– Нииикаааа! – махал рукой перед моим лицом Глеб.
– А? Что? – очнулась я от своих мыслей.
Муж усмехнулся.
– Ника, ты уже спишь в машине с открытыми глазами? – и тут же добавил то, что я не услышала ранее. – Отведешь Люси в садик или мне отвести? – явно надеясь на первое.
Я повернулась к загрустившему ребенку, родители которого вновь отправляют его к чужим людям и к этому ненавистному ей Тарасу до самого вечера.
– Люси, пойдем? – протянула я к ней руку, на что девочка увернулась и ответила, что не хочет идти.
С помощью недолгих уговоров, Люси перестала сопротивляться и позволила отвести себя в садик. Что поделать? – Ребенок должен был адаптироваться в социальном обществе. По-крайней мере об этом пестрели все газеты. Правда, там же можно было найти миллион историй о ужасных событиях, которым подверглись дети в этом социальном обществе. Хотя меня успокаивало то, что у моей Люси было много друзей в садике и его очень хорошо охраняли. Везде были распиханы камеры. Я могла быть более менее спокойна за своего ребенка. Хотя и плата за это была соответственная.
Сев обратно в машину, мы понеслись к моему офису. Высокое здание находилось как раз в центре города минут в 10-и от садика, в который ходила наша дочка. Двадцатиэтажное зеркальное здание, которому было от силы лет 15, представляло собой великолепное архитектурное сооружение 21-го века. Нет, нам принадлежало не все здание целиком, а отводилось лишь 2 этажа, почти на самой верхушке (17-18 этажи), как раз для такого человека как я, который жутко боится высоты. Каждый раз, когда я подходила к окну нашего офиса, меня охватывал дикий ужас. Зная о таком свойстве своего сотрудника, начальник расположил мой столик поближе к двери и, соответственно подальше от окна, чтобы я могла сосредоточиться на работе. Правда, он сказал, что такое решение было не оправдано, так как результатов оно, а то есть я, не принесло.
Наконец-то мы подъехали к зданию моей работы. Почему мне постоянно так не хочется туда идти? Многие мечтали бы работать в таком месте.
– Вы можете вспорхнуть на вашу высокую ветку – сказал муж. Я поцеловала его и, пожелав удачи, вылезла из машины. Охватив взглядом всю эту дылду, достающую до облаков (ну может я немного и преувеличила), я пошла в здание. На входе мы всегда показывали пропуск, на фотографию которого я почти никогда не смотрела. Почему я всегда так ужасно получаюсь на фотографиях? Страшно смотреть! Внутри здание выглядело также прекрасно, как и снаружи. Стеклянные стены синеватого оттенка будто перетекали на пол – темно-синяя плитка с разводами под морскую природу. Внутри находились лишь автомат с кофе, два больших цветка по бокам и приставленные к ним небольшие мягкие кожаные диваны. Лифт, такого же цвета, как и потолок, и дверь, ведущая на лестницу, находились почти в самом конце холла.
Поднявшись на лифте, я зашла в офис. Там уже все жило и вертелось. Сотрудники бегали с бумажками, уже с самого утра готовили в эфир какую-то новость.
– Пришла! – услышала я голос своего начальника и содрогнулась. – Что так долго? – спросил он, направляясь в мою сторону.
– Альберт Эдуардович, у меня еще в запасе 3 минуты! – оправдывалась я.
Его мина заметно покислела: нос, и без того большой и широкий, сморщился, приобретая еще более противный вид, брови, практически незаметные, сдвинулись к переносице, а бледно-голубые глаза впились в меня, от чего мне стало как-то не по себе.
– Что у тебя за привычка перечить своему начальнику? – подошел он ко мне. Я все никак не могла свыкнуться с его невысоким ростом – где-то 157-160 см. Мне было значительно комфортнее видеть его в своем кабинете за столом в сидячем положении, чем смотреть на него сверху вниз.
– Семенова! Я тебе уже говорил, что время всегда условно. Нужно смотреть на обстановку. Вот сегодня у нас выход в эфир, а назрела такая тема…ммм… конфетка! – довольно промолвил он последнее. – Красилов бросил примадонну в разгар их медового месяца и приехал в Москву к некоей молодой особе. Его видели с ней, возвращавшихся в его московскую квартиру. Да чего я тебе это все рассказываю? Сама сегодня услышишь. Танечка – улыбнулся он пробегающей журналистке, о которой вел речь – расскажет об этом в эфире в 15 дня. Она и предоставила нам информацию, осталось только оформить.
Во мне вновь родилось чувство зависти к Успеловой. «И когда эта женщина бальзаковского возраста (тридцать с небольшим) все успевает? Где она находит всю информацию?» Ее хитрые глаза порой снились мне в кошмарах, а губы – тонкие и узкие – превращались в двух червей, разраставшихся до огромных удавов.
– А сама узнала что-нибудь интересное? – не ожидая ничего особого, спросил шеф.
Мы остановились напротив моего рабочего места. Он смотрел на меня прищуренным взглядом, отчего у меня всегда возникали колики в животе.
– Альберт Эдуардович! – решилась я. Вдруг Ева была права и я еще, благодаря подруге утру нос этой «Танечке». – Я бы хотела заняться репортажем о тюремных самоубийствах. Мне кажется, что здесь имеют место не просто самоубийства, но на лицо факт серии убийств, будто кто-то мстит преступникам за небольшой срок до их выхода, не позволяя им вернуться на свободу.
– «Месть преступному миру» – прочеканил начальник, проводя рукой – резкими рывками – в воздухе, будто подчеркивая заголовок. – Или даже так: «Преступник останется в камере ценой своей смерти», – и на его лице возникла довольная ухмылка. Поразмыслев, он обратился ко мне: – Семенова, знаешь, в этом что-то есть! – улыбнулся он. – Главное теперь не ошибиться в предоставленной информации, выяснить все подробности про каждое убийство и каждую жертву. Если ошибемся, то от нас отвернутся
– больше половины читателей, а то и все, как от недостоверного источника – договорили мы эту фразу вместе. Я и все мои сотрудники-журналисты знали это выражение наизусть, так как начальник не раз предостерегал весь наш коллектив от подобных вещей, как только начиналась подготовка материала.
– Альберт Эдуардович, я все разузнаю и дам вам знать! – успокоила я шефа.
– Так иди, Семенова, иди! Работай! В тюрьму шагом марш! – скомандовал он. Звучало данное заявление как-то… неприятно. Но я не заставила себя долго уговаривать и развернулась к выходу. В дверь как раз зашел запыханный, еле живой Петр Прохоров – мой сотрудник, работающий на том же этаже, что и я. Ему было намного сложнее, чем мне. Нет, не из-за профессиональных данных, в журналистическом плане он был довольно неплох. Его столик располагался у самого окна, поэтому я постоянно наблюдала его погруженного в работу, как говорится, с головой. Ни раз он вел эфир, это было в нашей команде, можно сказать, как поощрение. Туда выходили лучшие из лучших из всех 18 сотрудников. Он, в отличие от меня, не боялся высоты и даже один раз вел эфир, находясь в парашюте и держа камеру в левой руке. Но он страдал клаустрофобией. Поэтому каждый рабочий день он поднимался по лестнице на 18-й этаж. Благодаря этой особенности, начальник позволял ему опаздывать вплоть до 10 минут.
– Петь, может сбегаешь на 5-й этаж за кофе? – усмехнулся Роберт, наблюдая, как Прохоров садится за рабочее место.
– Пойдешь, принеси и мне – ответил Петр, не слишком обращая внимание на подколы коллеги.
Он – Петр Прохоров – единственный, кого не запрягал начальник бегать за кофе. Роберт, испытывая к Прохорову зависть, доходящую до ненависти, зачастую пытался уколоть Петра в его слабое место.
Я уже не слышала, что было после, не видела злобный взгляд Роберта. Зайдя в лифт я достала мобильник и набрала Еву.
– Да, Ника! К чему такая честь? – ехидно спросила моя подруга.
– Ева, ты еще обижаешься? – спросила я, изменив свой тон на более тонкий и милый.
– Эх, как я могу на тебя обижаться! – и она перешла на свой обычный тараторчатый тон – Ну так что? Рассказывай! Ты сделала так как я сказала? Что начальник? Если ему не понравилась идея, то увольняйся не думая!
– Ева! Стой! Я сейчас направляюсь в тюрьму для сбора информации!
– Дааа! Я же сказала, что это эксклюзив! Ты произведешь фурор, Ника! Я знала!
– Ева! Я еще даже не спустилась на лифте, а ты шумишь так, будто я уже выпустила новость в эфир и она заняла первую строчку в поисковиках!
– Займет, Ника! Я уверена! Только после того, как станешь успешным журналистом, не забудь свою бедную кроткую подругу, благодаря которой ты и добилась своего места под солнцем!
Тебя забудешь! Как же! И все-таки я люблю эту вздорную тараторку!
– Ева, я ни за что не забуду тебя! Во всяком случае, ты не из тех людей, кого так просто забыть!
– Это комплимент или…?
– Комплимент! Ева! Скажи мне вот что: Кто такой Красилов?
Я не стала спрашивать это у начальника, так как подверглась бы осмеянию с его стороны, а что еще хуже, со стороны Успеловой.
– А зачем тебе Красилов?
Я ожидала все что угодно от Евы, но не такой вопрос!
– Успелова делает репортаж про него и примадонну. Сегодня он выйдет в эфир.
– Что? А про что там?
– Ева! Ты что-то знаешь! Я чувствую это! Выкладывай!
– Ника, скажи мне, про что репортаж. Мне нужно знать.
– Пока ты не скажешь, я буду молчать. – Заупрямилась я.
Последовал глубокий вдох и, после этого, Ева поведала мне следующее:
– Если бы я не знала тебя ранее, то у меня создалось бы сейчас такое чувство, будто я говорю с истинным журналистом. Молодец, Ника! Слушай. Красилов – молодой красивый парень, ему 24 года. Он появился на экранах ни с того ни с сего, как по мановению волшебной палочки. Потом выяснилось, что туда его протащила примадонна. Ну, про нее я могу тебе не говорить. Хотя, если ты не знала Красилова… Ты вообще телевизор смотришь? Новости читаешь? – я не собиралась ее перебивать, лишь слушала и мотала на ус. – Ну да ладно. Наша примадонна – женщина богатая, знатная. Ей уже за 50 лет, а в этом возрасте звездам как раз в голову что-то стукает и они ищут себе молодых и красивых мальчиков. Но если рассказывать, то нужно брать ранее. Я Красилова знала, хотя и не так близко, а скорее по рассказам подруги. Лидку помнишь? Экономистка! С нами на дискотеку ходила. – Я угукнула в трубку и Ева продолжила. – Так вот, заканчивая последний курс университета, Лидка влюбилась без памяти и… залетела. Ну и сыграли они быстренько свадьбу с ее избранником, которым и был красавчик – Леха Красилов. Ни денег, ни жилья у него не было, хотя обещаниями о красивой жизни вместе с их будущим ребенком он осыпал ее изрядно. Эх, говорила я, что ничего хорошего из него не выйдет, сколько натерпелась с ним Лидка! А ведь хорошая девчонка, видная! Нашла бы парня по себе и жила не горюя. Что-то я отвлекаюсь. О чем я? А! Свадьба! Было им по 21 году. Они взяли ипотеку. Нужно было чем-то за нее платить. Лидка, беременная, пошла на работу. Он – уверенный в себе до беспредела – пробовался в различные шоу, модельные агенства и так далее, говоря ей, что у них скоро будут миллионы. И все же он смог устроиться моделью в один известный журнал. Лидка была счастлива, думала, что сбылись их мечтания и скоро, как он же ей говорил, муж продвинется дальше, но из-за скверного характера, его не стали долго терпеть. Но не тут-то было, в моделях он походил недолго. Он погрузился в депрессию. Каким таким образом, не знаю, но забрел он в игровую зону и все что осталось после его модельного бизнеса он проиграл, да еще и Лидкины деньги просадил. Следующие месяцы им помогали Лидкины родители, иначе они бы не выжили. В такой обстановке Лида родила свою Анечку. И с этого времени Красилов будто бы взялся за голову, стал приносить деньги, хотя и небольшие. Но с помощью родителей, им хватало на жизнь и на ипотеку. Но Леха спустя год, когда и Лида снова пошла на работу, загрустил. После многочисленных расспросов Лиды, он признался, что не такого будущего для них хотел. Как она его не успокаивала, он становился все мрачнее. Еще полгода спустя, он вернулся домой веселый и сказал, что все их беды решены и скоро Лидка и Анечка будут жить ни в чем себе не отказывая. Что изменилось, он не говорил, но стал ездить в длительные «командировки», как он сам их называл. И действительно, уже через месяц он оплатил квартиру и записал ее на имя дочери. Еще спустя месяц командировки он привез огромную сумму денег. А еще через месяц приехал с намерением расторгнуть брак. Как Лидка рыдала у меня на плече! Она не смогла выяснить у Красилова с чем связано это решение, но он говорил, что любит их с Анечкой как и прежде и все что он делает, это только ради них. Ей ничего не оставалось, как подписать согласие на развод. Анечку оставили матери, да он и не претендовал на ребенка. Вскоре его увидели на экранах. Он постоянно присылал Лиде большие деньги. Но для нее эти деньги были не нужны без Леши. А имя Алексея Красилова было на обложках всех глянцевых журналов, как самого красивого певца страны. Лида все надеялась, что Леша вернется к ней и ребенку, но после новости о свадьбе его с примадонной, все ее надежды на счастье с любимым человеком рухнули. Я еле привела ее в чувства. Она даже смирилась с новостью о медовом месяце ее бывшего мужа с примадонной. Внезапно Анечка сильно заболела. Дети ведь все чувствуют, все перерабатывают, пропускают через себя. Эта обстановка – отсутствие отца, постоянно-расстроенная мать… Лида, по моему научению, забыла о всем связанном с Алексеем и пыталась сделать все для дочери. Но Анечке становилось все хуже. Так вот, отчаявшись, она позвонила Красилову, сказав, что Анечка в больнице в тяжелом состоянии. Когда я последний раз звонила Лиде, она сказала, что они с Лешей в больнице и обещала связаться со мной позже.
Я была тронута этим рассказом, там было все: и боль, и страдания, и радость, и любовь… И что самое главное, я, в отличие от моей подруги, поняла, что русский мачо, альфонс, бессердечный самоуверенный парень, являлся на самом деле любящим мужем и отцом, пытающимся сделать все, чтобы обеспечить своим родным безбедную жизнь, в чем он и видел источник счастья, не понимая, что главная радость для жены и дочери, чтобы он был всегда рядом, как говорится и в бедности, и в болезни, и в здравии…
– Ева, ты не против, если я использую эту информацию для себя? – спросила я, уже решив все для себя. Мой палец жал кнопку 18 в лифте. Да, я решила не дать Татьяне опорочить имя Красилова. Я решила сделать значительные поправки в ее репортаже и поставить в тексте мое имя!
– Ника! Ты что задумала? Смотри, чтобы этот твой репортаж не сказался отрицательно на Лидке! Она и так многого натерпелась.
– Не волнуйся, Ева! Я ни только не нанесу ущерб своей информацией, но и верну Красилова в семью!
Я решилась на серьезный для себя шаг – спустя 5 лет работы стать журналистом. Ника Семенова. Your-news. Специально для вас.
Глава 3. Перелом в моей судьбе
Я залетела в офис как ненормальная. И опершись об стол Прохорова строго спросила:
– Альберт Эдуардович у себя?
Он был настолько ошеломлен, что не произнес ни слова, просто положительно покачал головой. Я, постучавшись и не дождавшись разрешения, влетела в кабинет начальника. Он, раскачиваясь на своем стуле и держа сигарету в правой руке, удивленно спросил:
– Ника! Ты почему не в тюрьме?
Забавный вопрос, не правда ли? Глянув на настенные часы, которые указывали на 9:15 утра, я объяснила свое присутствие так:
– Альберт Эдуардович, если вы выпустите в эфир имеющуюся информацию о Красилове, то мы станем недостоверным информатором. У меня же имеются точные сведения. Дайте мне два-три часа и я предоставлю вам отличный репортаж!
Начальник задумался, почесывая свой подбородок. Сигарету он уже отбросил на пепельницу, заинтересовавшись разворачивающимися событиями. Его безнадежный подчиненный наконец-то взялся за голову! Думаю, он боялся отпугнуть во мне это желание работать. И в конце концов он согласился при условии, что я предоставлю готовый текст к 12 дня без потребности в исправлении. А так же, требовал, чтобы после репортажа я пошла в первоначально задуманную точку. Я не стала сопротивляться. Выпалив «спасибо!» с довольной улыбкой выбежала из кабинета и устроилась на своем стульчике за компьютером.