Оделся основательно: тёплое бельё, камуфляж зелёный пограничный, бушлат (такая фуфайка защитного цвета), шапка-ушанка серая солдатская, носки простые, носки шерстяные, тёплые портянки, укороченные кирзовые сапоги. И ведь гадство, всё равно в дороге ноги промёрзли до костей – внутри БМП холодища была неимоверная. Зимой холодно, летом – ад, истекаешь потом в парилке, градусов до шестидесяти накаляется. Но машина хорошая. Сейчас уже БМП-3 на вооружении, но БМП-2 ещё предостаточно, их поменяют аж к 2025 году, судя по официальным заявлениям, и то не факт…
Так вот, Тверя выгнал мою штабную машину с территории автопарка, встал у решётчатых ворот, вылез, что-то протирает (гонит деловуху). Он, вообще, парень рукастый, почему и справедливо считался лучшим механиком-водителем в батальоне. В полку лучшим назывался Фаст из нашей седьмой роты, ему даже представление к медали «За боевые заслуги» выписали, но награды получили заместитель командира полка и полковой начальник штаба по прозвищу Онанист. Весь полк, построенный на плацу по столь торжественному поводу презрительно рассмеялся, когда они друг другу вешали медальки на грудь. Кто-то выкрикнул: «Почему Фасту не дали?!». Награждённому Онанисту пришлось оправдываться: «Мы отправили представление на Фаста, но подписали только нам»… Так вот. Но я считал лучшим Тверю. Я с ним ездил десятки раз, был в боестолкновениях. Он лучший.
Мы с Женькой подошли, открыли сзади десантные люки, покидали в «салон» автоматы. Стоим, ждём комбата. Он ещё успел домой сходить – военный городок из двух четырёхэтажек с малогабаритными квартирами для семей старших офицеров и общагой для лейтенантов, был тут же – на территории полка.
– Готовы? – спросил нас преувеличенно бодро.
– Да, товарищ полковник.
– Тогда поехали.
Из калитки автопарка вышел боец, в руках у него был аккуратный зелёный деревянный ящик.
– Стой, боец! – сразу тормознул его комбат. – Кто такой? Куда идёшь?
– Рядовой Петров, второй батальон. Иду в расположение.
– Что это у тебя? Открой!
Боец покорно откинул у ящика крышку – на матерчатой подстилке там покоились шесть ручных наступательных гранат РГД-5.
– О, то, что надо. Клади ящик в БМП, – кивнул комбат на раскрытый зев машины.
– Но, товарищ полковник! – взмолился боец.
– Скажешь комбату, я взял… Всё, свободен!
Конфисковав гранаты, погрузились: Тверя за рычаги, комбат с Женькой в башню, а я на место стрелка между механиком и командиром. Поехали.
«Буду спать», – решил я.
Ехали быстро. Я почти не бился головой в каске – дорога очень ровная, но уснуть не мог – промёрз до костей.
«Когда мы приедем?! С ума сойти от холода!».
Больше часа в пути. Заезжать в Садарак, на нашу базу, расположенную на территории разбитой школы, не стали – торопились. Промчались прямо по трассе в Армению. Миновали наш последний блок-пост у разгромленного винного завода и, не скрываясь, двинулись по дороге дальше. Через пять километров встали.
– Здесь, – мрачно произнёс комбат, наблюдая в перископ наведения.
У обочины слева располагалось длинное одноэтажное здание. Наверное, тоже бывшая школа. А может, раньше здесь было что-то другое, потому что забора никакого не было: дорога и здание у неё. Это был штаб местных сепаратистов. Боевиков, как мы их называли. Мы всех называли боевиками: и азербайджанцев, и армян – все они жаждали независимости и распада Союза. А мы, спецвойска КГБ, выполняли роль голубых касок по разграничению их межнационального конфликта, представляли здесь, в самой провинциальной дыре огромной и ещё целой страны, центральную власть, власть Москвы. Мы русские, и мы, как всегда, следили за порядком. Пытались следить. А Москва нам мешала. Если бы не Горбачёв и его приспешники, порядок бы был наведён, будьте уверены. Но тогда в Кремле думали о другом.
Комбат вздохнул:
– Пойду, вразумлю негодяев… Так, Фикс, сверим часы. Если не выйду через двадцать минут, не скажу, мол, всё нормально, разнесите всё там в хлам и уезжайте. Понятно?
– Понятно, товарищ полковник.
– Ну, ни пуха мне. Пошёл…
Я поразился тогда: какой он храбрый мужик, наш комбат Василий Иванович. Пошёл в логово, можно сказать, даже на смерть.
Он скрылся в дверном проёме здания, на крыльцо вышли двое в камуфляжах, с автоматами и в бронежилетах. Взрослые мужики. Наверное, бывшие афганцы. А нам по девятнадцать лет. Да, у нас образование, боевой опыт, выдержка, но нам всего по девятнадцать!
– Лёшка, – подал голос Женька.
– Ну.
– Уже восемнадцать минут прошло, никакого движения.
– Ещё две минуты.
– А потом? Что, правда, всё расстрелять?!
– Подождём.
Я испытывал неимоверное спокойствие, что меня до сих пор поражает. Смотрел в смотровую щель на здание, на боевиков, стоявших у крыльца, спокойно куривших. Что там происходило внутри? Может, комбата уже пытали? Он сидел на стуле избитый, весь в крови. А может быть, он уже не был жив…
– Всё, двадцать минут истекли! – вскрикнул Женька. – Что делать?!
– Стрелять пока не будем, – сказал я. – Медленно поверни башню и наведи пушку на здание.
Башня пошла.
– Навёл. Дальше.
Боевики резво забежали внутрь.
– Дальше, – я задумался. А что я мог предложить? Надо было проявить выдержку и ждать. Просто тупо ждать. Чего только?
– Будем жать, – сказал я.
– Сколько?
– Не знаю. Ждём, и всё.
– Прошло пять минут.
Молчу, смотрю – никакого движения.
– Прошло десять минут.
Ничего не меняется.
– Пятнадцать минут! Лёшка, у меня уже руки затекли, палец на кнопке.
– Ждём. Женя, ждём. Я чувствую – надо ждать…
– Восемнадцать минут.
– Ладно… Двадцать будет – херачь!
Распахивается дверь и на крыльцо выходят смеющиеся боевики – человек шесть, и наш весёлый комбат. Он замахал рукой, крича:
– Всё нормально! Всё хорошо! Отбой!
Мы все расслабились.
– Вот сука, – выругался Женька. – Весело ему. Чуть не убил всех.
– Женя, отворачивай башню и поднимай пушку вверх – продемонстрируем наши мирные намерения.
После мы полезли наружу.
Тепло. Солнце греет. Хорошо. А пальцы в сапогах совсем потеряли чувствительность – промёрзли полностью.
И тут к нам подходит бородатый боевик с гранатомётом.
– Здорово, пацаны!
– Здорово.
– Печенье будете?
– Будем.
– А я, вон, за камнем сидел, справа. Если б вы только стрельнули, я бы жах, и вам амба! – он, смеясь, погладил свой снаряжённый противотанковой гранатой РПГ.
Мы переглянулись с Женькой – моя выдержка спасла не только жизнь комбата и тех смеющихся армянских бородачей, но и наши три: мою, Женьки Фикса и Твери. А Тверя невозмутимый опять своей грязной мазутной тряпкой что-то протирает! Улыбается довольно.
Гранатомётчик, угостив нас ещё редким тогда турецким печеньем, стал рассказывать какую-то смешную историю, мы улыбались, и светило солнце, и было очень хорошо и спокойно на душе. Быть живым очень приятно!…
А заложников мы не освободили. Их успели отпустить ещё до нашего приезда…
Соль.
Два месяца наш полк находился в блокаде – местные, нахичеванские, боевики, ратовавшие за независимость Азербайджана и выход республики из состава СССР, строили козни нам, «русским оккупантам» – отключили воинскую часть от электричества, и не пропускали к нам машины с продовольствием.
С отсутствием электричества полк справился легко – включили передвижные электрогенераторы, работающие на мазуте. Казармы, правда, оставили без электроснабжения, но штаб полка и столовая током обеспечивались исправно. А в пятницу вечером и в выходные (субботу и воскресенье) электричество подавалось и в клуб – видеосеансы шли по расписанию. В общем, ничего страшного. Это как сейчас западные санкции против России – кусают, но мы справляемся своими силами, и жить можно, и даже не плохо.
С продовольствием тоже был порядок – склады ломились, и даже постоянно поступало в столовую свежее мясо – свиноферма при полку была изрядная. Самообеспечение свининой – наследие Римской империи. Москва ведь Третий Рим. Когда римские легионы покоряли очередное государство, тут же ставили укреплённый лагерь и разводили свиней – быстрое мясное производство. Потому евреи не едят свинину, мол, грязное мясо. Это у них от тех времён осталось – от римского владычества. Свинина была пищей поработителей. Мы русские любим свинину. Как писал Николай Васильевич Гоголь, великий русский писатель, в одном из своих «страшных» рассказов, по-моему, «Страшная месть»: «Каждый православный человек должен есть свинину».
Кстати, яркий пример на тему. Я хоть и пограничник (парадная форма у нас в дивизии была пограничная), но на самом деле служил мотострелком – боевые действия на грунте – пехота, но в составе войск КГБ. Наш полк находился на усилении пограничных застав, и, как я уже писал, на самой границе я был раз пять, и пару раз был на настоящей пограничной заставе. Как-то был выезд прямо на заставу поздней осенью – разместили там одну роту из нашего батальона, установили большущие палатки человек на тридцать каждая, собрали железные кровати в два яруса, буржуйки установили, работающие на солярке. Мне там послужить не удалось – рота и наше управление (взвод связи и взвод обеспечения) остались, а меня начальник штаба отправил в этот же день обратно в полк: «Нечего тебе здесь без дела болтаться, возвращайся в штаб, бумажную рутину разгребай!». Так вот, что хочу заметить: подъезжаем к заставе – а это несколько домиков на пологом склоне, в окружении ильмов и абрикосовых деревьев, и всё вокруг изрыто ямами. Всё. И бродят свиньи. Здоровенные такие. Бродят совершенно свободно, на вольном выпасе. Быстрое мясо, всегда под рукой. Римляне были умные ребята, и мы соблюдаем их традиции…
Да, с электричеством мы разобрались, с пищей тоже. Но случился один прокол, и очень весомый – запасов соли в полку не оказалось. И два месяца мы жили без соли, то есть абсолютно. Ели пресную, невкусную пищу. Это очень отвратительно. Сухие пайки командование решило не транжирить, бог его знает, что ждало впереди – в столовой готовили обычную пищу, только без соли. Потом придумали вариант немного сгладить отсутствие в рационе столь важного для организма минерала. В начале года, когда ещё не было блокады, на полковой склад завезли просроченные американские консервы – это была гуманитарная помощь наших новых друзей. Тогда уже во всю Союз лихорадило, и заокеанские «партнёры» поощряли «новый курс» подачками в виде гуманитарных посылок. Помню, по вечерним новостным программам (тогда была программа «Время») восторженно сообщали о гуманитарных акциях: «Весь мир нас поддерживает в стремлении к демократии! Прибыл самолет с картофелем из Камеруна. Республика Кот д,Ивуар передала пятьсот килограммов бананов». Ну, и так далее. Американцы прислали партию просроченного консервированного хлеба. Высокие банки, а в них круглые пластины из прессованного жареного зерна. И всё это очень солёное. Так вот, в столовой нам выдавали на раздаче порцию варева и пластинку американского хлеба. Крошишь её себе в тарелку, и вкус приобретает приемлемый оттенок… Но всё равно соли не хватало. Всё время хотелось солёного. Понимаю я беременных женщин! Мы тогда посмеивались между собой: «Солёненького охота!».
И так мы мучились месяца два. А тут случился нам выезд в горы – командир батальона Василий Иванович взял меня, Женьку Фикса и моего механика Тверю, и мы ломанулись освобождать заложников в Армению (местные боевики захватили несколько офицеров из нашей дивизии). Про то в этой книге отдельный рассказ: Освобождение заложников. Героический рейд… Ну вот, после успешных переговоров мы вернулись обратно на территорию Нахичевани, на свою базу в посёлок Садарак. Комбат ушёл внутрь разбитой школы, где обитало всё наше воинское население, а мы, оставив БМП в огороженном колючей проволокой, импровизированном автопарке под охраной часовых на вышке, двинулись в столовую. Темно. Мороз крепчал. Мы были голодные и основательно промёрзшие. Столовая помещалась в здании разбитого, изувеченного разрывами снарядов, кафе. В мирное время оно было красивым – плавные обводы, витражи. Да, люди отдыхали (зона курортная), пили вино, ели шашлыки. А теперь зияли пробоины, стекло заменили листы фанеры. На базе тогда размещались наши восьмая и девятая роты. Мы по-хозяйски ворвались в кафе, разбудили поварят:
– Вставайте, на хрен! Кормите!
Но нас отшили: «Всё уже съели! Уже всё вымыто! В четыре утра встанем, будем завтрак готовить!».
– А нам что делать?
– Ну, нет ничего!
– Вы, варвары, мы сейчас сами искать начнём!
– Вот вам по банке каши перловой с бараниной.
Нам дали по маленькой банке каши. Но нас это не расстроило – нас поразило, что здесь, в обширном зале кафе, на столиках стояли солонки, полные соли.
– Парни, у них соль есть! – прохрипел я.
Женька Фикс тут же наехал на поварят:
– Соль давайте! Мы там в полку загибаемся от преснятины!
Полковой кризис с солью был здесь известен. Поварята встали в позу:
– Самим мало!
– Давайте!
– Ладно. Килограмма два дадим, и всё.
Нам отсыпали белого песка в матерчатый мешочек, Женька затянул его тесьмой, просиял улыбкой:
– Отличная добыча!
– Да, – согласились мы с Тверёй.
Но добытого казалось мало. Мозги у нас работали исправно и быстро – выйдя из кухни в обеденный зал, мы переглянулись и кивнули друг другу: «Да». Быстро пошли вдоль столов, опустошая в наш заветный мешочек содержимое солонок – ещё с полкило набралось.
На следующий день, утром, мы вернулись в полк, по дороге прорываясь сквозь вражеские блок-посты, подвергаясь обстрелам (вся обшивка башни БМП была в пулемётных пулях)…
Так вот, только мы вернулись, как герои – нас встречала масса народа, только вошли в каптёрку, похвалившись парням:
– Во, соль! Будем помаленьку с собой брать в столовую, нам надолго хватит! – тут же народ прочухал это дело (в полк привезли соль!), потянулись гонцы из рот и других батальонов.
– Пацаны, делитесь, умираем без соли!
Ну, что делать? Стали отсыпать в пакетики граммов по двести. И самим нам осталось в итоге тоже граммов двести. Соль она и есть соль. А как иначе? Не поделиться с боевыми товарищами мы не могли. Ладно, хоть несколько дней, да ели нормально солёную пищу.
Порно-порно!
Многие помнят фильм о «лихих девяностых», где главный герой, в исполнении великолепного актёра Басилашвили, солгав молодой девушке, что он кинорежиссёр и что пристроит её в Голливуд, женился на ней, а после фотографировал её обнажённой, в генеральском кителе с орденами, и продавал эти откровенные фото из-под полы на Арбате. При этом он рекламировал свой товар, озираясь с опаской: «Порно-порно! Порно-порно! Порно!»…
Так вот, история на эту тему.
Наш полк продолжал находиться в блокаде со стороны нахичеванских боевиков – выйти за пределы части в посёлок было проблематично, могли захватить в заложники, потому выходили по трое– четверо и в сопровождении офицеров, естественно, с оружием наперевес. Такое резкое охлаждение к нам со стороны местного населения, прежде бывшего радушным, вызывало обиду в душе: «Чем мы вам, русские, помешали?». Соляной кризис закончился – в полку, после двухмесячного терпения и мучений, приняли волевое решение – никто нас не пожалеет и не спасёт: ни местные власти, рвущиеся к независимости от центра, ни далёкая Москва, потому действовать следует самостоятельно и с применением силы. Была сформирована колонна из нескольких грузовиков плюс несколько боевых машин пехоты. Афганский опыт сопровождения колонн в горах пригодился – экспедиция успешно достигла соляного карьера, расположенного в нескольких десятках километрах от полка, грузовики под завязку забили ценным минералом, и привезли это богатство в расположение части. Ох, друзья, какое это наслаждение – есть вкусную, в меру подсоленную пищу, а не давиться преснятиной!
Была зима, бесснежная, но морозная. В полку осталось совсем не много людей. Два батальона – первый и второй выехали в горы на дежурство в зоне разграничения армяно-азербайджанского конфликта, наш – третий, нёс всё бремя караульной службы: охранялись все склады, боевая техника, работала столовая в прежнем режиме. В казарме находилось не более двух десятков свободных от нарядов бойцов и младшие офицеры. Старлей Макаров, командир легендарной седьмой роты, организовал нам встряску, чтобы «проснулись» – провели учения по отражению внезапного нападения боевиков на казарму. Несколько раз поднимались по тревоге, получали оружие и занимали заранее определённые места для обороны. После обеда нас надо было чем-то занять, и было принято забавное решение: организовать видеопросмотр в бывшей Ленинской комнате. Притащили туда телевизор. Начальник клуба (корешок Макарова), принёс свой видеомагнитофон и кассеты. Народу набилось множество – человек пятьдесят (это весть разнеслась по полку, и люди подтянулись: «В третьем батальоне будут порно смотреть!»). Пришли все взводные летёхи, майор замполит Тиц, кто-то ещё из старших офицеров. А что было делать? Пить нельзя: в Советской армии и теперь в Российской – сухой закон. Завесили одеялами окна, чтобы было темно, и понеслось: оргии на экране сменялись ещё более развязными оргиями. Да, я многому тогда научился, за эти четыре часа…