Если бы показать этот автомобиль американцу, то тот наверняка бы очень позавидовал этому дурдому, который имеет редчайший музейный экземпляр и, по мнению янки, очень дорогой по цене. «У нас в США врачи не ездят на дорогостоящих раритетах!» – подумал бы американец. Педантичный немец предположил бы, что это специальный автомобиль, которые имеются только у психиатрических клиник, поскольку внешним видом это средство передвижения должно подчеркивать направлению деятельности клиники и выделять психиатрию из общего ряда медицинской деятельности.
Увидев это произведение российского автопрома, итальянец, считающий, что у нас в стране выпускают только их модели, подумал бы: «До чего же эволюционировал наш «Фиат», начал с «копейки», а теперь бесценный раритет. Потрудились русские над "Фиатом", превратив его в шедевр древнего мира, а ведь продали мы в 60-х русским хорошую для тех времен модель!». Француз, может быть, даже порадовался бы, глядя на «Москвича», – ведь это же старые русские корни их нынешнего «Рено Меган». Он бы непременно проникся чувством национальной гордости, что на таких старых и засохших корнях выросло современное совместное производство автомобилестроения.
И только русские привыкли к таким шедеврам на дороге, и их ни сколько не удивляет, что этот долгожитель до сих пор мог заводиться и двигаться без посторонней помощи, развивая колоссальную для своего возраста скорость… в 70 км/час. Правда, «старичок» требовал частого ремонта, затраты на которые давно превысили стоимость самого автомобиля. Спидометр «боливара», еле выдерживающего двоих», ежемесячно подкручивали. Это нужно для списания денег, выделяемых клинике на горючее.
Являлось ли это грубым нарушением финансовой дисциплины? С формальной точки зрения – да! Но если посмотреть с другой стороны, то главбуха можно оправдать. Денег на ремонт служебного авто клинике не выделяли, "Понтиак" часто ломался, а если главврачу нужно срочно ехать по делам, то заказывали такси за свои, кровные. Вот и приходилось компенсировать собственные расходы на такси и ремонт «боливара» деньгами, выделяемыми на горючее. К тому же баланс этих расходов всегда оставался в пользу государства.
Для аудиторов, частенько проверяющих целевое расходование бюджетных средств, выделяемых клинике, этот факт постоянно являлся «новыми воротами», на которые эти блюстители финансовой дисциплины смотрели с завистью, как-то по-советски, считая затраты на горючее слишком завышенными. Сказывался стереотип мышления, оставшийся с советских времен, когда служебный автомобиль являлся должностной роскошью, а его существование предусмотрено только для высокого начальства.
Войдя в помещение КПП, которое не миновать, главврачи предстали перед бдительным охранником, разменявшим восьмой десяток, но выглядевшим бодро, строго и уверенно. Заметив Старообрядцева с посторонним человеком, этот страж клиники попытался тут же проявить себя, и учтиво поздоровавшись с Петром Серафимовичем, преградил путь Новостроеву.
– Вы к кому, товарищ? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил, – предъявите документы для проверки, пожалуйста! У нас здесь… спец объект понимаете, вход, на территорию строго запрещен посторонним лицам!
– Семен Васильевич, это со мной, – успокоил его Старообрядцев, – это новый главный врач клиники! Так что привыкайте не задавать начальству дурацких вопросов!
– Извиняюсь, но я ж ведь не знал, – оправдывался охранник, – а Вы, куда же теперь денетесь-то, кормилец Вы наш, Петр Серафимович?
– Я же сказал Вам, дорогуша Тараторкин, не задавайте дурацких вопросов, – ответил Старообрядцев, и они с Новостроевым прошли на территорию клиники.
– Петр Серафимович, – спросил Михаил Сергеевич, – а что, моложе нельзя охранника принять?
– Ну что Вы? – отвечал тот вопросом, – кто же пойдет, дорогуша, на такую работу за эту зарплату? Слава Богу, что пенсионеры выручают, а не то вообще работать было бы некому. А этот Тараторкин бывший офицер МВД, свои функции выполняет исправно, проявляет бдительность и выдержку, – охранять покой психов не каждый сможет!
Коллеги шли по асфальтированной дорожке, ведущей к парадному входу в клинику. Новостроев оглядывал все хозяйским глазом и мысленно отмечал увиденные им недостатки. Перед зданием клиники был небольшой парк, заросший травой, как и его газоны и клумбы.
– Петр Серафимович, – спросил Новостроев, – больные не занимаются трудотерапией в клинике? Я уже не говорю о том, что эту работу должны выполнять также штатные сотрудники – дворник, садовник, санитары, в конце концов….
– Все перечисленные должности в штате есть, дворник, садовник, но они все вакантны, – отвечал бывший главврач, – а больных заставлять выполнять эту работу нельзя, потому что психам опасно давать в руки инструмент. Вы что, не знаете об этом?
Новостроев ничего не ответил на вопрос предшественника, он знал, что многим психически больным людям можно доверить садовый инструмент. Трудотерапия в учреждении, где он работал раньше, практиковалась в полной мере, так что отговорки Старообрядцева можно расценить, как нежелание серьезно заниматься трудотерапией.
Они вошли в вестибюль главного корпуса и, поздоровавшись с дежурной приемного отделения, поднялись на второй этаж, где находился кабинет главного врача. Приемная была безлюдна, секретаря на месте не наблюдалось. Петр Серафимович тут же объяснил причину ее отсутствия на рабочем месте. Оказывается, секретарь совмещала должность медицинского статиста и второй день подряд готовила отчет, а для этого необходимо сделать соответствующую выборку из историй болезни, находившихся в кабинетах лечащих врачей.
Процедуру приема и передачи дел Старообрядцев и Новостроев начали с беседы в кабинете главного врача клиники. Это была просторная и светлая комната с массивной входной дверью, старомодным дубовым письменным столом, такими же креслами, канцелярскими принадлежностями, шторами и стульями, выставленными в ряд у глухой стены. У противоположной громоздились шкафы с потрепанными книгами.
– Прошу Вас, э…, Михаил… э, ах да, Сергеевич, – выдавил из себя Старообрядцев, – садитесь сразу в кресло главного врача. Теперь это Ваше место!
– Благодарю Вас, Петр Серафимович – отвечал Новостроев, усаживаясь в затертое старомодное кресло, которое можно с большим трудом назвать таковым. Это, скорее всего, седло, потрепанное в кавалерийских боях или подзадник, беспокоящий седока и его попу противным скрипом и перекашиванием на одну сторону.
– С чего начнем? – спросил Старообрядцев, усаживаясь к столу-ортодоксу, – я думаю, что нужно начинать с осмотра клиники.
– Петр Серафимович, – отвечал Новостроев, – мне кажется, что нужно начинать со знакомства с коллективом врачей, медсестер, санитаров, а уж после начнем обход по клинике. Кстати, нужно сейчас же подписать приказ о комиссии по передаче дел. Пусть секретарь бросит на время подготовку отчета, напечатает текст приказа и соберет коллектив в кабинете главврача.
– Как Вам будет угодно, дорогуша, – с необъяснимой злостью ответил Старообрядцев, – но мне кажется, что Вы неправильно начинаете работу в клинике. С врачами Вы успеете познакомиться, а вот посмотреть на состояние всего учреждения нужно в первую очередь. После осмотра Вы поймете, сколько мне стоило сил и умения поддерживать помещения в надлежащем состоянии, делать ремонты…. Это знаете ли огромное достижение в наше время, это можно сказать мои заслуги, мой ежедневный подвиг….
– Петр Серафимович! – возразил Новостроев, – к вашим заслугам мы еще вернемся, хотя со многими я уже знаком, например, с «креслом–качалкой» или этим телефонным концентратором, аля «Хрущев на связи». А сейчас я намерен познакомиться с коллективом. И даю Вам сразу же совет – главный врач теперь здесь я, а Вам следует выполнять мои приказы без обсуждения и проверки их на соответствие Вашему мнению. И не называйте меня больше «дорогушей». Ясно?
– Ясно! – обиделся Старообрядцев, – «дорогушами» я называю здесь всех врачей, сестер, санитаров и пациентов, но если Вам это неприятно, то больше не буду Вас так называть.
«Смотри, какой своенравный! – подумал Старообрядцев, – ничего, оботрешься, через пару дней запоешь по-другому. Думаешь нужно только командовать? Посмотрим еще, на что ты способен!»
Новостроев тоже не произносил своего мнения вслух, дабы не обидеть предшественника и не выглядеть чрезмерным чистоплюем. Когда Старообрядцев выходил из кабинета, чтобы пригласить секретаря, Михаил Сергеевич мысленно оценил обстановку: «Кабинет замшелый, в пример его хозяину. Как можно работать в бардаке? Неужели не было возможности мебель обновить? А телефон столетней модели? По нему можно, наверное, только в Смольный дозвониться! Самому наркому здравоохранения Семашко!».
Вскоре в "замшелый кабинет" вошел Старообрядцев, он улыбнулся новому шефу, окончательно осознав этот факт за дверью и заискивающе сказал: «Верочка сейчас придет для получения распоряжений нового главврача, хотя об этом еще не знает!» Через несколько минут в кабинет вошла пожилая женщина, одетая по моде 80-х и представшая перед обоими главврачами с важным видом занятого человека.
– Я, конечно, извиняюсь, Петр Серафимович, – строгим голосом возмутилась Верочка, – но Вы же знаете, что я готовлю статистический отчет и отрывать меня от этой работы попросту нельзя! Что такого важного могло случиться, если Вы позволили себе прервать процесс выполнения мною важной государственной функции?
– Верочка, – начал Петр Серафимович, – я сегодня сдаю дела и главврачом теперь, будет Новостроев Михаил Сергеевич. Подготовьте приказ по составу комиссии и соберите, пожалуйста, всех сотрудников сейчас в этот кабинет!
– Какой Новостроев? – спросила Верочка, ей еще не дошло, что человек за столом главного врача, и есть ее будущий шеф, – и кто принял такое глупое решение об освобождении Вас от должности? Нам не нужен новый главный врач, нас всех устраиваете только Вы! Мы за Вас в огонь и в воду….
– Вера…, простите как Вас по отчеству? – прервал ее Новостроев.
– Петровна я…, а в чем собственно дело? – ответила и спросила одновременно секретарь, все еще не предполагающая что говорит со своим начальником.
– Видите ли, Вера Петровна, – продолжил Новостроев, – решение о назначении меня главным врачом принимал министр здравоохранения области. Я сожалею, конечно, что он перед тем, как меня назначить, не посоветовался с Вами. Но я уверен, что министр имеет на это право! Поэтому давайте не будем обсуждать его приказ и сразу же перейдем к делу. И позвольте мне представиться Вам, как секретарю…, на ближайшее время, по крайней мере…, – моя фамилия Новостроев, а зовут меня Михаил Сергеевич.
Наступила пауза, называемая немой сценой. Верочка стояла, раскрыв рот, ее губы, смачно накрашенные ярко-красной старушечьей помадой, застыли на последнем слове, глаза округлились и напоминали большие перламутровые пуговицы. Она, похоже, не отличалась скоростью сообразительности и поэтому произнесла первое, что ей удалось вымолвить:
– Надо же…, как Горбачева…, а… все-таки это лучше чем Борис Николаевич, который дирижировал оркестром….
Наконец она окончательно пришла в себя, наверное, поняла смысл услышанных ею в последний момент слов. Ее глаза, мимика, интонация голоса и поза мгновенно изменились на «чего изволите?». Вера Петровна запиналась, но, впоследствии окончательно утвердившись в голосе, начала без остановки и зазрения совести тараторить:
– Дорогой Михаил Сергеевич, как мы все рады Вашему назначению! Мы долго ждали этого момента и благодарны за то, что Вы приняли мужественное решение руководить нашей клиникой! Поверьте, я давно убеждала всех, что Петру Серафимовичу пора на заслуженный отдых, сколько ему можно руками водить? А он все работает, командует здесь, …совесть же надо иметь! Ему пора воспитывать правнуков, которых у него целая гвардия, ведь им как раз сейчас нужен прадедушка, который подставит крепкое плечо и проявит мудрость, чтобы они выросли хорошими добрыми людьми….
Неизвестно сколько бы продолжалась эта высокопарная речь, если бы Веру Петровну не остановил сам «прадедушка» У него от "теплых слов" глаза сами полезли из орбит. Его правое «крепкое плечо» стало дергаться в нервном тике, двигаясь то вверх, то вниз. Видно, он задыхался от невесть откуда взявшейся ярости, но позже его мимика сменилась на гримасу горькой обиды, он явно не ждал, что бывшая секретарь скажет о его смещении свое откровенное мнение.
– Вера…, ты что же…, я же тебя держал на этой должности…, потому что никто не принял бы на работу секретарем старуху-разруху! – почти кричал Старообрядцев, – чего только стоит твой внешний вид? Я правнуков пугаю фотографией бабки Веры, когда они балуются! Тебя же никто, старую каргу не возьмет на работу еще и потому, что ты боишься подходить к компьютеру ближе ста метров…, печатаешь все на машинке, "аля нарком", ровеснице чапаевского пулемета «Максим»….
– А кто Вам мешал приобрести для клиники новую печатную машинку? – протестовала Вера Петровна, – я десять лет этого требовала….
– Ну, вот что, уважаемые господа, довольно! – резко прервал диалог Новостроев, еле сдерживая смех и пытаясь сохранить серьезный вид, чего ему с трудом удавалось, – Вы Петр Серафимович успокойтесь, а вы Верочка потрудитесь собрать персонал в мой кабинет!
– Сию минуту, Михаил Сергеевич, – затараторила Верочка, – сию секунду! Я очень исполнительный человек, я сейчас же сделаю все, что Вы приказали....
Она спешно покинула кабинет, а Старообрядцев и Новостроев продолжили разговор, вернее Петр Серафимович не останавливаясь, возмущался поведением секретаря.
– Вы еще молоды, примите мой искренний совет, – сказал удрученно Старообрядцев, – не верьте тому, что говорят Вам в лицо. Каждому в голову не залезешь! В глаза все стараются льстить, а закулисно говорят такое, …Вы ни за что не догадаетесь. Я старался верить этой вредной бабке, а она оказалась не такой уж откровенной! Мне трудно будет работать здесь, поскольку теперь каждый, кто имел «на меня зуб» будет глумиться… я, наверное, возьму все-таки расчет!
– Как Вам будет угодно, дорогой Петр Серафимович, – не стал отговаривать его Новостроев, – но я бы на Вашем месте остался, чтобы поучаствовать в проведении эксперимента….
– А что это за эксперимент? – перебил Старообрядцев, – Вас, что для проведения секретного эксперимента сюда назначили?
– И для этого, тоже, – ответил Новостроев, – если хотите, поговорим об этом подробно после того, как я приму у Вас дела.
Старообрядцев задумался и ничего не ответил Михаилу Сергеевичу. Он сидел на старинном стуле и молча смотрел в окно. Новостроев только сейчас заметил, что старик сгорбился еще сильней, чем прежде, как-то уж очень осунулся и стал похож на Плюшкина из «Мертвых душ». Михаилу Сергеевичу искренне стало жаль его, ведь не смотря ни на что, он всю жизнь посвятил служению медицине.
Вскоре в кабинет заглянула Верочка и сообщила новому шефу, не обращая внимания на прежнего, о том, что она от имени главврача приказала всем собраться в приемной, а только после того, как соберутся, она впустит их к новому главному врачу. «А то будут тянуться в час по чайной ложке, я их знаю!» – завершила она доклад.
Еще через пятнадцать минут секретарь открыла дверь и торжественно (не хватало только фанфар) произнесла для собравшихся в приемной медработников: «Прошу вас господа на первую пятиминутку нового главного врача нашей психиатрической клиники!». Михаил Сергеевич остался, где сидел, Петр Серафимович также не сменил места, сидя рядом со столом нового начальника.
В кабинет по одному стали заходить мужчины и женщины в белых халатах, некоторые высокого роста и плотного телосложения, в них без труда узнавались санитары отделения для буйных. Штат сотрудников оказался слишком большим для того, чтобы всем хватило стульев стоящих в кабинете, многие сотрудники заходили уже со своим.
– А где обычно проводятся совещания в полном составе? – спросил Новостроев, – я вижу, кабинет все же маловат для общего сбора!
– А нигде! – ответила за Старообрядцева Верочка, – Петр Серафимович очень редко собирал всех на общие пятиминутки. Он любил говорить с каждым лично, а если нужно собрать всех, то для этого у нас есть просторный актовый зал на первом этаже. Он же служит еще и клубом для проведения культурно-массовой работы с больными! Михаил Сергеевич, это я предусмотрительно предупредила всех, что стульев может не хватить и поэтому пусть каждый возьмет на всякий случай с собой стульчик.