В восемь вечера она жарко распрощалась на вокзале с Сверхкондиционной и Малышевым сыном и уехала с Малышем в город. В поезде они опять много разговаривали на всякие темы. Райка заметила, что у Малыша очень неслабая жена и сын, и она рада была, что попала к ним в дом и будет очень счастливой в среду, когда они пойдут куда-то вместе.
Глава четвертая
Таким образом Райка стала популярной фигурой в хлебосольной семье Малыша тем летом. Она одаривала их, как могла и говорила про их гостеприимство, что если когда-нибудь им придется быть в штатах, то отплатит тем же – им мало не покажется.
Разговоры про заокеанство уже очень явно звучали в семье открытым текстом, когда Малышев сын спал.
Малыш слышал анекдот про евреев, как средство передвижения на Запад, но подумал, что брак с гражданкой другой страны дал бы и ему такую возмозжность.
В середине августа, когда он провожал Райку вечером, они остановились в каком-то кафе попить шампанского с мороженым. Райка говорила, что скоро они уезжают из страны, но в штаты она не едет, а будет учиться один семестр во Франции. Она знала про настроения в семье Малыша – двинуть в штаты жить и не была особенно удивлена, когда Малыш спросил ее, не захотела бы она им в этом помочь. Малыш знал, что она смотрит на него определенным образом и похоже, что была готова показать это на деле, не взирая на Сверхкондиционную. Так что разговор о помощи приняла воодушевленно.
Малыш монотонным голосом рассказал предполагаемый план действий. Когда она услышала, что они с Малышом должны будут пожениться до конца этого года, то лицо ее побледнело, а потом зарумянилось, как никогда прежде Малыш не видел.
Выпитая бутылка шампанского настроила обоих неожиданно на любовный лад. Райка сказала, что для Малыша и его семьи она сделает это, а как знак доброй воли. Они должны прямо сейчас отметить это решение – пойти и немедленно полюбиться.
Малыш ждал любых условий, но не таких. Конечно, он не мог отказать ради большой цели из-за такой мелочи, но, технически, это было трудно исполнимо. Райка знала, как сложно в Питере с жильем. Все эти постоянные «иди-погуляй: у меня мальчик» в общежитии были частью их быта при отношениях с местными.
Она сказала, что прямо сейчас они поедут на такси в гостиницу «Спутник», где у нее есть номер и проведут время вместе.
Малыш и не думал дважды, а уже рассчитывался и оставлял щедрые чаевые, что было вовсе не его привычкой.
Около полуночи они лежали под мокрой простыней и спорили, кто первым должен идти в душ. Споры нарушались скрипом тормозов, проходящих прямо под окнами троллейбусов. К Малышеву удивлению Райка чувствовала себя раздетой совсем не скованно. Малыш нашел ее волосатость очень ретро и возбуждающей. Ему это напоминало его первые знакомства с изображениями женских тел в старых журналах и времена многозаходных мастурбаций.
Сверхкондиционой он позвонил раньше и предупредил, что приедет поздно и чтобы она не убирала кисель в холодильник потому что он может быть голоден. Райка при этом хохотала по-доброму в подушку.
В метро он сказал Райке, что если все получится, как он думает, то ей надо будет приехать первый раз в Питер во Нового Года и зарегистрироваться с ним, но он еще не знал тогда точно – возможно ли все это, потому что не обсуждал такого плана со Сверхкондиционной.
Райка заверила его, что за ним она приедет столько раз, сколько потребуется и куда угодно – хоть к черту в преисподню. Малыша от таких слов значительно повело, но виду он не подал, а просто попросил одинокого пассажира сфотографировать их с Райкой поцелуй на ее камеру со вспышкой.
Глава пятая
Через две недели, когда у Сверхкондиционной было особо упадническое настроение после уезда Райки из страны, Малыш завел разговор про возможный переезд Веселой семейки на запад. Сверхкондиционная сначала с небольшой охотой слушала очередной лепет-фантазию Малыша на знакомую тему, пока не услыхала конкретного «нам надо развестись, и тебе жениться на штатнике и уехать с ним». Сверхкондиционная сказала, что она не желает быть первопроходкой в таком деле, но вот если, например, Малыш сделает такое, то почему и нет. После этого Сверхкондиционная притянула его к себе и раздела, как очень старшего но слабоумного сына.
Когда она уже засыпала, то слышала сквозь надвигающийся сон, что завтра они подают на развод, а в ноябре он женится на Райке. Сон с нее, как рукой сдуло. Она повернулась к Малышу лицом и спросила: «А денег на все где ты возьмешь?»
– Денег даст Каймович».
Она засмеялась какой-то болотной тварью: «В это я верю: Федор такой странный – дал мне денег однажды за то, что я показала ему танец с бананом и сама же его съела. Непонятно только, какой танец ты ему покажешь.»
На утро после этого разговора у Малыша была большая натянутость в отношениях с Сверхкондиционой, и через пару дней они пошли подавать заявление на развод. По дороге домой они обсуждали, стоит ли держать это в секрете и решили, что не стоит, потому что версия для всех должна быть единой: Малыш повелся на штатницу, а Сверхкондиционная, конечно, же использует этот случай, чтобы наконец-то найти себе достойного партнера.
Федор, который должен был дать денег на все легальные и нелегальные издержки, понял все это довольно превратно: мол он дает Малышу денег за то, что Сверхкондиционная будет вроде как его собственностью. Малыш никогда не акцентировал, что станет и с кем после развода, но в полушутейном разговоре сказал, что Федору «не поднять» Сверхкондиционную в дополнение к его жене. Федор завелся на эту тему и кинул Малышу встречный план: «Пусть тебя это не волнует. Если ты мне ее отпишешь, то я тебе кроме обещанных денег еще и машину куплю.» Малыш сказал, что машина ему не нужна, а Сверхкондиционная будет вольной птицей, и он, Федор, может вставить себе передний зуб и волен пробовать свою харизму в полевых условиях.
Деньги он Малышу дал и сказал, чтобы тот не беспокоился за разведенную жену, если даже ему и удастся уехать за кордон.
Между тем развод был узаконен, и Малыш отправил депешу Райке, чтобы она приезжала для подачи заявы на брак и не забыла привезти все документы, которые у нее есть, с собой.
Первая часть операции, хотя и была до смешного простой, но все равно требовала денежного вливания, потому что принимать заявления на оформления браков с гражданами других государств было как-то не принято.
Райка приехала и нагло поселилась в гостинице Европа с окнами на филармонию. Она чувствовала себя погано, что не может персонально отдать привезенные подарки Малышеву сыну и Сверхкондиционной. Малыш все это доставил собственноручно.
В день подачи заявления Сверхкондиционная была лихорадочно весела прямо с утра, как от кодеина и сказала, что если у него ничего не получится с отъездом, то она не уверена, как они смогут залатать такую пробоину в их жизни – ей уже и сейчас полно народу звонит, и она не успевает записывать, кому и что она врет.
Но когда человеку нет еще и 30-ти лет, все в жизни воспринимается по-другому.
Благодаря приличным деньгам, заявление на оформление брака с Райкой у них принимал сам начальник ЗАГСа. Он принял все необходимые бумаги и заявление и сразу дал дату оформления брака, которая выпала на март следушего года.
Райка с малышом отметили это дело в ее номере, и ночным поездом Райка уехала в Париж через Хельсинки до лучших времен.
После этого события наступили трудные месяцы совместной со Сверхкондиционой жизни: Малыш и Сверхкондиционная никуда не ходили больше вместе, а когда, она принимала гостей, Малыша обычно не бывало дома. Она, правда, встречалась со многими на выходных самостоятельно, а Малыш с сыном делали свои мужские дела, как и раньше.
В марте Райка появилась в городе за день до сочетания. Никакого особого платья у нее не было. Она привела свидетеля, работника американского консульства, а Малыш привел своего приятеля. Их записали, но сказали, что все бумаги будут готовы только к сентябрю. Малыш и Райка об этом знали. Малышу нужно было заниматься оформлением документов для отъезда в заокеанство, но формально у него ничего пока еще и принять не могли, потому что не было еще брачного свидетельства. Он делал все, что мог. Например, получил массу справок и выписок, что к нему не имеют материальные или другие претензии масса организаций и частных лиц с подписями и печатями, но без дат. За все это было уплачено. Малыш от такого делопроизводства очень повзрослел.
Однажды, во время помывки в бане, разгоряченный Федор вдруг ему сказал, что все деньги, что он ему дает, должны быть возвращены. Малыш плеснул на него водицей из-под горячего крана и сказал, что они смогут обсудить эту позицию позже, в пыточной. Федор, как всегда, на это неистово заржал и ничего не ответил.
6 месяцев пробежали незаметно. Малышева семья научилась жить двойную жизнь и находила радость в дураченьи любопытных. Его сын думал, что это форма игры взрослых и был горд, что и его впустили поиграть. Малыш в эти месяцы много читал о штатах и штатского. Его, конечно, сносило на художественную литературу, но и про страну он кое-что узнал. Помогли и операции с граммофонными записями. Ему приходилось встречаться с Федором только в рабочее время, но и этого было достаточно. Малыш придумывал различные истории, как он вытащит Федора без жены за границу, так что тот даже и не шелохнется и никаких бумаг и багажей оформлять будет не надо. Иногда он говорил, что Федьку спряпрчут в радиоактивном сырье, и пираты Мексиканского залива захватят судно, а он, Малыш, выкупит его некудышнюю жизнь на рынке рабов во Флориде в Майами.
Иногда он говорил ему, что устроит его вторым тренером национальной команды по бобслею, и во время тренировок под Денвером в штате Колорадо устроит специально для его освобождения снежный аваланч. Но никто не догадается, что все было устроено ради Федьки, потому что помимо него погибнет и потеряется много людей и домашних животных.
Федька на такое улыбался абсолютно счастливой улыбкой и говорил: «Ну ты и дурак». Для Малыша это было высшей мерой похвалы.
Другие приятели Малыша иногда приходили к нему домой в гости к нему. А иногда и не к нему. Сверхкондиционная сначала себя почувствовала очень хорошо от такого избытка внимания мужчин, но со временем ее интерес к ним спал и иногда в постели она дразнила Малыша рассказами то про одного, то про другого. Они превращали это в игру про измены и не спали по пол ночи.
На службе у Малыша толком никто ничего не знал, но женщины догадывались, что что-то произошло с его браком. Диспетчер Галка на пьянке с танцами под 8 Марта прижалась к нему, когда музыки уже не было и предложила ему сбежать прямо сейчас к ней домой. Там у нее был полный холодильник всего и две новые пластинки польского джаза. Малыш не сбегал.
Глава шестая
Наконец-то наступила нужная неделя марта. Райка приехала опять с мешками подарков и билетом на самолет для Малыша в одну сторону и без даты отправления.
Его случай был довольно редким, и еще толком никто не знал, как правильно тормозить отъезжающих или строить им немыслимые препоны.
Федор сказал, что может пойти в ОВИР с подписанным ходатайством от общественности, чтобы Малыша вышвырнули за границу, потому что от него вреда больше, чем от отряда в 200 сабель.
Они получили свидетельство в обещанный день, и машина закрутилась: на всех необходимых справках, заготовленных и подписанных заранее, появились даты. На прием в ОВИР Малыш пришел с Райкой, и никто не посмел остановить ее. Начальник ОВИРа медленно перебирал документы и ставил галочки в каком-то своем листе, потом сказал, что Малыш может назначать время для прохождения грузовой таможни сразу после получения документа на резервацию полета.
Малыш от избытка чувства или от недостатка ума сказал, что ему не нужно проходить грузовой таможни и что билет на самолет у него уже есть. Начальник ОВИРа без особой ненависти сказал ему, что в таком случае он его больше не будет задерживать. Райка ничего не поняла толком: все были с ней вежливы и не делали никаких всплесков в их сторону.
После ОВИРа они поехали на пару дней в Москву в американское посольство для получения въездной визы. Малыш не был особенно удивлен, когда среди посольских работников увидел Райкиного брачного свидетеля.
До отъезда оставалось несколько дней. Одним утром до ухода по делам Малыш увидел Сверхкондиционную в незнакомом халате до пят. Она стояла около окна и смотрела как утренние воробьи расклевывают вечернюю блевотину около лавки бабкома. В руках у нее был конверт с деньгами. По щекам ее ползли слезы. Убитым голосом она сказала, что судя по количеству денег она навряд ли увидит Малыша так скоро, как они планировали.
Малыш был раздосадован своей глупостью: всегда добрый помысел работает против себя: «Увидишь, увидишь» – пробурчал он механическим голосом и слизнул ее слезы: «Учи язык не только с Алиной. В жизни пригодится.»
Родственникам решили сказать, что он уезжает на работу по найму на полгода за длинным рублем.
Прощания с друзьями никакого не было.
Одним дождливым утром Малыш подхватил Райку в такси из гостиницы Московская, и они покатили в Пулково.
А через три часа они уже были в Хельсинки. Райка знала толк в переездах и путешествиях, и немудрено почему: к своим 27 годам она объездила практически весь мир, но этим не бравировала, а как бы между прочим могла вставить забавное замечание про зебриный кефир, который расхватывают до 10 утра в магазинах Иоганесбурга. Вот и в Хельсинки они остановились не в гостинице а в «Bed and Breakfast». Малышу она сказала, что это много удобнее и по деньгам и территориально. Видно было, что она останавливалась здесь и раньше: хозяйка места пришла к ним в комнату с поздравлением и бутылкой шампанского в ведерке со льдом, пожелала им счастья и спросила, не привезли ли они икры.
От шампанского им обоим захотелось секса. Малыш замечал, как росла Райкина активность по этой части. Что и говорить: они любились как и полагается молодоженам: без страха и упрека. Налюбившись до легкого гула в ушах у обоих, они пошли посидеть в коммунальную сауну.
Малыш думал, что «Кровать и завтрак» ограничено, только тем, как называется, но это оказалось вовсе не так – в сауне сидело еще несколько пар. Пахло какой-то степной травой и соком бессмертника. В потемках не сразу было понятно, что люди раздеты, как принято в банях. Малыш вспомнил рассказ одного банного деда из его детства, который служил матросом в Гельсингфорсе до революции: служба была тяжелой и только одна радость была у служивых – пойти в воскресенье в финскую баню. Финны ходили в баню семьями и совсем не стеснялись своей наготы, но по рассказу банного деда «матросики чухонок никогда не забежали».
Незаметно для Райки он мотнул головой по сторонам, но ничего интересно для себя не увидел. Вместе с полотенцами посетителям выдавались войлочные шапки, рукавицы и передники. В ведре около топки отмачивались несколько дубовых веников. Райка кивнула в их направлении вопросительно. Малыш почувствовал себя в родной стихии. Он уложил Райку на самую темную полку, чтобы не смущать ее сознание беззащитной наготой перед другими и стал парить, как когда-то своего сына – в треть удара. Потом окатил тепловатой водой и в шутку сказал: «Следующий». Следующих было несколько, но Райка сказала, что ей не очень хорошо, и им лучше идти: она явно не хотела, чтобы Малыш парил посторонних женщин.
Они умирали от голода после помывки и всего остального. Через дорогу от их места было кафе с бесконечным количеством печеностей. К тому же пахло крепким кофе и бульоном одновременно. Райка сказала, что в этом месте делают отличные беляши. Их-то они и съели целую дюжину.
Малыш проснулся глубокой ночью и думал о предстоящем перелете в штаты. Райка лежала рядом с боксерским загубником во рту. Она говорила ему в дневное время, чтобы он не боялся ее по ночам –загубник ей прописан дантистом от зубовного скрежета.
Глава седьмая
В час следующего дня они поднялись по трапу 2-х этажного самолета. Свободных мест было много. Райка сказала, что она не выспалась и с нетерпением ожидала взлета. Малыш крутил ручки персонального телевизора, встроенного в спинку кресла перед ним, но еще ничего не показывали. Когда двигатели загудели, пристегнутая Райка уже видела второй сон, а Малыш все еще озирался по сторонам – все-таки не каждый день он покидал Европу.