Внизу стихли пьяные вопли. Видимо, пушкари угомонились и улеглись отдыхать. Но костер у них все равно тлел, и один из подчиненных испанца Хулио своевременно подкладывал в него дрова. Не столько для тепла, сколько для постоянной готовности выстрелить из пушки. Потому внизу мелькали сполохи, пробивающиеся через неплотно подогнанные доски настила, и засыпающему Захару казалось, что он медленно, но верно приближается к аду, в котором его ждет стоящая на четвереньках попадья Варвара.
Захар, облизнувшись, подошел сзади к столь желанному объекту, встал на колени, и уже собрался было разобраться с мешавшей ему рясой, но тут неожиданно между ним и попадьей возник полусотник Васька Кривой.
Тряся лопатообразной бородой и кося единственным глазом, он заорал:
– Так ты исполняешь государеву службу?! Да я тебя сейчас в Тобольск сошлю!
Захар тут же проснулся и услышал шорох со стороны ближайшей бойницы. Но
это его не успело заинтересовать, потому что живот стрельца неожиданно наполнился болью.
В голове Захара сразу же вспыхнула взрывоопасная мысль: «Зачем я, дурень, пил молоко с похмелья?!». Но животу эта мысль совсем не помогла. Кишки выразили желание исторгнуть из себя все, что можно было исторгнуть. Но в первую очередь – продукт козьей жизнедеятельности. Захар вскочил на ноги и тревожно огляделся.
Руки его, действуя инстинктивно, сорвали с живота широкий пояс с саблей, затем на доски настила упали кафтан и зачем-то шапка. Тут же возникло лихорадочное желание присесть на корточки с краю настила и подло наделать в провал. Но мозг Захара сходу отверг это предложение, так как оно было заведомо опасным. Где-то в глубине души сформировался точный прогноз событий, которые могли возникнуть после производства столь неосторожного действия. Во-первых, он четко осознал, что с утра ему точно не нальют кальвадоса, а во-вторых – замаячила перспектива получения множественных зуботычин, ударов в пах и прочих атрибутов последующего за этими действиями недомогания. Поэтому Захар, не думая больше ни о чем, спустил штаны к сапогам и вставил свой зад в ближайшую бойницу.
Спустя секунду из глотки Захара вырвался блаженный вопль облегчения. Стрелец глубоко вздохнул и удивился тому, что вопль продолжил звучать. Захар прислушался и вдруг понял, что орал он не один. Кто-то поддержал его одухотворенный порыв. Теперь этот «кто-то» кричал, не переставая. Но звук доносился снизу.
Захар убрал зад из бойницы, натянул штаны и осторожно высунул голову в отверстие, послужившее ему ранее спасительной отдушиной. Под стеной что-то двигалось и стонало во тьме. Стрелец вынул из гнезда ближайший факел и бросил его вниз.
Пучок огня летел быстро, но за это время Захар с огромным для себя удивлением успел разглядеть приставленную к стене длинную лестницу. Она лишь на локоть не доставала до бойницы, и верхние перекладины ее были густо заляпаны продуктами недавнего захарова облегчения.
Когда факел достиг земли, взгляду стрельца представился какой-то копошащийся внизу человек. Он, путаясь в полах длинного кафтана, пытался встать на ноги, но это у него получалось плохо. Наконец человек утвердился вертикально и растопырил руки в стороны. Голова его задралась вверх и он, по всей видимости, обращаясь к Захару, исступленно произнес:
– Иттить твою налево! Ну зачем же так-то?! Чему тебя мать в детстве учила?
Стрелец обалдело поинтересовался:
– Ты кто?
– А-а-а, – махнул рукой человек, – разговаривай тут с тобой, с засранцем! Тьфу на тебя!
Он схватился руками за лестницу и принялся тянуть ее на себя, приговаривая: «Надо же, как воняет! Чем этих стрельцов кормят на ночь?»
Как только лестница стала отклоняться от стены, до Захара дошло, что стоявший внизу человек несколько минут назад пытался тайно проникнуть в Город через верхнюю стенную бойницу. Это было странно, потому что канониры в проломе храпели как загнанные кони, и зайти через брешь можно было легко. Кроме того, попасть в Город через ворота было еще легче. Правда, только с утра…
Рука Захара инстинктивно схватилась за верхнюю ступеньку лестницы и тут же отдернулась, так как пальцы влезли во что-то мягкое и неприятное.
– Ага, сам же и вляпался, дурачина, – донеслось снизу. – Так тебе и надо, злыдень!
Лестница дернулась вбок и тихо завалилась на землю. Человек схватился за конец
стенолазного приспособления, и пошел прочь от крепости, волоча лестницу за собой по земле.
Захар неизвестно для чего понюхал руку, хватавшуюся за лестницу, тут же скривился лицом и что есть мочи заорал:
– Караул! Воры!
Человек припустил бегом, и лестница вслед за ним загрохотала по обломкам строительного мусора. Откуда-то снизу послышался хриплый рев пушкаря Сеньки:
– Кому спим?! Война! К бою!
Там заметались языки пламени, замелькали тени, и возник нескладный хор матерных криков, заполнивший всю округу. И лишь вопли иностранного специалиста резко выделялись из сонма встревоженных голосов.
– Порох сыпь! – кричал Хулио. – Ядро забей! Фитиль! Пальник! Пали, маму твой так!
Грянул выстрел, и ядро со свистом унеслось в темную ночную даль. Издалека до ушей Захара долетел звонкий крик ночного лихоимца:
– Дурачье дрисливое! Всю округу ни с чего разбо́мбите!
И стало тихо…
Захар, понурив голову, сидел на толстой деревянной чурке близ станка пушки и с содроганием вспоминал события, случившиеся после ночного выстрела. Перед его глазами до сих пор тряслась расхлюстанная борода полусотника Васьки Кривого, и в ушах звенел его рев.
– Сгною супостата! – орал Васька, сверкая единственным глазом. – Мало того, что нализался перед службой и поднял ложную тревогу, так еще и всю стену обдристал! Сереть надо было перед заступлением на пост! Пост – святое место, и не то что сереть, даже думать об этом на посту не моги! Придут ляхи, глянут на стену и скажут – вот, мол, москали дристуны! И воевать, дескать, с ними не надо! И так обдристались! И что ты им скажешь на это? Да ничего! Опозорил государя, отечество и бога-мать в придачу!
Захар встряхнул головой, и видение пропало. Он поднял взгляд и обнаружил перед собой пушкарей, скалящих в смехе зубы. Эти негодяи стояли перед лафетом полукругом и потешались над стрельцом от души.
Им-то что? Их начальник – Хулио – иноземец. И потому отношение к нему особое. Ведь царь Борис не зря их сюда пригласил! Ну, подумаешь, выстрелил из пушки и разбудил весь город. Сотник Ванька Волков (боярский сын, морда – в два присеста не обгадишь) лишь зевнул, и приказал наказать стрельца, учинившего переполох. Теперь Захару предстояло мучиться на страже стены неопределенно долгое время. Причем по ночам. Более того, Васька Кривой пообещал сотнику лично приглядеть за нерадивым стрельцом и, если что опять случится не так, отправить супостата туда – не знаю куда, то есть в место, в которое никто даже телят никогда не гонял!
Перед захаровым носом неожиданно возникла глиняная кружка, из которой резко пахнуло сивухой. Ее протянул Хулио (тощий как древко от бердыша испанец с пропитым лицом и красным алкоголическим носом).
– Ты пей, – сказал он. – Пей и пошел на! Нет, не туда, как это… а-а-а, – на спать. Потом ночь будет. Ночь не надо орать.
Захар с благодарностью принял кружку, выпил, закусил предложенным кем-то из пушкарей крендельком и отправился отсыпаться.
Следующая ночь выдалась еще чернее, чем предыдущая. Захар более к провалу не подходил. Он сидел, прислонившись спиной к стене, и прислушивался к звукам, долетавшим снизу.
Там, как обычно, царило веселье. Пушкари смеялись, пили и орали. Иногда из шума многих голосов вырывался чей-то один, и Захар становился участником вечера воспоминаний, устроенного внизу.
Так, например, Сенька Акимов рассказывал:
– Как-то раз, когда я еще был не пушкарем, а простым стрельцом, послали нас отбивать очередной татарский набег. Шли мы, шли и наткнулись на их орду. Прямо в поле стояли кибитки… Ну, построились мы, зарядили самопалы и стали ждать. Крымчаки вскочили на коней и понеслись на нас тучей. Но они тоже не дураки. Шагов за двести остановились, и давай поливать нас стрелами. Из самопалов стрелять бесполезно (пуля не долетит), зато стрелы достают запросто. Вот вам и новшества! Да лучше бы у нас луки оставались, чем нынешние тяжеленные пищали! Мы бы показали этим разбойникам! А так – закрылись досчатыми щитами и стоим, ждем. Дать бы по ним из пушек резаными гвоздями! Но пушки – как всегда у нас на Руси бывает – застряли в грязюке перехода за два позади. Короче, стоим и ждем, когда это стадо натешится и посмеет напасть. А один из стрельцов (звали его Степкой Федотовым) только и делает, что задом к татарам поворачивается и сгибается как цапля, когда она рыбу ловит. Сотник наш дал ему кулаком в ухо и спросил, что это он врагам зад кажет? А тот отвечает: «У меня в штанах засунута сковородка. Когда я стою задом к стрелам, мне никакого страху нету». Га-га-га!
Снизу раздался взрыв хохота. Спустя несколько минут кто-то поинтересовался у Сеньки:
– Ну и как дальше было? Он что, так и наступал гузном вперед?
– Не успел, – ответил Акимов. – Когда начался бой, ему саблей сразу же башку снесли. Сковородка лишь слегка помогла.
– Чем же она помогла? – спросил кто-то удивленно. – Она ведь зад прикрывала.
– Когда крымчаки всей ордой понеслись на нас, Степка со страху облажался. А там же внутри сковородка! Глубокой оказалась… Вот и хоронили его без башки, но зато в чистых штанах.
Внизу немного помолчали для приличия и продолжили веселиться далее.
Через час пушкари завалились спать, и стало тихо. Захар, встав на ноги, приставил бердыш к стене и занялся заменой факелов. Он шел вдоль бревен, вытаскивал из гнезд потухшие палки и выбрасывал их за стену. Вместо них стрелец вставлял новые черенки, обмотанные пропитанной смолой ветошью, и зажигал их.
Проходя мимо одной из бойниц, Захар неожиданно заметил мелькнувшую в ней тень. Он тут же вернулся и осветил это место факелом. Но ничего подозрительного в бойнице не было. Стрелец собрался двинуться дальше, но вдруг какое-то необъяснимое чувство тревоги овладело им, и он решил поступить по-другому.
Громко топая сапогами, Захар удалился от бойницы на десять шагов, остановился на месте и крадучись вернулся обратно. Он прижался спиной к внутренней стороне стены, взял факел в левую руку, а правую сжал в кулак и отвел в сторону, подготовившись таким образом для производства удара по неведомому врагу.
Ждать долго не пришлось.
Раздался тихий шорох, и из бойницы осторожно высунулась чья-то патлатая голова. Она медленно повернулась влево, потом вправо и замерла на уровне рукоятки захаровой сабли, висевшей у того на поясе.
Голова плавно задралась вверх, окинула взглядом крепкую фигуру стрельца и удивленно произнесла пронзительным голосом:
– Оп-па на!
Захар ничего по этому поводу не сказал, но зато сильно врезал кулаком правой руки в ближайшее к нему ухо болтливой головы, которая от такого гостеприимства болезненно дернулась и сразу же поникла. Из бойницы вывалилось бесчувственное тело нежданного ночного гостя и распласталось на деревянном настиле у ног крепостного стража.
Стрелец схватил лихоимца за ворот кафтана, дернул его вверх и тем самым придал телу сидячее положение. Он прислонил вора к стене и, выставив перед собой факел, выглянул из бойницы. Увидев снаружи приставленную к стене лестницу, Захар почему-то совсем не удивился.
Он тут же, не думая, осторожно ощупал пальцами верхнюю перекладину и, убедившись в ее чистоте, втащил лестницу внутрь крепости. Положив ее с краю настила, Захар вставил факел в гнездо, выхватил саблю и застыл напротив находившегося без чувств стенолаза.
Вором оказался тощий мужичонка малого роста, одетый в длинный темный кафтан. Голова его заросла жестким волосом, вихры которого хоть и торчали во все возможные стороны, но ничуть не скрывали больших ушей. Продолговатое лицо красовалось хищным горбатым носом и заканчивалось книзу узкой бородкой. Захар, исходя из явной козлиной внешности нежданного лазутчика, пришел к выводу, что ночной вор был личностью крайне неприятной. Поэтому стрелец решил быть с ним осторожным.
Наконец вор пришел в себя. Голова его поднялась с груди и глаза уперлись в лезвие захаровой сабли. Стрелец, вспомнив, как ему досталось с утра от начальства, со злостью в голосе строго поинтересовался:
– Кто таков будешь?
Незнакомец, продолжая глядеть на саблю, потрогал рукой вспухшее ухо, скривился от боли и ответил:
– Оно тебе и знать не надо.
Захар опешил от такой наглости.
Надо же! Лезет человек ночью тайком на крепостную стену, отлавливается стражником и еще кобенится! Дескать, вам и знать не нужно, что мне тут понадобилось и вообще, мол, катитесь вы ко всем чертям с вашими вопросами.
– Я сейчас башку твою козлиную отрежу! – кровожадно сообщил Захар и взмахнул саблей.
– Как же, как же, – усмехнулся вор. – Нашелся тут главный отрезальщик.
Он поднял голову и блеснул маленькими колючими глазками.
Как бы ни хотелось Захару привести в действие свою угрозу, он знал, что этого делать не следует. Для таких вещей существуют специальные люди. А вдруг этот ночной вор – лазутчик тайный? В таком случае необходимо его допросить с пристрастием и выведать все вражеские секреты, которыми он может владеть. Если же этого хилого заморыша просто убить, то беды тогда точно не оберешься. Васька Кривой ни за что не поверит, что Захар не смог бы безоружного слабака скрутить в бараний рог. Поэтому стрелец опустил саблю вниз и задумался.
Вор опять потрогал ухо и сам задал вопрос:
– А это не ты случаем прошлой ночью гузном своим со стены светил?
– Молчать! – гаркнул Захар. – Отвечай, кто таков?!
– Так молчать или отвечать? – с ехидством поинтересовался лазутчик.
Захар, пыхтя от злости, не знал, что на это ответить.
– Все понятно, – утверждающе кивнул головой вор. – Дрисло ты дрисливое! Разве можно вот так вот, в упор, в живого человека гадить?! Я ведь почти на самом верху лестницы был! Представляешь, сколько мне лететь пришлось? Да я же чуть не разбился насмерть! А сколько времени мне пришлось кафтан чистить? Ты думаешь, он после чистки сразу вонять перестал? А то, что меня после этого чуть ядром не пришибло?! И главное – все так неожиданно… Где твоя совесть была, спрашивается, а?!
Во время этой трогательной речи Захар вдруг ощутил некое чувство облегчения, которое быстро переросло в самое обычное веселье. Поэтому он хмыкнул и довольным
голосом заключил:
– Так тебе, вражьей морде, и надо! Неча по стенкам ночами лазить.
– Да какой же я враг? – удивился вор. – Я самый обычный купец!
– Как же, так я тебе и поверил, – сказал Захар. – С твоей рожей только обозы грабить, да девок насильничать.
Он хотел еще что-то сказать по этому поводу, но вор вдруг расплылся в его глазах, а вместо него возникла попадья Варвара. Она, томно глядя на Захара, медленно размахивала кадилом, отчего ряса, прикрывавшая ее большую грудь, ходила ходуном.
Захар яростно встряхнул головой и попытался перекреститься, но не смог, так как правая его рука держала саблю, а левой, как известно, ни один православный христианин креститься не будет, так как это грешно. Поэтому стрелец просто витиевато выматерился.
– Сам такой! – донесся вдруг до Захара голос вора и стрелец тут же пришел в себя.
Лазутчик встал на ноги и обиженно добавил:
– И ступай туда же, куда меня послал! Как у тебя язык поворачивается такие слова говорить?!
Захар грозно рявкнул:
– Ну-ка, сидеть! Куда это ты собрался? Сейчас я крикну, придет стража и заберет тебя. Пусть выясняют, зачем ты тут лазишь.
– Не надо, – попросил лазутчик, озадаченно вертя головой по сторонам. – Сейчас я уйду, и ты меня никогда больше не увидишь. Где тут у тебя лестница, по которой можно спуститься в город?
– Еще чего? – Захар начал опять злиться. – Где это видано, чтобы лазутчиков просто так отпускали?
– Да никакой я не лазутчик! – с досадой произнес вор. – Я обычный купец. Мне просто надо было зайти в город через верх.
– Зачем? Вон, ворота есть. Заходи с утра и до заката сколько хочешь. Сейчас время мирное.
– Нет. Нужно было пройти именно в этом месте.
– Но зачем же через стену? Внизу брешь есть. Там пушкари дрыхнут. Можно спокойно через них…
– Опять нет, – вор обреченно взмахнул рукой. – Мне надо было зайти только через верх стены и спуститься в город с внутренней ее стороны. Эх, да что с тобой говорить? Ведь все равно не поймешь! Ладно, я пошел.
Он вдруг сделал шаг в сторону.
Захар, выставив перед собой саблю, заявил строгим голосом:
– Стоять на месте!
– Как же! – ответил вор и вдруг побежал по настилу в сторону провала.
– Караул! – взревел Захар. – Воры! Туда нельзя бежать!
Он захотел было крикнуть, почему именно нельзя бежать в сторону провала, плохо видимого в мелькающих сполохах факельного пламени, но нечаянно задел ногой лестницу, с помощью которой вор взобрался на стену. Стенолазное приспособление тут же ухнуло с настила во внутренний двор крепости, и спустя секунду снизу донеслись звук тупого удара и рев, исторгнутый чьей-то мужской глоткой.