– Звучит убедительно.
– «Звучит убедительно!» – передразнил Ростик. – Фризе, я вам излагаю причину стремительного ускорения прогресса! Дело вовсе не в том, что люди рождаются более умными! Не согласны? Да вы оглянитесь вокруг… – Ростик широким жестом указал на палубу. Как будто хотел убедить Владимира, что люди ни на йоту не поумнели за два последних тысячелетия. Но, кроме них, на пляшущей палубе никого не было.
– Все объясняется влиянием коллективного разума, сконцентрированного в полутора метрах над поверхностью нашей планеты. Скажите, почему большинство умников люди невысокого роста?
– Ах, не знаете? – с победоносным сарказмом заклеймил доктор наук сыщика, хотя Фризе и слова не вымолвил.
– Так я вам объясню! Мозг этих коротышек находится в непосредственной близости к коллективному разуму ушедших поколений. Он подпитывается там, как аккумулятор автомобиля от сети.
– Не могу с этим согласиться, – запротестовал Владимир.
– Обидно? Какой у вас рост?
– Дело не во мне. Де Голль, например…
– Ну да, ну да… А, что вы скажете о Наполеоне? Ленин, Павлов, Черчилль… Несть им числа.
Забыв о недомерках, Ростик перескочил на другую тему:
– Вы знакомы с теорией о том, почему взрыв тунгусского метеорита оказался несоизмеримо мощнее, чем можно было бы ожидать от небесного тела такой величины? Нет? Я так и думал. Объясняю. Метеорит спровоцировал взрыв так называемого биослоя, в котором сконцентрирована энергетика ушедших поколений. Если бы не эта глобальная катастрофа, развитие науки на нашей планете шло значительно быстрее. Вы меня понимаете?
На этот раз вместо обычного кивка Владимир поднялся со скамьи и вместо того чтобы повторить приглашение Ростику отправиться в бар, сказал:
– Пойду, проверю, как там моя подруга. Не разбудил ли ее шторм?
– Она у вас очень обаятельная женщина, – сказал вслед сыщику Ростислав Игнатьевич. – И такая умница.
Похоже, теория биолога, о том, что самые умные люди – коротышки, на красивых женщин не распространялась. Берта была женщиной очень высокой. Профессия баскетболистки обязывала.
– Встретимся через полчасика в баре, – теперь уже предложил биолог. – Я доскажу вам нашу новую теорию. И объясню теорию коллективного разума.
– Яволь! – отозвался Фризе.
Но ни через полчасика, ни через час Владимир в баре не появился. Когда он пришел в каюту, Берта не спала и не мучилась морской болезнью. В легкой пижамной курточке она стояла на коленях и пыталась большой тряпкой – сыщик успел заметить, что это его рубашка, – собрать воду с ковра, которым был застелен пол каюты.
– Володька, как хорошо, что ты пришел! Поможешь мне.
– Корабль получил пробоину?
– Еще не получил. Я проснулась и поняла, что моя морская болезнь закончилась. Можешь себе представить? Встаю с постели – голова свежая и так есть хочется! Подумала, сейчас оденусь и пойду тебя искать. И закатимся в бар. И надо же дернула меня нечистая сила свежего ветерка в каюту впустить! Открыла окно, а волна как шарахнет!
В коротенькой – до пупка – прозрачной распашонке Берта выглядела такой нежной и соблазнительной, что Фризе даже не подумал присоединиться к «спасательным» работам. Он только отобрал у подруги свою рубашку, купленную, кстати сказать, два дня назад в дорогом афинском магазине, и бросил ее в ванну. Когда вернулся, Берта была уже в постели. Без распашонки.
– Ой, Володька, мы с тобой никогда не занимались любовью в такую бурю, – прошептала подруга, нежно обнимая Фризе за шею.
– Какой уж тут бар! – Любовь у них всегда затягивалась надолго.
На следующее утро, когда «Армения» ошвартовалась в Пальма-де-Мальорка, море было спокойным, солнце приветливым и ласковым. Теплоход выглядел умытым и повеселевшим. Из цепких лап разбушевавшейся стихии он вырвался с минимальными потерями: всего-то улетевший в сторону Кипра старенький стол для пинг-понга!
А вот крупный ученый Ростислав Игнатьевич, Ростик, как звали его за глаза туристы, старался держаться от Фризе подальше и не встречался с ним взглядом.
«Раскаивается за свою ночную откровенность, – решил сыщик. – Неужто, государственные секреты выболтал? Или стесняется, что от марксистской теории отступил?»
На Мальорке супруга Ростика обрела свою мечту – ожерелье из искусственного жемчуга. А дубленку за тридцать баксов ученый-биолог купил только в Риме. В толпе богомольцев и туристов на площади Святого Петра. Он так радовался этому событию, что ни у кого не повернулся язык сказать ему, что дубленка липовая, из искусственного меха.
ЛЮБИМЫЕ ЖЕНЩИНЫ ВЛАДИМИРА ФРИЗЕ
«Чего ради он мне напомнил про Закон сохранения и превращения энергии? – размышлял Фризе о странном разговоре с «мужиком из ящика». – Слишком незначительный повод для материализации духов и внезапного появления на телеэкране! Неужели и Дживс с Бондом собирались потолковать со мной о точных науках? Ну и дела!»
Владимиру вспомнилась лукавая усмешка пришельца в тот самый момент, когда сыщик подумал о Средиземноморском круизе. Каким необъяснимым образом он догадался о разговоре Владимира с Ростиком в штормовом море?
Постепенно мысли Фризе с душ усопших, чья энергия, витая над планетой, так способствует научному и техническому прогрессу, переключились на живых людей. На одного конкретного человека. На женщину. Женщину красивую и нежную. О таких всегда очень приятно думать.
Фризе вспомнил, что эта женщина, бывшая любовница Берта, уже давно не баловала его своим вниманием. С тех пор как позвонила однажды поздно вечером, а трубку подняла Дюймовочка. Владимира в то время не было дома.
Как потом рассказала Галина Романовна, она разговаривала с Бертой очень вежливо, даже ласково. Ответила на все ее вопросы «о здоровье и настроении Владимира Петровича». Дюймовочка особо подчеркнула, что бывшая любовница настойчиво «выспрашивала про настроение Володьки».
– Я ей объяснила, что настроение у вас очень даже прекрасное. Что выглядите вы как огурчик и поправились на полтора кило.
Фризе представил себе реакцию Берты на ласковые ответы Галины и взгрустнул. Но перезванивать ей не стал. Решил повременить. Время сглаживает даже самые острые углы, а не только житейские шероховатости.
И вот теперь, вспомнив круиз, время, когда их любовь находилась на самом пике, Владимир взял мобильник и нажал кнопку быстрого доступа к нежной баскетболистке. Точнее, бывшей баскетболистке, а ныне тренеру швейцарской сборной.
Но так же, как и при звонке Дюймовочке, протокольный женский голос ответил: «Абонент находится вне доступа Сети или отключил аппарат». Разница была только в том, что на этот раз, «протокольный голос» ответил по-немецки.
«Не хотят со мной общаться живые люди, – посетовал Фризе. – Только призраки надоедают. Кстати, чего мне Дживс посоветовал почитать? Какую-то статью в иностранном журнале? В “Иностранке”, наверное».
Он вспомнил имя автора, которого назвал член «Клуба привилегированных слуг». Его звали Дидье ван Ковелер. Фризе понятия о нем не имел. Ни в одном из словарей, которые хранились в домашней библиотеке, такого автора не значится. Можно было бы поискать этого Дидье в Интернете, но Владимир принципиально игнорировал всемирную паутину. Считал, что на эту игрушку у него нет свободного времени. И, чего греха таить, боялся расстаться с секретами, которые хранились в его ноутбуке.
Оставалось позвонить Светке. Его старая приятельница Светка работала корреспондентом городской газеты, и сыщик иногда подбрасывал ей особо интересные темы для очерков. В редакции Светлана считалась одной из самых способных журналисток. Не проходило месяца без того, чтобы на страницах газеты не появлялись ее яркие и острые выступления.
Светлана Ивановна постоянно разъезжала по командировкам, собирала компромат на коррумпированных чиновников, с боем отстаивала на редколлегии свои «гвозди», а потом тратила уйму энергии на то, чтобы доказывать в судах свою правоту. Только вот на то, чтобы создать семью, времени у нее не оставалось.
– Ты моя отдушина, – говорила Светка сыщику во время их редких встреч. – Все жду, когда ты на мне женишься.
Фризе в ответ только ласково и загадочно улыбался. Эту улыбку можно было понять по-разному, но женщины всегда прочитывали в ней утешительный для себя намек: «я не против женитьбы, но стоит ли торопиться?»
С женщинами Владимиру везло. Он мог бы с легким сердцем жениться на любой из своих приятельниц. И поэтому к сорока годам все еще оставался холостяком. Только Берта была вне конкуренции: когда она во время их редких встреч в Швейцарии, заводила разговор о женитьбе, Фризе отвечал:
– Назначай дату свадьбы! Но только жить будем в России.
Баскетболистка не соглашалась.
– Упрямая, стервочка! – ласково шептал ей Владимир. – Я же иду на такую жертву! Теряю мою любимую свободу.
– Это я теряю свободу, – отвечала Берта и принималась целовать своего любовника так горячо, даже неистово, как будто прощалась с ним навсегда.
Иногда на Фризе накатывало чувство острой неудовлетворенности собой из-за того, что он так легко сходится с женщинами. Даже его лучший друг Евгений Рамодин бросил ему однажды: «Ну ты и ходок, Длинный!» Владимир не понял – то ли, осудил, то ли позавидовал.
Точнее всего высказалась Светка. Когда на второй месяц их знакомства, покончив с рассказом о «табачной мафии», Фризе поднял журналистку на руки и отнес в спальню, она, улыбаясь, спросила:
– Вы женолюб, Владимир Петрович?
Это был последний раз, когда Светлана обратилась к нему на «вы».
Набирая номер Светкиного мобильного телефона, Фризе подумал, что вновь услышит про «недоступность» абонента. «Два раза бортанули, третьего не миновать!»
– Шеф подождет, не развалится! – услышал он голос приятельницы, продолжавшей разговор с кем-то из коллег. – Меня домогается милый дружок. Домогаешься, Володя, правда же? – сказала Светлана теперь уже в трубку.
– Еще как домогаюсь. Особенно, если ты читаешь журнал «Иностранная литература».
– Когда лечу в командировку. А что, в редакции проблемы? Похитили все интересные рукописи и тебя подрядили их отыскать?
– Тебе не попадался в «Иностранке» автор по имени Дидье ван Ковелер?
– «Клонировать Христа?»
«Интересно… – подумал Фризе. – Мистический туман сгущается».
– Володька, ты чего молчишь?
– Вспоминаю, что имеется в моем холодильнике и что следует прикупить к твоему приходу.
– Не забудь про мой любимый напиток! – повеселевшим голосом сказала Светлана. Любимым напитком журналистки было полусладкое шампанское. – К восьми не будет поздно?
– Светка, сегодня же пятница! Приходи к шести.
– Верно! Уже пятница! – Похоже, приятельница даже забыла на своей суматошной службе о днях недели. – Пятница, 13. Ты не собираешься выступить в роли Фреди Крюгера?
– Скоро узнаешь.
К шести часам Владимир был готов к приходу любимой журналистки. Когда однажды он назвал ее так в разговоре с Рамодиным, приятель усмехнулся:
– Они все у тебя «любимые»! А кто из них – «самая любимая»?
– Светка – самая любимая журналистка. Дюймовочка – самая любимая следовательша. Берта – самая любимая баскетболистка.
– И так далее, и так далее… – заржал Евгений.
– Тебе, Рамодин, надо поработать над собой. Смех у тебя чересчур милицейский! – рассердился Фризе.
Ожидая Светлану, Владимир испытывал некоторое беспокойство. Во-первых, телевизоры. А что если в самое неподходящее время на экране появится кто-то из гостей и продолжит толковать о сохранении энергии или о чем-нибудь похлеще?
Фризе собрался даже накрыть стол на кухне, где не было телевизора. Но потом решил поступить по-другому: вынес телик из столовой в чулан. Подумав, отправил туда же и телевизор из гостиной.
Этот аппарат был таким большим, что в чулане пришлось раздвигать накопившееся там с незапамятных времен барахло.
«Мучаюсь дурью!» – ругал себя сыщик.
А еще он думал о Дюймовочке. Знал, что без предварительного звонка она никогда не позволяла себе появляться в его квартире, но ведь сейчас был особый случай. Галина Романовна исчезла внезапно, не оставила даже записки, не позвонила. И выключила мобильник.
Дюймовочка знала про всех – ну, почти про всех – «приятельниц» Фризе. Но «по умолчанию» считалось, что это всё бывшие «приятельницы». И вдруг она столкнется нос к носу со Светиком!
Отсутствие телевизоров гостья заметила сразу:
– А телик где? – спросила она, воззрившись на опустевшую тумбочку в гостиной. – Сегодня на первом канале шеф дает интервью о проблемах глобального потепления. Надо хоть одним глазком взглянуть.
– Забудь о шефах всяк сюда входящий. Да еще о таких всезнайках, как твой главный редактор. Недавно он вещал о том, как нам следует вести разведку нефтяных запасов.
– Да, он такой… Эрудит, – кивнула Светлана. – Чтоб он сказился! Я недавно вычитала в одном английском детективе, что мысль обладает материальной силой, и людской ненависти могло бы хватить на то, чтобы уничтожить человека. Я в это верю! Володька, давай поднапряжемся и отправим моего шефа к чертям собачьим!
Она оглядела гостиную внимательным взглядом.
– Где стоит второй телевизор? В столовой?
– Оба телика я выкинул в окно. Осточертели и сериалы, и твой шеф, постоянно мелькающий на экране. Чаще, чем культуртрегер Швыдкой.
– Господи, что ты знаешь о сериалах? Всем известно, что ты за всю свою долгую грешную жизнь не посмотрел ни одного! – Светлана направилась в столовую.
– Там тоже нет телевизора! – предупредил Владимир. Но гостья уже и думать о нем забыла. Из столовой донесся ее восторженный вопль:
– Володька! Какой роскошный стол! Мои любимые крабы! И соленые грибы! Где ты их раздобыл?
Фризе застал Светлану, стоящей возле стола с большим рыжиком на вилке.
– И шампанское в серебряном ведерке! Кстати… – Светлана отдала должное аппетитному рыжику и, тут же, деловито поинтересовалась: – А ты, что собираешься пить?
– Закуска-то для водочки. В холодильнике, в холодной испарине, меня дожидается «Парламент».
– А мое любимое шампанское? Давай сейчас выпьем по бокалу, и я пойду приму ванну. Смою с себя все компьютерные вирусы. А потом помогу тебе расправиться с «Парламентом».
Они выпили по бокалу прекрасного советского шампанского, в меру сладкого и охлажденного. Потом Светлана налила себе еще один бокал и отправилась, торжественно держа его в узкой тонкой ладони, смывать «компьютерные вирусы». Еще несколько лет назад эта ритуальная формула звучала несколько иначе: «Иду смывать типографскую краску!»
Прогресс не стоит на месте.
Светлана появилась в столовой, раскрасневшаяся, с весело поблескивающими глазами, у Фризе чуть не вырвалось: «Лапушка, да ты словно Афродита из пены!»
Вовремя удержав себя от банальной фразы, он бросил с восхищением:
– Ого, старушка!
На гостье была надета легкая светлая блузка, через которую просвечивали, словно созревшие вишенки, темные соски. На плечи Света накинула черный хозяйский халат.
– Ты меня пустишь за стол в халате? – спросила она, довольная произведенным впечатлением. – Согреюсь после первой рюмки и сброшу. Ты, Володька, заметил, что у меня уже не нулевой размер? – Светлана положила ладони на груди. – И никакого силикона. Я стала зрелой женщиной. Пора задуматься о бебике.
СТАХ ГОТОВИТСЯ К ОХОТЕ
Виктор Макаркин никогда ничего не делал с кондачка. Молодые журналисты из модных таблоидов, которых хлебом не корми, дай показать свою начитанность, написали бы о нем: «Медленно запрягает, да быстро ездит». К счастью, писать им про Стаха не доводилось. Ну да, как говориться, еще не вечер.
Начал Макаркин готовить дело с того, что услал сожительницу Ольгу с «грызунами» в подмосковный санаторий «Мать и дитя». Чтобы не мешали думать.
Три дня он лежал на диване, пил пиво и смотрел телик без звука. Звук включал только тогда, когда на экране «давали» рекламу про «банкетоход». Она Макаркина вдохновляла. Ускоряла мыслительный процесс.