От выверенного хитреца-мудреца существа "Намеков" (убеждения толковеда описных тяжб и нош ясностей).
Открываю секреты сего руководства к вашему наитию, то не более моего менее! Самое не простое и упертое на хитрости изделие, про сказания сии вношу ясность, оно на чрезвычайности запросто превзойдет даже Заттру, а о ней тайны хранить буду всю свою тройную жизнь, чтиво призвано возводить некий вход в хранилище блаженств, читатель же завладеет несметностями, но сумеет ими пользоваться лишь внутри убежища, иначе предстанет здоровяком караульщиком, и будет впоследствии лишь указывать прочим путникам на эту сокровищницу, помимо того, не к чему стремится в некую нору без карманного освящения, та тьма предстает стереговой комнаты и тотчас покалечит ее принимателя, та неимоверно плотна внутри странной залежи, да и сочувствую тем, кто пожелает пробыть в убежище "Изысканной мудрости" слишком долго, через час гость превратиться в раба сих изделий, и в воплощении змея, а там и будет сражен иным прихожанином, тем, кто придет после него. К счастью не читал этой книги, коя является выводящей картой к музею "Опечатанных реликвий", но зато копался в ее истинных смыслах через изнанку толковорота, кой предстает на ином слое места, где покоится брошюрка истинным вариантом, а именно околесицей в центре коей временно дремлют эти верзилы, потому знаю что за суть утаена в приманке, изделии.
От монстра "Причесок", о веке "Драгоценной неосмотрительности и не размеренной псевдости".
Нескончаемое бремя укрыло наши обосновательность и соображения вот уже тройку столетий, за то благодарить ненавистью уместно только этого нагловатого Гу Крилла, из-за его попустительских параестественных опытов сверхъвероятности был вскрыт сундук владыки "Древности", из коего и был похищен упрямый и разъяренный век. Тот предстал едва не всеправящей элементацией вскоре, занявшей почти весь край, кстати центральный и самый ценный на всем континенте Замтия, то едва несусветные ножны его, охранявшие сосуд от посягательств снаружи, предстали плотяными пиратами из сверхъаномалий, а там последние сами и распахнули его, да высвободили то, отчего первыми же и пострадали, тот век их тут же пожрал. То конечное нечто перегубило всех механических визитеров сего юноши, попытавшегося исправить ошибки, шпиона Тамаля, да и затеяло гиблый пир для врагов после, а именно плазменных вампирят, электрического эльфа, демона "Пыли", повелителя драгоценных драконов, и прочих сторонников Гу Крилла, кой бежал от волшебной вездесущей ярости века в самый дальний край, где время отражается силами божественной усыпальницы. Миза, такое имя себе подобрала та самая элементация, коей и предстал дремучий век, лишь не сумела справиться с подводным штабом парящих гоблинов, кои иссохшее и заколоченное в костном склепе "Сокрытий" медное горло всадницы "Веков", их не так много, наполнили жирообрзной кровью угольной меры, та же усмирила всех неистовых соратников впоследствии, коих первая и состряпала сама, и с поводырем "Паранормльностей", тот же против нее объединился с разрушителем "Проклятий", а там к 4 присоединился сам Висумм, царь пранасекомых, кой только с ослаблением ее сторонников, вассалов "Предтерний", сумел выбраться из изнанки искусственного паранормального апокалипсиса, именно из-за сиих созданий она растеряла массу могуществ, а ныне является только паломницей "Чуждости". Та жаждет мгновения, когда земли восстанут, приняв естественную подвижность, они же одно не простое существо, ушедшее на покой много времени назад, чтобы напитаться их ожившим могуществом, да тут же завладеть всем континентом впоследствии, представ для него некой плащаницей из буйных мистерий. Век сий наречен "Надворителем непредвиденностей" и "Дубликаторщиком перевыражений", чьи сутки длятся только 6 часов, из которых по 2 часа приходится на утро, день и ночь. Совсем скоро, то по окончании "Перевоплощения" сего места, покровители регулярно выделывают то сверху, территория края изменится, появятся старые населения, коих они и возвращают для противостояния разным, и возвращения мудростей, так недавно была возвращена наставница истовых зверей паранормальных и искусственных, ту элеменция извела абсурдной невменяемостью, причем из своей водянистой гавани "Пропаж", да всего лишь за неделю, та погибла от многочисленных истерий, а ведь толковой и с выгодным войском была, то кстати себе в подчинении перехватила, а до нее голографической неуязвимой секрецией, вместо сути или души, нагромоздив искаженные степи загадочных прядей "Всенеузнавний", то уже на небесах, сокрушила иное население, появившееся недавно и продержавшееся несколько месяцев, магические полуизваяния, что испускали диковатых и хитрых, чудодейственных и безжалостных птиц, стремящихся только следить за ее паразахолустьем.
Год Фауши, Сезон Укрунны (первые 25 дней), или время прожорливой непогодицы, зависших градов, бурей гвалтов, знойных оказий.
Часть 1 Сказания края "Остывших благ и выцветших выгод" (костяное саморастущее перепоселение Губл (гуру блефа), и его близкие окрестности, да отдаленные предграничья).
Сказание 1 Крепкий мотив к пришествию Зуввы Хурна.
Некая тварь, она же Фаруда, прибыла в обжитую глушь с просьбой одного демона, поздно и спешливо начала басить около горсти лачуг, песнопение о каком-то бродячем изверге, и собственно не успокаивалась пока ее не прибили гарпуном, а после ту скинули в выгребной ров, то для успокоения своего слуха. Утром многим мотив существа пришелся ко вкусу, будто суть его вновь напевала, правда уже извне бытия, но ритм ее блеяний отчетливо улавливали все 17 душ, томящихся в телищах сельчан, отчего те и стали им восторгать свою невнимательность, с тем и вызвали странную непогоду, повсюду все заискрилось, засияло и забрюзжало, затем загаркало и застонало, после чего явился загадочный путник ли, нагрянул в центр поселения и принялся все осматривать и онюхивать, тем временем невпопад напевая ту же песню, правда теперь меняя смыслы строк.
– В пристанище Хурна влезаешь, окаянные дрязги им ты прощаешь, невзгоды пристрастий смертью вбираешь. Прокаженная суть их сожрет твои годы, а тобою прощенные козни их освободят на века. В убежище Зуввы увязнуть тебе судьба, откупиться не сможешь, их наследство – кара иных, а изъявления – вина остальных, так что ищи дары чужаков, и омерзениям не откажи в своих муках.
Люди остолбенели, им такое не к изыскам пришлось, шустренько понасобирали камней, да стали швыряться ими в того, кто ловко причалил на крышу красильни и стал прыгать по ней, лихо уворачиваясь от непредвиденных ударов вычурного рока.
Причудливое существо, походившее и на девочку и на мальчика одновременно, с вишневыми глазами, бежевой кожей, молочными волосами, сизыми клыками, зеленными когтями, оловянными губами, что-то прикрикнуло обидчикам, а затем с грозностью на лице спрыгнуло на землю и принялось издавать зловещие звуки, коими живо рассеивать зевак принялось, пытающихся же забежать в дома, особенно прытко и шустро начало обращать в крошки и песчинки. Понасобирав охапку приглянувшихся тому вещиц, да шустренько с вихрем напялив те на себя, чудик двинулся на запах, прямиком в золотистый домишко, где как раз готовил один мальчик, тот проживал с дедом, кой несколько дней назад скончался, потому грустил и размышлял над тем, как теперь жить дальше, да и чем собственно заниматься, если тот рыбак, а ему это ремесло вовсе не ко нраву. В лиловых штанах, кремовых носках, рыжих ботинках, голубой майке, таинственное создание уверенно двигалось по окровавленной тропинке к местечку, где кто-то бормотал, сопел и даже чихал, но приятный голос незнакомца его весьма утешил, заодно и порадовал, а так же даже невзначай очаровал.
Эззу Егшъ поваривал густую уху и почитывал сборник редких ремесел, теперь тот вынужден чем-то себя занимать, да помогать остальным, коих взаправду уже не осталось, ведь дед его так же оберегал других жителей, но к его разочарованию примерить на свои предпочтения что-то путного не мог, многого не умел попросту, а к всенаучениям не был благосклонен.
Распахнув дверь, Зувва наведалась в дом, увидев незнакомца, та не смутилась, но испытала сложные ощущения, таких еще не было у Хурна, не смотря на то, что он пытался отмахнуть от себя странные чувства, та все же пренебрегла привычками и доверилась неким усладам, подошла к столу, и усевшись за тем, начала что-то требовать, мальчик даже не услышал что нечто извергло подобие слов, ведь был шокирован данным визитом.
Эззу не понимал ни слова, он с рождения был глухим, лишь смотрел на страшного подростка ли и удивлялся его облику, этим деревянным бровям, минеральным ушам, каменным скулам, он был и напуган, и покорен этими странностями, но все же держался за не комфортность, та его и оберегла от неких витиеватых чар присутствия незнакомца или незнакомки. Тот скоренько налил порцию ухи, чтобы запастись временем и попытаться уяснить что происходит, да и что за чудо к нему наведалось, а главное для чего, тут же отломил только что испеченной пшеничной булки, живо отдал съестное болтливому чудику, чей голос напоминал треск в не хилой пещере, но то его не напрягало, лишь сияние паранормальной тени существа, внутри коих что-то булькало, попросту поставив угощение возле заостренных пальцев чужака, сам же сел рядом и тревожно принялся наблюдать за действиями странницы ли.
Гость охотно набросился на пищу, словно тот не ел лет 10, эту трапезу существо расценило как жертвенный дар, на что тотчас взяло мальчика к себе в покровители, дико, но верно, не смотря на то, что тому это не к нужде подвернулось.
Не прошло и 10 минут, как Зувва доела и стала играть с мальчиком, но слишком тому двусмысленно, калечила его, и тут же раны залатывала своим эхом, Эззу даже расплакался, а там и решил убежать, но незнакомец его не выпустил, а вечером пожалел, хозяин жилища отравил его грибным салатом с одной специей, которая лишила чудика возможности двигаться. С трудом, но все таки Егшъ убежал из лачуги прочь, в то время, как Хурн лежал на полу и хохотал, его чувства гремели на весь домишко, сердце выло, а суть ухала. Незнакомец выждал пару часов, а после направился за тем, кого собирался похитить, и вскоре, то по следам, отыскал мальчика спящим у свечного столба, разбудил его и тотчас забрал в измышленный край "Лихих причитаний", перенес туда он его враждебными рифмами, а после того отправился сам, чтобы проучить и заставить миловидное дитя подчиняться, а не хорохориться. Трое отправились во владения Зуввы Хурна, туда, где гнилая река безутешной трагедии извергает печали загнанных сюда всяких душ и сутей, туда, где растут два удаленных берега, и то за счет прибытия числа всяких путников, полученных туш, помноженных участей, порабощенных страхов. Это крайняя дальность потусторонних гущ изнанки реальности, ее нашел чудик еще в детстве, а ему уже за век, охотно прячется тут до сих пор от проблемных ошибок, ершистых страстей и истертых горестей, здесь нет спокойствия, многие угасают от мук, время в край не попадает, всякое бремя жестоко, судьба не находит сих мест, тут идеалы пусты, смерть изворотлива, бытность враждебна, возможности скрыты, а зверства смелы, свежи и невинны.
Сказание 2 Коврик с заядлым намерением!
Не особо смышленая, но чрезвычайно спешливая Фегиза, в былом уникальная на достижения колдунья, не выносила грязи, кто ей только не прислуживал, и древесный великан, тот храпел за стеной слишком сильно, и теперь где-то парит, витает в несовершенных краях, и водяные тролли, их прогнала из-за того, что от них много запаха постороннего было, даже земляная русалка, ее едва задушила, чуть не растерзала дамочку за то, что к земле относилась враждебно, теперь вынуждена мириться с запущениями, в лачуге ее некому наводить чистоту, то ее всячески изводит. Массу лет Фегиза Лакун прозябала в не скромной нужде по хилому хозяйству, местечко так и отдавало всем необычным, по ночам все хрустело снаружи избы, утром завывали где-то поблизости травяные гаргульи, та пыталась при помощи чар вызывать существо "Уютов", тварь "Чистоты", чудище "Идеальностей", но сюда стремиться те не отчаивались, потому та разочаровалась в мистериях окончательно, да и решив подобрать помощницу, отправилась в даль, туда, где сумеет отыскать работящую уборщицу, но дойти та сумела лишь до почтового ящика, кой был переполнен одним и тем же сообщением, а рядом с тем полеживал ковришко, да уж, приятностью это не назовешь, изделие пыльное и замызганное, кое получила внезапно в наследство, причем от неестественной и едва ли не вымышленной родни, да раскашлявшись у ворот, Фегиза громко и с причитанием вздохнула, отшвырнула коврик к двери, да двинулась к пожитной укромии, неуместный подарок ее только расстроил, к тому же в письме какая-то кроха написала чушный и неразборчивый стишок, наверное оттого каракули разбирать не захотела.
До "Крылатой" равнины дамочка добиралась и вплавь, на ревущем шкафу, и по воздуху, ту довез вельможа "Досад" на своре миниатюрных механических драконах, то из-за того что паранормалии края разъярились на путницу, коя к ним проявила враждебность, а пока та отсутствовала коврик изверг подругу дамочки, та пряталась внутри, предстал разбойником, и те вместе проникли в домишко, где стали хозяйничать, до самого приезда милочек.
Вернувшись, Фегиза с Парелл у дома услышали споры, о том, как делить наследство, то, что не продал предпоследний престарелый слепой сквалыга, а именно хламный особняк, растениевидные бассейн с нектаровым чудовищем и галантерею свирепых стереговых шарфов, оттого дамочка выбила дверь новой метлой, кою ту заставила приобрести новая помощница, и тотчас зашла с бойкой разгневанностью внутрь, где тут же распластала разбойника, он ведь с грозностью в нее запустил горшком с любимым шальным нарциссом, за коим та ухаживала несколько кварталов, тот был возмущен что неожиданно и диковато перепугала их, а следом накинулась на его спутницу.
Пробравшись внутрь, помощница не пришла в восторг от хлопот, да и лишь одной комнаты наверху ей было вдоволь, пока та в панике от грязи и пыли бродила по лачуге, не придавая значения разборкам на кухне, где дамочка ворчала о том, что ее обожаемое какао выпили незваные гости, и ругала всячески ту, кто одолжила пару платьев и так их не вернула, да тотчас принявшись отнимать единственное, упала от невероятного, подруга накормила ту хвореными монетами, ловко и своевременно бросив их ей в рот, хлопала ежемгновенно каждой дверью, так в чулане, погребе, на чердаке, в комнате, в ванной, на кухне, на веранде, и поражалась массе дома.
Гигамм утопила обоих в местной речушке "Обид", и стала мучить помощницу, готовясь получить то, что обещано ей в случае если не станет Фегизы, та усердно муссировала фантазии по улучшению собственной жизни, ведь сама то прозябала у цветочника, ее лачугу разрушил ураган еще в том году, а поскольку в ее краю все дорогостоящее, то прибегла к крайностям, кстати этот разбойник сын того цветочника, коему приглянулась, вместе к интригам и наведались, едва цветочник остыл в насыпи роз, и на протяжении 4 дней ликовала от счастья, пока 5 вечером не услышала визг снаружи, голос был Фегизы, по правде выдать ее пожалели песчаные музы, они не позволили телу отказаться от души, ведь оно само решает когда от той отказаться, а когда заступиться за свою путеводную, так и вышло, телеще Фегизы решило дальше жить, она наведалась в дом и обратила подругу в чугунок, тот целый час роняла, стучала им обо все подряд, кричала на него, а после, то проголодавшись, принялась в нем тушить баклажаны и томаты с консервами из крыльев перепелок, вперемешку с сельдереем, так обычно и трапезничала, первые три ингредиента росли около дома, а консервами собственного приготовления весь чердак забит, те перепелки из других слоев так и выпрыгивают раз в неделю, наводнили собой эту глушь.