ящиках комода, понюхала парфюм. Он может много сказать о человеке. Почти весь гардероб невесты Марата был классическим, даже пижамы, домашняя одежда – от всего веяло строгостью. Духи у нее были со сладковатым запахом, более тяжелые, чем люблю я. Марат всегда говорил, что предпочитает естественный запах тела. Особенно мой. Помню, как он обнюхивал меня, игриво рыча. Застыв на месте от этих воспоминаний, я отдернула руку от косметички, в которой хотела покопаться.
Что я делаю? Роюсь в вещах другой женщины, будто вор. На самом деле я понимала свою озабоченность. Я не могла ненавидеть Виолу. Это слишком сильное чувство, да и она мне ничего плохого не сделала. Скорее, она вызывала мой жгучий интерес. Ведь у нее вышло добиться предложения руки и сердца от Марата. Значит, она особенная для него. Какой раньше была я.
Наведя порядок в развороченных мною вещах, я аккуратно прикрыла дверь, покинув женскую спальню. Дом большой, поэтому, наверное, каждый мог занимать несколько комнат, и я надеялась найти гостевую. Хотя, как магнитом, тянуло поискать то место, где обитает Марат. Но я себе не позволила эту прихоть. Мне хотелось как можно больше запрещать себе, чтобы такие запреты стали наказанием. Кара за грехи неминуемо меня настигнет, но я начала уже сейчас.
Наконец, обнаружив более-менее обезличенную комнату, я разделась и пошла в душ, с дрожью встретив горячие мелкие струи, сильно бьющие по коже. Вода не смыла ничего, кроме грязи и следов секса. Когда я вышла из душа, все проблемы остались на месте. Но я чувствовала, что невыносимо устала бороться. Мне нужно было немного отдохнуть, однако и уснуть не получилось бы.
На часах было пять тридцать, уже начался новый день. Завернувшись в большое белое полотенце, с тюрбаном на голове и в больших, не по размеру, пушистых тапках я направилась в кухню. До чего же в ней витал дух старины. Здесь даже печь была, декоративная, но все же. Но и модная стилизованная техника присутствовала. Я приготовила яичницу с беконом, бутерброды и достала из шкафчика чашки для кофе. Возня на кухне меня всегда успокаивала. К тому же было интересно исследовать незнакомую кухню.
С ужасом я поняла, что жду Марата и хочу его видеть. И плевать на страшные обстоятельства, которые нас свели. Потом я снова занялась самоистязанием. Глупая наивная девчонка, которая в соблазнительном виде ждет мужчину и напрашивается на продолжение сексуального банкета. Пройдя обратно в комнату, я стащила полотенце и повесила на радиатор, накинула огромный халат на голое тело и забросила свои вещи в стиральную машинку, запустив и сушку, чтобы под утро получить чистую одежду и убраться отсюда.
Вернувшись на кухню, я вдруг поняла, что нигде не вижу своего клатча, а, следовательно, нет и смартфона. Я недолго задавалась вопросом, зачем Марат забрал с собой мои вещи, хотя, возможно, просто ему было не до них, когда он занимался мертвецом. Новый приступ ужаса закончился, когда снаружи сверкнули фары.
Время ползло невыносимо медленно, пока я дождалась Марата. Хотелось кинуться к нему, но я боялась плохих новостей, вообще ничего слышать не хотела о лесной могиле. Поэтому побежала на кухню разогревать остывшую еду, включила кофеварку, открыла воду, в общем, изобразила бурную деятельность, за которой меня Марат и застал.
– Я забыл, какая ты маленькая, – произнес он тихо, неожиданно оказавшись позади меня. Я застыла с чашкой и блюдцем в руке, когда его тело накрыло мое сзади, обдавая жаром. Ноздри защекотал запах несвежего пота, который не отталкивал, а наоборот, возбуждал. Запах настоящего мужчины, который потрудился, запах из прошлого. Его ладони обхватили столешницу и сжали ее, как будто Марат с трудом сдерживался от чего-то. Я стояла не шевелясь, боясь себя и своей реакции. Пронзившее меня желание было такой силы, будто на меня свалилось все его количество, отмеренное на одну человеческую жизнь. Я не представляла, что мне со всем этим делать, поэтому просто замерла.
– Жутко устал. Поем, и спать, – сказал он вдруг, быстро поцеловал меня в шею сзади и отошел к столу, где его поджидала яичница.
Я же отходила от мандража. Без Марата стало холодно, но руки механически совершали действия. Так же механически я села за стол, поела, глядя в тарелку и не чувствуя аппетита.
– Тебе идет мой халат, – заметил Марат.
Осмелившись посмотреть на Беркутова, я наткнулась на изучающий проницательный взгляд. Наверное, думает, как мне вообще кусок в горло полез. То же самое я могла бы спросить и у него, но из сотни вопросов, вертящихся на языке, я выбрала один. Самый насущный:
– Зачем ты мне помогаешь?
Марат ответил не сразу. Сначала откинулся назад, сложил руки на груди, его глаза сузились.
– Плохо меня знаешь, раз спрашиваешь о таком. Я просто не мог не помочь, – сказал он наконец.
Потом, отчего-то разозлившись, резко поднялся, схватил тарелку со стола и вместе с остатками еды бросил в раковину. Дорогой фарфор разлетелся осколками. Я дернулась от резкого звука, вжавшись в стул.
– Ты, Лера, всегда можешь на меня рассчитывать, – продолжил он, а после паузы многозначительно на меня посмотрел и добавил: – Независимо ни от чего.
Повернувшись ко мне спиной, Марат собрался уходить, но я не могла его отпустить. Подскочила с места, как ужаленная, и попросила:
– Подожди! Давай поговорим, обсудим ситуацию.
– Что тут обсуждать? – Марат повернулся ко мне, подошел ближе, протянул руку и пальцами приподнял подбородок. Я сжала кулаки, чтобы не коснуться его, иначе все повторится снова, я не смогу остановиться. Тело слабо покалывало, по нему от пальцев Марата распространялись жалящие искорки возбуждения. Не удержавшись, я прикрыла глаза, приоткрыла рот, ощущая, как Марат водит большим пальцем по нижней губе. Я слышала его прерывистое дыхание. Мне и самой становилось трудно дышать. Я задыхалась рядом с ним. Но Марат не продолжил ласку, а резко отшатнулся, припечатав грубым голосом:
– Обсуждать нечего. Все произошло ровно так, как ты себе это представляла. Сейчас ты идешь спать, а завтра – время покажет.
– Но…
– Никаких «но», Лера. Ты меня в это впутала, так будь добра хотя бы слушаться.