Свет степи
Станислав смотрел на заходящее солнце. Свет от него заливал его квартиру через широкое окно залы и проем балконной двери. Желтеющая равнина уходила на самый запад.
Смотритель городского музея заканчивал свой выходной. Завтра после обеда у него должны были собраться гости. Трое мужчин и женщина.
* * *
Ольга сидела на диване в своем белом платье и продолжала взбудоражено говорить, пока двое ее спутников сосредоточенно молчали.
– Неужели всё, что вы рассказали, правда? Так и будет? – она поправила прядь черных волос, сбегавшую на плечо.
– Сейчас 1989 год. Вы накануне великий потрясений, – медленно отвечал Станислав. – Вы живете в своем городе, всё у вас в порядке. Но ваши конторы закроют. А те, что останутся, будут получать из бюджета лишь жалкие крохи от вашей нынешней советской зарплаты.
– Ты, Слава, уже говорил нам об этом. Скажи, что делать? – спросил мужчина с крупными чертами лица и темными волосами. – Через пару-тройку лет наступят трудные времена, будут похищать и убивать людей, особенно кооператоров, коммерсантов или как их там, предпринимателями будут уже называть?
– Паковать чемоданы и в РСФСР? – Ольга ответила за Станислава. – Так надо понимать? Дима прав. Вы, Станислав, уже более часа излагаете нам будущие события. Мы уже сделали допущение, что всё так и будет. Тем более Фергана уже была, а в Нагорном Карабахе больше года воюют. Не верю, но допускаю, что и до наших мест доберутся. Так что делать, Станислав?
Ни мало не смутившись, хозяин квартиры степенно отвечал:
– Дело даже не в этом. И в более спокойных регионах, где не будет массовых волнений и тем более гражданский войн – там в 90-е годы тоже наступят страшные времена. А в 2000-е годы они продолжатся, а по ряду параметров станет еще хуже – особенно для вас бюджетников… А тех, кто подасться в предприниматели, даже самых успешных ждёт… вот я обладаю данными и по вашему городу. В июне 1992– года группа молодых людей закупила в Москве оргтехнику и персональные компьютеры. Но в новых кварталах Алтын-Таша на них напали неизвестные, отвезли на окраину города, убили и трупы закопали в котлован. А еще в 90-м году, группу туристов в предместье города сбросили с обрыва в ущелье… Преступления остались нераскрытыми до сих пор. И несть им числа. И дело даже не том, что на окраины бывшего Союза чуть не басмачи будут нападать. Такие вещи начнутся в массовом порядке по всему бывшем Союзу… Вялотекущая гражданская война будет развязана по всюду. Однажды мир перевернётся – совсем скоро, и вы будете тому свидетели. И участники.
Станислав замолчал. За окном летнее солнце зависло над горизонтом, воздух в квартире золотили закатные лучи – совсем как вчера, подумалось Станиславу.
– Слава, ты говорил о каком-то меморандуме, – спросил его второй мужчина. – Согласно нему мы должны жить? Кажется, я понял. Дима и Оля не обратили внимания, но Станислав уже всё объяснил – можно никуда не уезжать, жить здесь, но придерживаться пунктов поведения, изложенных в этом путеводителе по жизни…
– Коля, ты уловил самую суть, – ответил Станислав. – Берите эти бумаги, храните их как зеницу ока, – в них ваше спасение и даже преуспевание в этой жизни… На этом всё, время приема закончилось, день подошел к концу. Вам пора домой.
Дима и Коля встали с дивана, коротко попрощались. Ольга, взмахнув подолом белого платья, обернулась и посмотрела на Станислава. В ее больших черных глазах читалось уже не возмущение, а нечто вроде надежды.
– Если всё так, если этот мир летит в пропасть… то мы на тебя молиться должны.
– Не забудьте, Бог отвернул лицо от нашей страны. Я из 2018 года, но люди до сих пор не знают, когда к нам снова придёт благодать. Мы проверяли в лабораториях вектор везения – всё также, как и в 90-е годы – везёт негодяям или серым личностям. Потому мы и решили помочь вам. Вам, а не быдлу. Вы должны жить! – закончил Станислав и затворил обитую дерматином дверь на третьем этаже пятиэтажки, построенной на самой западной окраине восточного города.
Впереди клубилась в лучах заходящего солнца закатная пыль. Когда-то по этим степям передвигались кочевые племена саков и массагетов. После скифов пришли сарматы. А еще через несколько веков нагрянули бесчисленные полчища тюрки мешались с ними…
Но судьба смилостивилась к оазисам на краю степи лишь к концу ХХ века – прогресс и процветание захватили одну шестую часть суши. Еще в конце 80-х ощущалось, что высшая благодать где-то рядом… И в воздухе слышалось звучание небесных сфер.
Вот уже тридцать лет я не чувствую тех высоких энергий. Но я помню их, чувствую их – особенно в час заката, когда душа так близка вечернему небу; и передаю вам эти энергии через рассказ о Станиславе. Ибо его дух создан путём погружений в особое состояние сознания. Он воплотился в молодом мужчине на окраине великой степи, и предупреждает тех, кто может вести общество по истинному пути. Или хотя бы просто спасает их. Ибо каждая правильная душа важна. Тем, что просто есть, существует в этом мире.
* * *
«Надо спасать тех, кто выжил», – сказала девушка Елена, с которой мы и проводили погружения в прошлое. Спасать не только тогда накануне потрясений, но и в настоящем. Она собралась заняться и этой работой.
Елена поднялась со скамейки, поправила свой бежевый плащ. Сентябрьское солнце в середине дня светило мягко, но нагрело воздух почти до летней температуры. Я понял, что пора прощаться. Совместное погружение в транс закончилось. Наш голем – Станислав выполнил свою миссию – в далеком городке, тридцать лет назад.
– Постойте! – вспомнил я. – Вы еще не рассказали, что будете делать в реальном мире…
– В октябре или ноябре планируется всеобщая забастовка работников высших учебных заведений. Стачка приурочена к годовщине первой русской революции. Тогда тоже осенью началась гигантская всеобщая стачка по всей Российской империи…
– Но почему стачка только среди вузовских работников?
– Ты же знаешь, Вадим: до сих пор они остаются одной из самых низкооплачиваемых категорий бюджетников. К примеру, лаборант или учебный мастер на кафедре технологического университета получает около 11 тысяч рублей в месяц. А ведь люди семейные, дети есть, копятся долги за коммунальные услуги… Есть правда, библиотекари, но они по другому ведомству – там сложно, там свои профсоюзы, защиту забастовщиков надо заново организовывать… А то ведь так просто забастовку не организуешь – без такой тайной подготовки, инициаторов просто уволят. А вузы… Преподаватели вузов большинстве своем получают меньше учителей школ. Даже меньше, чем воспитатели детских садов, где зарплату увеличили до 20 тысяч (впрочем, оставив технических работников в тех же садиках на 6-8 тысячах).
Она стояла и смотрела на меня с легкой улыбкой в глазах…
– Я знаю. Думаю, анализирую. Сравниваю положение сейчас и лет тридцать назад. Понятно, когда жили лучше…
– Многие люди не в состоянии понять простейших вещей, – сказала Елена, опустившись на скамейку.
– Вот даже в крупной продуктовой сети города – магазинах «Апогей» – зарплата оператора 1 С – 13 тысяч… С надбавками лишь до 16-17 тысяч в месяц получается. Хотя есть разные слои населения – вот и врачи совершают турпоездки в Таиланд. И многие рабочие. Вот, например, году в 2014-м на заводе по ремонту локомотивов убавили зарплату с 30 до 20 тысяч, а рабочие объявили забастовку – писали на форумах, что они с жиру бесятся. Правда были и тех, кому убавили до 15 и даже до 10 тысяч…
Елена сказала:
– Есть люди, которые объявят одновременные забастовки во всех вузах. Одно из требований: создание Народного ректората. Надо выбрать народного ректора, находящегося под контролем общественности. Ему должны начислять зарплату, начисление которой будет подконтрольно трудовому коллективу, она лишь немного будет превышать декана. А нынешней ежемесячной зарплаты ректора в 400 тысяч достаточно, чтобы повысить зарплату всем сотрудникам Политеха. Так можно решить проблему малооплачиваемости без дополнительного привлечения денег из федерального бюджета.
Я воскликнул:
– Хватит! Положение доведено до крайности. Этот капремонт добавился к прочим тратам – в нашем регионе оплата за квадратный метр в три-четыре раза выше, чем в Питере или Москве!
–А еще счетчики не у всех установлены… За их установку в рассрочку платежи еще многих удушат. Надо собрать подписи за отмену этих законов.
Укрощение стихий
– Прошу вас, облегчите свою душу.
– Это случилось само собой, пастор. У меня был друг. Он меня предал. У меня была любимая. Она отреклась. Я улетаю налегке.
Г. Горин. «Тот самый Мюнхгаузен»
1 Испытательный Срок
«Теперь это не так. Теперь все не так».
Я ехал в автобусе и смотрел за его окно – в который раз. Который день. Уже почти два месяца. Два зимних месяца, после ее смерти… но я об том стараюсь лишний раз не думать.
А пейзаж необычен. Автобус несется по дороге, зажатой между хребтами. И если справа холмы, покрытые густым сибирским снегом, возвышаются почти отвесной стеной, то слева нечто вроде низины, за которой пологие холмы. Там стоят поселки, в том числе высокая труба теплоэнергоцентрали. Мы на окраине сибирского города. Я еду в племсовхоз «Прибайкальский». Точнее, в поселок при нем. Еду на работу. Весь декабрь и январь…
Вот ирония судьбы! – думаю я. Если бы не смерть матери (она умерла в ноябре), я бы никогда сюда не устроился. Тем более без библиотечного образования. Но тучи сгущаются. Мне дали испытательный срок – до марта я под наблюдением. Ко мне как к какому-то зверю «присматриваются» – как объяснила заведующая филиалом.
Но я не хочу быть зверем!
У нас зима снежная. Исключение только прошлая – когда снег выпал к середине декабря. На моей памяти – за все мои тридцать лет сознательной жизни – такое было впервые! Но сейчас нагрянула зима 2015-2016 года. И я совсем не тот, каким был год назад.
За считанные месяцы заболела и сгорела от болезни моя мать. А ведь была выносливей меня и других более молодых чем она людей – ведь после пенсии была вынуждена подрабатывать уборщицей подъездов! Вот потому-то и надорвалась.
Я пришел на работу библиотекарем, сразу после ее смерти – хотя больше года не имел постоянного заработка. Так что думать: «Ах, как бы она радовалась моему назначению библиотекарем в отдаленный филиал на крайнем юго-востоке города» – я не имею права. Уж лучше б жила.
Медики затягивали лечение моей матери. Не хотели ложить в больницу, затягивали с госпитализацией. Хотя еще 28 сентября она перестала ходить из-за крайней слабости – так как у нее не было аппетита, она совсем мало ела.
Заведующая амбулаторией долгое время – целый месяц не выписывали направления на госпитализацию. Вместо этого завамбулаторией вызывала на дом к маме то нефролога, то невролога (вызова врача на дом ждут обычно не меньше недели). Так проходила неделя за неделей. Время было упущено.
Только в конце октября я получил от завамбулаторией направление на госпитализацию в неврологическое отделение. По плановой записи маму записали в больницу на Авиазаводе на 27 ноября. Но было видно, что мама скорей всего не доживет до той даты.
Еще 28 сентября, когда мама перестала ходить из-за слабости, я вызывал скорую помощь, но приехала «неотложка» от нашей амбулатории и врач отказалась ложить, сказала: «Нет показаний для госпитализации». Когда я повторил, что мама же почти не ест, медбрат сказал маме: «А вы кушайте, кушайте». Не врачебные советы…
То, что почти не кушая, мама проживет в лучшем случае несколько недель – понятно даже ребенку. Но врачи не ложили ее в больницу.
13 октября вызывали скорую помощь, но опять приехала та же неотложная помощь. Врач отказала в госпитализации и еще прибавила: «Знаем мы, кого ложат в БСМП»…
(Медкарта с записями посещений врачей имеется в наличии у меня дома – например, есть запись, что невролог посетил ее 20 октября).
Она была истощена, очень слаба, еще меньше стала есть. 2 ноября скорая все-таки забрала ее в больницу, даже более того, в реанимацию. Через три дня ее перевели в отделение гастроэнтерологии. Выписавшись, она продолжила дома шесть дней. Потом опять реанимация – и через полторы суток – смерть.
19 ноября мама скончалась в реанимации Железнодорожной больницы – туда ее увезли машиной реанимации из дома накануне, 18 ноября.
Диагноз из справки о смерти: полиорганная недостаточность, вызванная алиментарной дистрофией. Весила она 32 килограмма.
Уже в конце октября, входя в кабинет к завамбулаторией, я услышал несколько фраз ее разговора с медсестрой. Медсестра сказала, что надо положить в больницу одну 80-летнюю пациентку, но Дыжид Доржиевна отказывала. Медсестра: «Анализы устарели, надо заново сдавать. И состояние тяжелое». Но завамбулторией затягивала с госпитализацией.
Такое положение с затягиванием госпитализации, видимо, характерно для врачей. И видна тенденция.
Но после больницы мама могла жить дома, хоть и стала совсем лежачей. Ее доконал бильтрицид – врач выписала, а я купил в понедельник 16 ноября и дал ей две таблетки часов в пять. Правда от остальных четырех таблеток она отказалась, так как плохо почувствовала. Но сердце стало сильно биться, одышка сильная появилась – как до этого не было и от массажа уже не проходило. Потом прочитал в инструкции, что бильтрицид вызывает нарушения сердечного ритма. Утром в среду вызвал скорую, когда она уже в ступор впала. И не приходя в сознание через полторы суток она скончалась.
Я еще не сразу вызвал – утром она еще двигалась и говорила, ела немного. А потом необычная одышка появилась и никак не проходила. Но я ждал еще часа два – ждал врача-хирурга вызванного на дом, чтобы тот написал для медэкспертизы (на инвалидность чтоб оформить, она ведь лежачая). А она уже впала в ступор. Может если бы сразу вызвал скорую, лучше было бы? Врач из скорой сказал, что она проживет дня три… И в приемном покое, когда ложили в реанимацию, сказали, что скорей всего уйдёт, но посмотрим, что будет…
* * *
Когда же наступит время, когда плохих людей будут наказывать сразу же, не принимая во внимание и не боясь их или их покровителей и не заставляя их жертв еще и кланяться своим мучителям, унижаться и терпеть их.
Во многом это уже во власти людей сейчас – зависит от воли начальников. Но те привыкли…
А обстоятельства и само течение жизни, увы, против хороших людей и за плохих.
В связи с этим у меня родилось определение для проверки бога: Если некто (бог) не наказывает плохих людей и не помогает хорошим, значит это не бог (а самозванец и нечего ему поклоняться и выпрашивать как чудо помощи, коли она бывает так редко; так зачем унижаться перед попустителем зла?). Но если призадуматься, из этого утверждения можно вывести и обратное, формально вывернув его наизнанку: если какой-либо человек в состоянии оказывать и оказывает помощь хорошим людям а также наказывает плохих, значит… его можно назвать богом. Или лучше сказать еще определеннее: он ничем не отличается от настоящего бога.
Вот такой неожиданный вывод.
Многие начальники могли бы прямо сейчас в этой земной жизни стать богами – или равными им – если у низ есть возможности для этих двух действий по «регулировке» общества (наказание для плохих и помощь хорошим людям).
А то, получив работу почти сразу после смерти матери, я столкнулся с непониманием начальства. Хотя вначале я был благодарен директору муниципальной библиотеки за отзывчивость – я объяснил, что остался один. Но в дальнейшем при любом контакте с заведующей своим филиалом, где я работал библиотекарем, мне она или инженер по технике безопасности, рекомендовали уступать Наде, идти на компромиссы, объясняя это тем, что что я мужчина и должен уступать женщине, прощать (к слову, как увидел эту девушку лет тридцати, удивился ее подчеркнутой неженственности: широкие синие джинсы, полнота. При этом муж – чудаковато-интеллигентного вида намного ее старше и даже двое детей школьного возраста -= похоже, брак по расчету).