– Я могу пойти домой? – спрашиваю я, чувствуя, что отчаяние близко. Да и загадочная госпожа, видимо, не так уж далека.
– Вы уже дома, – отвечают мне и жестом приглашают пройти дальше.
– Если я буду кричать, никто не услышит, да? – обреченно спрашиваю я.
– Услышим мы.
В темных глазах охранника немая просьба: не ори, ты нам порядком надоела.
– Но вы же не отпустите меня, да? – на всякий случай уточняю я скептически и получаю лишь снисходительный кивок. Господи Иисусе, что же происходит?!
Никто не объясняет.
Мне ничего не остается делать, как идти следом за охраной в особняк по полутемному саду со множеством дорожек, беседок и даже настоящим прудом – я вижу среди деревьев тусклый блеск воды.
Дом, в который я попала, огромен и поражает воображение своей строгой роскошью: трехэтажный, изящный, неприступный. Стены выложены плиткой цвета кофе с молоком, парадный фасад украшает портик с колоннами, который завершает треугольный фронтон, во всех окнах первого этажа горит свет. Всюду мягко льется подсветка, и кажется, что я попала в современный замок. Я не представляю, как тут могут жить люди. Это место похоже на музей.
В какой-то момент я снова пытаюсь сбежать, но меня ловко ловят и едва ли не грозят пальцем, как ребенку, мол, не стоит так делать, это опасно в первую очередь для вас. И снова говорят о том, что госпожа едет.
Да что за госпожа, чтоб ей черти рожу разодрали! В уставшей голове мелькает шальная мысль, что, может быть, меня нашел отец и едет его жена? Но я тотчас отметаю это. Более вероятным мне кажется то, что Лестерс – трансвестит и заставляет охрану называть его госпожой.
Едва передвигая ногами, я вместе с охраной поднимаюсь по лестнице, ведущей к входным дверям, в одной руке – чужой лифчик, пальцы второй сжаты в кулак. Мне до сих пор непонятно, кто и зачем похитил меня, но меня радует хотя бы тот факт, что охрана со мной дружелюбна.
Меня проводят по шикарным коридорам, в которые, наверное, вбухано столько денег, сколько составляет бюджет моего родного городишки на год. Потом мы поднимаемся на второй этаж, и я вновь оказываюсь запертой в той же комнате. В ней ничего не изменилось, кроме того, что на столе меня ждет поднос с графином яблочного сока, тарелки с гамбургерами, шоколадным чизкейком и свежими фруктами. Я так зла – страх куда-то испарился – и голодна, что хватаю поднос, сажусь на диван перед телевизором и включаю его, вернее, думаю, что включаю, но на самом деле вырубаю свет – оказывается, я схватила не пульт от телевизора, а сенсорный пульт управления этой гребаной комнатой! И, не понимая, что делать, я тыкаю на все кнопки подряд: задвигаю шторы, раздвигаю шторы, включаю кондиционер и музыку, выключаю кондиционер и музыку, слышу прогноз погоды, наведя его на окно, а наведя на полы – устанавливаю режим их нагревания. И так по кругу! В какой-то момент я понимаю, что, может быть, тут есть телефон, и я смогу позвонить в полицию, но обнаружить его, как, например, игровую приставку, у меня не получается, и я все же довольствуюсь телевизором. Ем самые вкусные гамбургеры в своей жизни и смотрю новости, всею душой и сердцем ожидая, что покажут выпуск о моем похищении. Но обо мне не говорят ни слова, будто это и не меня похитили вечером на 111-й улице на глазах у множества народа! Неужели похищение человека в центре огромного мегаполиса теперь настолько обычное дело? Столько людей это видело!
На выпуске про мужика, поселившего в домашнем бассейне аллигатора, я прохожу новый этап отчаяния и бессилия, который, впрочем, вскоре сменяется бурной деятельностью. Я снова думаю над тем, как сбежать, и осматриваю каждый угол апартаментов. Однако все мои попытки найти другой способ побега с ошеломляющим треском проваливаются, зато появляется новая идея. Дверь открывается вовнутрь, и если забаррикадировать ее мебелью, то путь ко мне будет слегка затруднен. Думая об этом, я нервно смеюсь.
Следующие полчаса я усердно перетаскиваю и передвигаю вещи, и вскоре дверь оказывается перекрыта шкафом, который подпирает диван, стоящие на нем кресла, пуфики и кое-что по мелочи. Я знаю, что это не станет особым препятствием для госпожи и ее цепных псов, но все же это доставляет мне моральное удовольствие – просто так они меня не возьмут.
Уставшая, испуганная и злая, я засыпаю на кровати, а просыпаюсь оттого, что кто-то ломится в мои апартаменты. Ну конечно же, приехала госпожа! И теперь не может переступить порог, потому что я в меру своих скромных сил забаррикадировала вход. Мне страшно – сердце, кажется, прилипло к грудной клетке – и смешно одновременно. Я слышу, как охрана пытается разобрать завалы у двери, но получается это у них не сразу. Потом на какое-то мгновение они затихают, раздается женский повелительный голос и стук каблуков. Я прячусь за углом, напрягаюсь, сжимая в пальцах заранее разбитый стакан, – мне есть чем обороняться. Я готова к встрече с госпожой. В моем воображении это Лестерс с алыми губами, в шляпке с перьями, боа, коротком обтягивающем платье и чулках в сетку.
В следующее мгновение в спальню врывается какая-то женщина – лиц друг друга мы пока не видим. Но определенно это не Лестерс.
– Диана Эбигейл Мунлайт! – слышу я ее звенящий голос, в котором три тонны ярости. – Ты с ума сошла?! Выходи, я тебя сейчас убью!
Когда я выпрыгиваю с зажатым стаканом в руке, держа его словно нож перед собой, она визжит, как девчонка, и пятится. Госпожа невысока, худа и похожа на ухоженную сушеную рыбину в бриллиантах, которая разучилась улыбаться – уголки губ опущены вниз, да и вообще такое ощущение, будто бы ей дали понюхать чего-то очень несвежего.
– А ты еще кто такая?! – кричит она. – Где моя дочь?! Что происходит?
– Какого черта вы от меня хотите?! – не менее громко кричу я. – Что вам надо?! Отпустите меня!
И в усиление вескости своих слов я несколько раз тыкаю в воздух разбитым стаканом. Словно ветром женщину отбрасывает на пару шагов назад.
– Господи Иисусе, – выдыхает она, выставив вперед руки. – Не подходи ко мне!
– Это вы не подходите, – говорю я срывающимся голосом.
В спальню врывается охрана и моментально закрывает собой госпожу, а меня обезоруживает – я и глазом моргнуть не успеваю, как остаюсь без своего импровизированного оружия, зато в объятиях молчаливого мужчины, который держит меня мягко, но очень крепко.
– Что происходит, идиоты? – обращается женщина разъяренным тоном к охране. – Где моя дочь?! Где моя дочь, спрашиваю?! Я же сказала – ни на шаг не отходить от ее комнаты! Следить за ней!
– Мы четко исполняли ваш приказ, – рапортует один из мужчин. Видимо, самый старший.
– Тогда кто это такая? – с отвращением кивает на меня рыбина.
– Ваша дочь, – с некоторым сомнением говорит охранник.
– По-твоему, идиот, я не узнаю собственную дочь?! – вопит женщина, широко открывая рот. Зубы у нее белоснежные, острые, мелкие, и я почему-то думаю, что если она и похожа на рыбу, то на маленькую акулу. – Что это за наглая рыжая девка в ее спальне?! Что она тут делает?!
– Эй, полегче! – осаждаю ее я. Я рыжая, но ненаглая.
– Девушку привезли пять часов и двадцать минут назад, – говорит охранник. – Мы не спускали с нее глаз. Все согласно вашему распоряжению.
Я начинаю кое-что понимать.
– Эй ты, – надменно говорит женщина, быстро беря себя в руки. – Где Диана?
– Какая еще Диана? – устало спрашиваю я, чувствуя, как по лбу ползут капельки пота.
– Моя дочь. Вы подруги? Ты помогла ей сбежать? – допрашивает она меня. – Где она сейчас? Отвечай немедленно.
– Вы колетесь, что ли? Или плохо соображаете? – спрашиваю я насмешливо и дергаюсь в железных объятиях охранника, но он меня не отпускает. Мой голос становится все громче и злее. – Меня похитили прямо на 111-й улице и увезли ваши парни! Запихали в машину, дали чего-то понюхать, я потеряла сознание, а очнулась в чужом доме. И мне никто ничего не объяснял! По какому праву вы похищаете людей? Считаете, что, если у вас куча бабла, это сойдет вам с рук? Есть куча свидетелей моего похищения! И где ваша дочь – и кто она такая вообще, – я понятия не имею!
– Замолчи, пожалуйста, – говорит рыбина, наконец все понимая, и кидает небрежный жест охраннику: – Отпусти ее.
Тот в это же мгновение убирает руки и отходит, но я чувствую его пристальный взгляд на своей спине.
– Перепутали, – с какой-то ненавистью выдыхает женщина всего одно слово, и почему-то ее худые плечи опускаются вниз, как под тяжелым невидимым грузом. Но это лишь на мгновение – почти сразу она берет себя в руки. Ее голос становится спокойным и официальным, с ноткой важности, как у политика, дающего интервью.
– Как вас зовут? – спрашивает она.
– Санни Ховард, – не вижу я смысла скрывать свое имя.
– Мисс Ховард, прошу извинить за неразбериху и причиненный моральный ущерб. Мы все компенсируем. Вас перепутали с моей дочерью, – холодно говорит она.
У меня с сердца падает ком размером с Лессер-биг-тауэр[9].
Перепутали. Просто перепутали. Всего лишь.
На меня вдруг теплой волной накатывает усталость – все закончилось. Этот кошмар развеялся. А вот женщина начинает злиться – я вижу отсветы огня ярости в ее серых глазах, но теперь она хорошо скрывает свои эмоции.
– Не знаю, как это произошло, – с каменным лицом говорит женщина. – Но допустившие подобное будут наказаны. Мисс Ховард, вас разместят в гостевой комнате. А утром отвезут по любому названному вами адресу.
– А ваша охрана не заметила подмену? – спрашиваю я иронично. Ну кто еще кроме меня мог попасть в подобную ситуацию?
– Это новые люди, – не самым приятным голосом говорит рыбина. – После побега моей дочери ранним утром мы попросили охранное агентство сменить весь персонал. Видимо, теперь нужно будет сменить и охранное агентство, – уничтожающим взглядом скользит она по мужчинам, как будто это они виноваты. Как я понимаю, им просто привезли меня в бессознательном состоянии и сказали, что это хозяйская дочь, которую нужно стеречь до приезда госпожи.
– Извинитесь, – кидает им женщина.
И охранникам ничего не остается, как повиноваться. Еще недавно я хотела каждого из них вырубить и сбежать, но теперь мне неловко, что взрослые мужчины, как провинившиеся школьники, начинают извиняться.
– Все в порядке! – говорю я тихо. – Не стоит.
– Стоит. Отвратительная работа. Мисс… Как вас? – уже забывает мою фамилию рыбина.
– Ховард.
– Мисс Ховард, прежде чем вы отправитесь в спальню, нам нужно поговорить, – сообщает женщина, – чтобы понять, почему вас перепутали с моей дочерью.
И если сначала я думала, что она проявляет гостеприимство, оставляя меня на ночь в своем роскошном особняке, то сейчас приходит понимание, что меня не отпустят до тех пор, как не найдут ее дочь со славным именем Диана.
Мы разговариваем. Приходит еще какой-то мужчина, видимо, тоже из охраны, и просит меня вспомнить все произошедшее в мелких деталях. Он словно полицейский умело ведет допрос свидетеля. Говорит, что я должна расслабиться и закрыть глаза, должна вспомнить все в мельчайших подробностях, вплоть до звуков и запахов. И я честно пытаюсь рассказать обо всем. Я говорю про экзамен, про то, как возвращалась с Лилит из парка на 111-ю улицу… И вспоминаю ту странную девушку с серыми глазами, которая слушала мою игру. Мне показывают фото этой самой Дианы и спрашивают – она ли это? И я говорю, что возможно – их глаза похожи, но я не видела ее лица полностью. Я начинаю рассказывать, что она все это время была рядом со мной – в таком же плаще, с маской на лице, и волосы у нее были красными, почти как у меня.
Именно поэтому нас и перепутали – странное стечение обстоятельств, которое позволило бы сказать фаталистам, что это – судьба. Но я не верю в судьбу, я верю в себя.
Мне скупо сообщают, как нас перепутали, – охране сообщили, что видят Диану в начале 111-й улицы, на пересечении с 73-й, неподалеку от Грин-Лейк парка, и они едут туда, однако в первую очередь замечают меня, а не ее. И хватают, потому что думают, будто бы я – это она, потому что все совпадает: маска, красные волосы, плащ, темные джинсы, к тому же мы примерно одного роста, а широкого покроя верхняя одежда скрывает телосложение.
Меня хватают. А сама же Диана в это время куда-то пропадает. Куда – никто не знает, потому что она попала в «слепую зону» камер наблюдения. Да и искать ее перестали, потому что думали, что уже обнаружили и спокойно доставили домой. А посредине ночи выясняется, что произошла ошибка – потому что охрана особняка никогда не видела Диану, она охраняла ту, которую привезли коллеги, сказав, что это – дочь госпожи.
Наиглупейшая ситуация, и мне даже становится смешно, но, видя, какое напряженное лицо у рыбины, которая наверняка переживает за дочь, я не издаю ни единого смешка. Зато говорю, что мне немедленно должны вернуть гитару. Они обещают, что к утру она будет у меня, и вновь напоминают о компенсации, даже (как в полицейском участке) разрешают сделать звонок Лилит, которая просто с ума сходит и кричит, что полиция не хотела брать заявление о моем похищении, успокаиваю ее как могу, а потом меня выпроваживают.
Меня отправляют в гостевую комнату на первом этаже, вернее сказать, двухкомнатные апартаменты, которые не уступают номеру люкс какого-нибудь шикарного отеля. Дизайн там уже в другом стиле – что-то вроде неоклассицизма: светлые тона и нежные оттенки, плавные, изогнутые линии и симметричность, античный орнамент и венецианская штукатурка. Просто восхитительно, но мне не по вкусу. Это нежное царство всех оттенков кремового и столько изящества, сконцентрированного в одном месте, – не по мне.
Я долго осматриваю комнаты, стою у открытого окна, дыша свежим ночным воздухом, в замешательстве сижу на кровати с балдахином и резным карнизом, зачарованно глядя на огромную люстру с имитацией зажженных свечей. Тут красиво и даже уютно, а я хочу сбежать к себе домой. Просто парадокс! Я не знакома с этой Дианой, но мне уже хочется сказать ей пару ласковых при встрече. Какого черта она сбежала из этого своего царства роскоши? Нет, серьезно, ведь у нее есть все – чего не хватало капризной принцессе? Хочется познать «настоящий мир»? Хочется самостоятельности? Хочется доказать себе, что она может просуществовать и одна, без поддержки родителей? Но побег – это такой глупый детский способ! Она всего-навсего привлекает к себе внимание.
Меня это ужасно бесит. Я не могу представить себя сбежавшей от бабушки и дедушки, как мать. Не могу представить, что оставляю их одних. Не могу даже думать о том, как они бы волновались за меня. В голове сама собой проводится тонкая серебряная ниточка – параллель между Дианой и Дорин. Я понимаю, что предвзята к Диане, но, боже, неужели нельзя было решить вопрос своего самоутверждения иначе?
Я не хочу ее осуждать, но не понимаю. И просто хочу, чтобы ее нашли, а меня отпустили.
Засыпать я не собираюсь. Открываю бар, достаю бутылку вина, но понимаю, что без штопора не открою, и ставлю назад. Зато нахожу там содовую, лимонад и шоколадный лед – напитки просто божественны. С бокалом в руках я встречаю рассвет – он неспешный и темный, небо на востоке по цвету напоминает давленую бруснику, которую рассыпали по темно-синей скатерти. И когда становится чуть светлее, я понимаю, что хочу погулять по саду, окружающему особняк, – с высоты второго этажа он кажется красивым и ухоженным, как и полагается любому приличному богатому саду, за которым ухаживает команда садовников, и наполняет утренний воздух слабым ароматом роз.
Я переодеваюсь и вылезаю из окна – второй раз за последние часы. Я просто поброжу по саду, потому что мне скучно. Надеюсь, охрана позволит мне сделать это – наверняка они все видят по камерам. Я иду мимо кустов с гордыми розами, цветущих вишневых деревьев, экзотических растений, альпийских горок, фонтанчиков – кажется, что это не частный сад, а настоящий парк. Я поднимаю глаза и вижу чудесную картину: на востоке тонкой полоской льется темно-красный рассвет, кое-где истончаясь в розовый, а на западе все еще густая тьма и видно несколько звезд и тонкий утонченный полумесяц. Это выглядит столь красиво, что я задираю голову и долго смотрю вверх, думая, что неплохо было бы написать песню о звездном саде.