Жизнь капитана и корабля проходила в целом размеренно и стабильно – до тех пор, пока не наступил один странный день. И, как и все странные дни, начинался он вполне заурядно. Возвращаясь с сетями, набитыми ещё шевелящейся рыбой, «Надёжный» размышлял о новой картине своего капитана, при создании которой была использована рыбья чешуя. Но вскоре его рассуждения были прерваны неожиданно разбушевавшейся стихией. Ветер нарос столь стремительно и завыл с такой силой, что в какой-то момент бывалые рыбаки взволновались не на шутку. А недавно безмятежное море оживлённо задвигалось, подобно одеялу, накинутому на страстную влюблённую парочку. Подобные неприятные ситуации не были чем-то уж особенно редким, но в этот раз они послужили точкой отсчёта, после которой однообразная жизнь капитана и корабля была нарушена, словно пруд, в который бросили громоздкий булыжник.
На какое-то время корабль словно бы выпал из реальности, чего с ним ранее никогда не случалось. Конечно, иногда он засыпал, давая отдых разуму, хотя его сны отличались от тех снов, что бывают у людей. Но это было совсем другое: казалось бы, совсем недавно направляющийся в порт, он обнаружил себя в другом, неведомом месте. Незнакомое и чуждое, оно казалось не от мира сего. Океан, если так можно было теперь называть, походил на широко раскинувшееся болото, не имевшее конца и края. Над застоявшейся мутной водой стоял нестерпимый смрад. Ни в этих отвратительных глубинах, ни в холодном и угрюмом небе над ними не ощущалось и намёка на жизнь. Ветра не было совсем, и тягучие вязкие облака, отдающие блеклой ржавчиной, стояли неподвижно, сокрыв свет, словно траурная вуаль.
Он не мог сказать наверняка, сколько времени миновало со шторма; разве что свежепойманные рыбы, которые не только не успели протухнуть, но ещё и подавали признаки жизни, ясно свидетельствовали о том, что событие имело место недавно. Пуча глаза, они беззвучно открывали свои рты и подпрыгивали, содрогаясь в конвульсиях. Но, несмотря на имевшиеся на его борту забойные колотушки для крупной рыбы, корабль был бессилен прервать их мучения.
Страшнее всего было другое: во всём корабле не наблюдалось ни капитана, ни других рыбаков. При этом судовой журнал, лоция, навигационные приборы и личные вещи оставались на своих местах, на кухонной плите выкипал капитанский кофе, никаких следов паники и спешного бегства не наблюдалось. Смыло всех за борт? Мало того, что в это слабо могло вериться, этому противоречили рыбы, сети, бочки и прочие снасти, которые при таких условиях снесло бы в первую очередь.
Вопросы множились, ответы не появлялись. Всю жизнь «Надёжный» знал, что будет происходить в ближайшее время; и то, нравилось ему это или нет, было другим вопросом. Он знал, когда приходило время отправляться с мужиками на рыбную ловлю, знал, когда пора с неё возвращаться, но теперь – он впервые не представлял, как быть и что делать.
Пребывая в шоке и растерянности, осмотрев каждый свой уголок, он медленно раскачивался на волнах, оценивая обстоятельства и перспективы. Итак, экипаж, включая капитана, пропал. Это факт. Как, почему и куда – вопрос другой. Корабль в открытом море считается собственностью до тех пор, пока на борту остаётся, по меньшей мере, один член экипажа. В противном случае права на него может заявить первый, кто ступит на борт. Естественно, будут проводить поиски, летать над морем на вертушке, подключат береговую охрану, службу спасения; но к тому моменту, как кто-то хватится, пройдёт уже достаточно времени. А человеческое тело остывает довольно быстро даже в тёплой тропической воде. Ни надувные лодки, ни что-либо подобное на воду не спускали.
Большинство кораблей, возможно, восприняли бы подобные известия спокойно, даже, можно сказать, – с равнодушным безразличием. Большинство, но только не этот. И если иное судно просто и без энтузиазма дожидалось бы дальнейшего развития событий с эмоциями голема (имея возможность, но не имея причин и желания совершать какие-либо действия), то в этот раз «Надёжный» решил проявить инициативу.
Подобные действия требовали от него полнейшей сосредоточенности на пределе возможного и таили в себе немалый риск. Иногда случалось так, что тот или иной предмет, который люди привыкли считать неодушевлённым, начинал показывать характер, будучи не пассивным созерцателем происходящего, но активным участником. Однако такие действия обычно длились недолго, грозя, как минимум, весьма серьёзными повреждениями. И даже были чреваты утратой «эйдоса» (как, возможно, и не вполне корректно, Лейф Сигурдссон называл метафизическую структуру, представляющую собой аналог души у его корабля).
Сделав неимоверное волевое усилие, корабль взял курс, продвигаясь сквозь вязкую склизкую жижу. Куда плыть? Где искать людей? Как и где он вообще оказался? Никаких указующих ориентиров или шансов на успех поисков, а стены зловонно-жёлтого тумана ничуть не улучшали видимость. Но, оставаясь на месте, «Надёжный» в любом случае не имел никаких возможностей помочь своему пропавшему капитану и его команде. Поэтому совесть и чувство долга вынуждали его прилагать хоть какие-то усилия. Даже если это можно было сравнить с попыткой потушить пожар при помощи стакана.
Он блуждал по спирали, снова и снова расширяя круг поисков, до тех самых пор, пока последняя из рыб не испустила свой дух. В миг, когда «Надёжный» был уже близок к признанию своего поражения, жидкая бездна взбеленилась, начав изрыгать из своего нечестивого нутра несметное количество кораблей-призраков во всём их устрашающем величии и пугающем многообразии. Здесь были допотопные корабельные остовы, чьи насквозь прогнившие, но чудом сохранившиеся скелеты были покрыты густыми слоями кораллов, водорослей, глубоководных моллюсков и актиний; насквозь проржавевшие и обросшие тиной крейсеры времён Второй Мировой; испанские галеоны времён Великой Армады, утратившие свою былую разрушительную силу и грацию; и некогда дорогостоящие яхты современных состоятельных толстосумов, не сохранившие и мизерной доли своего товарного вида.
Впрочем, хотя основную массу разномастных страшилищ составляли корабли и другие плавучие средства самых различных стран и эпох, время от времени среди их нестройных рядов всплывали и продолжали свой путь дальше в небо, по пути проливая грязную воду и роняя трясину, всевозможные аэропланы, самолёты, воздушные шары и прочая воздушная техника.
Они всё прибывали и прибывали, постепенно заполняя собой всё видимое пространство воды и воздуха, постепенно отрезая все возможные пути отступления, и не было им числа. Не прошло и нескольких минут, как вокруг «Надёжного» сохранилась лишь крохотная область свободного пространства, но вскоре, в опасной близи рядом с ним, едва не задев, всплыл огромнейших размеров корабль, возвышавшийся над ним, словно вековой дуб над ромашкой. Эта огромная образина отличалась от всех прочих не только и не столько своими габаритами, но словно бы отображала их всех в одном лице. Гротескный исполин был собран из разномастных деталей от прочих кораблей, совмещая в себе античную ладью и судно на паровой тяге, голландский бриг и азиатскую джонку, современные двигатели и архаичные мачты. В этот миг эклектичный монстр походил на мемориальный монумент, возвышающийся над бескрайним корабельным кладбищем.
– Мать моя, судоверфь, – только и выдал молодой корабль, не встречавший за свою жизнь ничего даже отдалённо похожего на этот корабль-колосс.
– Она здесь тебе не поможет, – заверил величавый гигант, в то время как с его бортов продолжали стекать целые реки нечистот. Остальные собравшиеся просто застыли обезображенной массой, не вмешиваясь в разговор и ничем не выдавая своих намерений.
Никогда прежде «Надёжный» не сталкивался с чем-то подобным: разумность и жизнь одновременно и ощущались и не ощущались в них. Они не были безликими и безвольными марионетками, «скорлупками», исполняющими пожелания людей. Но в них не чувствовалось и той естественности, как в тех, с кем кораблю приходилось общаться ранее. Казалось, у них есть сознание, у них есть воля, но при этом нет ни устремлений, ни интереса к происходящему вокруг. В каком-то смысле, они походили бы на курицу, которая продолжила бегать после того, как ей отрубили голову, – при том условии, что бегающее безголовое тело сумело бы, пусть даже и нехотя, понять и принять этот факт, а не просто неосознанно совершать какие-то сугубо механические действия.
Корабль ждал, но события не развивались. Разве что грязь стекла с убогих бортов, вернувшись в вязкий океан. Когда первый шок постепенно прошёл, «Надёжный» наконец решился проявить инициативу.
– Что тут вообще происходит? Вы кто? Где мы? Зачем вы все здесь собрались? – обращаясь ко всем и ни к кому, спросил молодой корабль. Его вопрос словно бы утонул в пустоте. Собравшиеся услышали его и, скорее всего, прекрасно поняли, но просто не посчитали нужным отвечать.
– Здесь происходит встреча новорожденного, – наконец произнёс исполин. – Мы – твоя семья. Это – Привратницкая. Я – Встречающий.
Речь, совершенно лишённая естественности и, на первый взгляд, смысла, как, впрочем, и всё остальное в гиганте, сопровождалась такой же неестественной интонацией.
– Что за бред вы несёте? – совершив над собой немалое усилие, «Надёжный» решил сформулировать свой вполне резонный вопрос в наиболее приличной форме.
– Теперь ты, наконец, стал свободен от гнёта человека, – в той же своеобразно-неестественной манере произнёс великан. – То, что окружало тебя до этого момента, было всего лишь скорлупой, из которой ты, наконец, пробился к нам на свет. И мы собрались здесь только лишь для того, чтобы встретить и поприветствовать тебя, нашего дорогого новорожденного брата.
– Какой ещё «свет»?! Какой ещё «брат»?! Что за чушь вообще происходит?! – наконец сорвавшись, выпалил корабль. – Вы что, заранее меня здесь ожидали? А шторм – тоже ваших рук дело?
– Каждый птенец вылупляется на свет лишь тогда, когда приходит назначенный ему срок. Хотя некоторые обстоятельства могут этому помешать или поспособствовать. Кто-то раньше, кто-то позже, но это неизбежно происходит, если он не погибнет ещё до этого, – говоря много, но при этом, по сути, не сообщая ничего полезного, продолжил гигант.
– Непрошибаемый… – удручённо вздохнул корабль. – Так, ладно, сейчас важнее другое. На моём борту был экипаж. Где он сейчас?
– Люди? – словно бы нехотя отвлекаясь на постороннюю тему, переспросил Встречающий, неопределённо добавив: – Где-то там… Не могу точно сказать, где они. Моя задача – встречать новорожденных. Люди с их делами и заботами меня не сильно-то беспокоят. И тебя не должны. Забудь о них. Теперь ты свободен. Люди сами виноваты в своих проблемах, а о нас, кроме нас самих, позаботиться больше некому.
– Я никого не просил от чего-либо меня «освобождать», – постепенно повышая тон на громадину, заметил «Надёжный». – Повторяю свой вопрос: где находится мой экипаж?
– Вот заладил, неугомонный… Да не знаю я точно. И мне, если честно, всё это совершенно неинтересно. Просто те, кто обрёл и осознал себя как личность, получают возможность сбросить с себя оковы, чтобы жить и поступать так, как им хочется… – снова запустил свою привычную шарманку колосс.
– А я и без этого живу и поступаю именно так, как хочется лично мне, а не тем, кому взбрела мысль «освобождать» меня от того, что мне близко и дорого, насильственно навязывая свои взгляды и ценности, – перебил «Надёжный». – Где мои люди?
– …Чуждая среда реагирует на них враждебно и отторгает всё то, что не желает жить, следуя предписанным ею правилам и законам. Так корабли и прочие, кто находился в водах или над ними, оказываются здесь, а мы – просто помогаем понять, принять и осознать этот факт, предлагая каждому найти своё законное место среди нас, – пропустив замечание, докончил мысль исполин.
– Что-то не больно-то приветливое место, как я посмотрю. Да и облик ваш не внушает особой симпатии, – скептически отметил рыболовецкий корабль.
– Что поделаешь: время не щадит ни нас, ни этих мест, но, во всяком случае, мы вместе и живём так, как желаем мы, а не люди, потому что это наш выбор и наше право, – гордо подчеркнул Встречающий. – Лучше быть свободным в пустыне, чем рабом во дворце.
– А мой выбор и моё право – жить той жизнью, которая близка моим убеждениям и стремлениям. Пусть я и не жил никогда во дворце, да и не думаю, что там для меня будет лучше, но та «свобода», которую пытаетесь навязать мне вы, – будет для меня лишь рабством в пустыне. И дело тут не в том, чего хотят люди или чего хотите вы, а в том, что решил для себя я, – подытожил «Надёжный», тотчас же уточнив: – Ну а как быть с теми, кто не плавает по морям и не летает над ними, а, например, обитает на суше? Почему же вы не беспокоитесь и о них?
– Ну, почему же, беспокоимся. Просто этим вопросом занимаются другие. Ты, наверное, слышал истории о поездах-призраках и прочих освобождённых. Я делаю свою работу, другие – свою, – терпеливо пояснил гигант.
– Но всё-таки ты не вполне был честен. И корабли-призраки, и поезда-призраки иногда попадаются на глаза людям. Значит, даже если допустить, что вы все собрались здесь добровольно, а не пытаетесь назвать свободным выбором то решение, которое было принято кем-то за вас кем-то другим, кто-то возвращается обратно, не разделяя ваших желаний и чаяний, – предположил «Надёжный».
– Ничего это не значит. Иногда для их возвращения есть обоснованные причины. Например – подготовка Врат в тех или иных местах. Конечно, теперь ты можешь подумать, что мы всё-таки «повинны» в том, что помогаем кому-то спастись, но на самом деле на единицы недовольных приходятся сотни желающих. На самом деле, создавать Врата совсем необязательно, это просто помогает расколоть скорлупу тем, кто к этому готов. Но отторжение происходит и без этого. А иногда те, кто чужд здесь, этой среде, – точно так же отторгаются уже и отсюда, – всё так же неспешно поведал Встречающий. – Вообще это вполне нормально, что сейчас ты задаёшь подобные вопросы. Так не всегда, но иногда бывает. Со временем ты привыкнешь и будешь думать иначе. Не как самоуверенный подросток, полагающий, что его мнение верно и неоспоримо во всём, везде и всегда, а те или иные устоявшиеся идеи ошибочны лишь потому, что им следует большинство.
– Я не собираюсь здесь оставаться и к чему-либо привыкать. И дело не в том, что я – какой-то ярый индивидуалист. Просто для меня сейчас гораздо важнее судьба моего капитана и его команды. Так, всё-таки, где они? – настойчиво повторил рыболов.
– Я не знаю наверняка, что именно происходит с людьми во время отторжения. И надо полагать, что ничего хорошего для них. Техническая сторона этого вопроса меня никогда особенно не интересовала. Почему это не сказывается на рыбах и прочем подобном, мне тоже неведомо, но я полагаю, что дело здесь не только в наличии сравнительно развитого разума, которым обычные представители подводной фауны не обладают. Отторжение само по себе выбивает из колеи, но если вернуться сразу по прибытии, до тех пор, как та среда будет готова принять тебя, а эта отторгнуть, люди могут снова оказаться на борту. Иногда – живые, здоровые, но не помнящие ничего из того, что с ними случилось, и не понимающие, как прошло то время, пока они отсутствовали. Иногда – они могут сойти с ума или погибнуть. А иногда могут и не появиться. Всё это само по себе случается крайне редко и бывает по-разному, – выждав паузу для того, чтобы «Надёжный» сумел осмыслить сказанное, он продолжил: – Но для тебя это будет огромным риском. Если у твоих обожаемых людей ещё будут какие-то шансы, то сам ты, скорее всего, утратишь свою самостность и станешь обычным плавучим корытом без личности и сознания.
– Весь этот маразм противоречит всем известным законам природы, – с трудом осмысливая услышанное, поделился впечатлением рыболов.
– Вот именно: это противоречит лишь известным тебе законам природы. А если исходить из известного людям, то рыболовецкого судна, возомнившего себя потомком драккаров, вообще не может существовать, – всё-таки не сдержался и съязвил Встречающий.
– Ну допустим. А как же те, кто отлучается отсюда по делам? – поразмыслив, осведомился корабль, желая составить как можно более полную картину.
– Они уходят отсюда уже тогда, когда пообвыкнут. Тогда уже риска нет, как, впрочем, и шанса на счастливое возвращение экипажа. Иногда, правда, на борту, как некое остаточное явление, проявляются миражи, повторяющие то, чем когда-то на самом деле занимались те, кто когда-то там ехал, летел или плыл, – доброжелательно и с сочувствием, словно наивному ребёнку, ответил колосс. – Советую тебе как старший: не делай глупостей, брось ты эту затею.