– Я, понимаете ли, день и ночь, день и ночь… Не жалея своих сил! Все для людей… Все для людей!..
Он приоткрыл ящик стола, посмотрел вглубь и тут же закрыл.
– Все здоровье на этой должности потерял! Как…
Он на секунду задумался, подбирая сравнение.
– Как … Прометей, понимаете ли! Как…
Он снова задумался.
– Рыцарь этот?.. Все забываю…
– Робинзон Крузо? – Подсказал Профессор.
Председатель с сомнением покачал головой.
– Да нет, вроде как бы по-другому звали. Но все равно!..
И председатель изобразил вид скорбный и удрученный.
– А пойдем у них самих спросим! – Предложил Михалыч.
– Пойдем! Мне скрывать нечего!
Председатель встал, предварительно закрыв ящик стола на ключ, затем подергал его для надежности.
Когда вся компания, продравшись сквозь заросли кустарника, вышла к заброшенным участкам, они увидели двух инопланетян. Те сидели на дереве и играли на флейте. О том, что это была флейта, Михалыч понял сразу: по телевизору как-то показывали Растроповича.
Компания остановилась в нерешительности. Инопланетяне продолжали играть, не обращая на них внимания.
– Моцарт, – сказал Дачная амнистия.
– Моцарт? В четверг? – С сомнением покачал головой Профессор.
– Вивальди! – Определил Михалыч. – Времена года.
– Согласен, – кивнул головой Профессор. – Лето.
– Середина июля, – уточнил Михалыч.
– Восемь часов утра, – вставил Дачная амнистия.
– Уже девять, – посмотрел на часы председатель.
Михалыч кашлянул.
– Я извиняюсь, граждане, нам бы насчет денег уточнить.
Инопланетяне перестали играть и захлопали черными большими глазами. Потом один из них показал им неприличный жест.
– Ну, я же говорил, – тут же засуетился радостный председатель. – Вот и консенсус!
– Чего? – Спросил Дачная амнистия, с надеждой запомнить красивое слово.
– Вы нам лапшу не впаривайте, сволочи инопланетные! Интеллигентно, но очень угрожающе заявил Профессор. Он почувствовал, что ускользает его мечта в три фазы и регулируемым углом подачи доски. – Я и сам могу пальцы крутить!
Он поднял с земли палку и с решительным видом двинулся к инопланетянам.
– Может, не стоит этого делать? – Неуверенно, с остатками благоразумия спросил председатель.
Но было уже поздно.
…Бежали они сквозь кусты, не особенно разбирая дороги. Впереди мчался председатель, потерявший, по его словам, все здоровье на этой должности.
Замыкающим бежал Михалыч, подтягивая слетающее трико.
Профессор с Дачной амнистией поддерживали друг друга, спотыкаясь и падая.
Отбежав приличное расстояние, они остановились, переводя дыхание.
– А еще гуманоиды, называется, – Профессор грязно выругался. – Сказали бы по человечески! Зачем же сразу своими флейтами махаться…
– И все по голове! – Поддержал Дачная амнистия, потирая ушибленные места.
Помолчали.
Со свистом, рассекая воздух, пролетела палка.
Профессор пригнулся.
Палка ударилась о дерево и отскочила к их ногам.
Они молча посмотрели на нее.
– Ну, я пошел? – Сказал председатель. – Должность, знаете, обязывает. Дела!
И уверенной походкой зашагал к своему участку. По дороге возмущенно разводил руками и вопрошал куда-то в небо.
– Деньги!.. Какие деньги? Это же надо такое придумать! Совсем люди совесть потеряли!
Голос постепенно затихал. Ему посмотрели вслед, вздохнули и неторопливо стали расходиться по своим делам.
После обеда Михалыч, сожалея о неразумно растраченном времени, решил наверстать упущенное и все-таки окучить картошку.
Он взял тяпку побольше и энергично принялся за работу.
Но солнце уже стояло в зените, голову напекло, он потерял сознание и упал прямо в борозду.
Когда пришел в себя, снова взял в руки инструмент.
К сожалению, солнце продолжало стоять высоко, и он опять потерял сознание.
Однако Михалыч был не из тех, кто отступает после первых трудностей.
Тем более, картошка создавала внизу кое-какую тень.
Прошелся с тяпкой несколько метров и снова упал.
Пришел в себя и стал работать.
Потом упал.
И так – с неумолимой периодичностью.
Соседи, которые возводили забор, бросили свое занятие и стали наблюдать за циклическим процессом.
– Странный метод агротехники, – сказал один из них. – Но что-то в этом есть.
– Слышь, сосед! – Прокричала супруга. – А ты не пробовал, когда уже внизу, одновременно и пропалывать?
Михалыч запустил в них тяпкой, и радостные лица скрылись за недостроенным забором.
День сегодня явно не заладился.
Тогда он решил заняться баней. Тем более, накануне поставил электрическую печь и все ждал удобного случая, чтобы опробовать.
Печь, повторяю, была электрическая. Кто в теме, сразу поймет несравненные преимущества. Для нее не нужны дрова и сопровождающие их вечные проблемы с пилкой, колкой, сажей и грязью. Все чисто и просто. Включил, нагрел – и мойся, сколько хочешь. Так, во всяком случае, утверждал поставщик. И так писалось в инструкции. Сначала на казахском, потом на узбекском и потом на русском языке мелким шрифтом. Со множеством грамматических о орфографических ошибок. Были, конечно, сомнения, выдержат ли пакетники, но общительный и словоохотливый продавец заверил, что можно подключать хоть атомную электростанцию: выдержит любая проводка!
Не выдержала. Причем, в самый неподходящий момент.
А именно когда Михалыч начал поддавать пару и уже стал хлестать себя веником.
Где-то сухо щелкнуло и в бане погасло освещение. Печка, испустив протяжный писк, начала остывать со скоростью наступающего ледникового периода.
Михалыч чертыхнулся и выглянул в оконце.
До столба, где находился счетчик с предохранителями, было недалеко: метров пятьдесят. И проблем не было их снова включить.
Но это для одетого человека. А когда уже начал париться, не одеваться же снова?
Немного пособиравшись с мыслями, Михалыч взял простыню, закутался в нее, как римский патриций, и, крадучись, вышел из помещения.
Осторожно перепрыгивая между кустами смородины, он уже почти подбежал к столбу, как сзади услышал шум работающего перфоратора.
Проклятые соседи после обеда снова принялись за работу.
С ловкостью вьетнамского партизана Михалыч бросился в кусты и притаился.
Надо подождать, когда перейдут на другую сторону, решил он.
Но соседи продолжали топтаться на одном месте.
А тут еще эти проклятые муравьи… Пользуясь его беспомощностью, они решили взять реванш за те инсинуации с хлорофосом, которые Михалыч устроил им на прошлой неделе.
«Ну, собаки, всех выведу!» – путая видовую принадлежность, прошипел он про себя.
Куда-то спешила по своим делам божья коровка. Но увидела голого человека в простыне, остановилась и замерла от удивления.
На микроскопической черной мордочке явственно можно было увидеть сначала недоумение, потом восторг.
Михалыч согнул палец и щелчком запустил божью коровку на околоземную орбиту.
На проводах захохотали ласточки.
А потом прилетели комары. Странно, днем же их обычно не бывает! Видимо, сообщил кто-то из местных.
Лежать стало невмоготу. Он уже собрался встать и изобразить типа: «Привет! Вот и я! Хэллоуин!..» или что-то в этом роде, как соседи, наконец, перешли на другое место.
Михалыч осторожно встал и только собрался подбежать к столбу, как сзади раздался грохот падающего профлиста.
Михалыч с коротким визгом снова юркнул в свое убежище.
Пока соседи между собой выясняли, кто из них «раззява», Михалыч решил поменять дислокацию и перебрался за сливу. Ствол дерева был довольно толстый и позволял стоять незамеченным.
Если бы не острые сучки!
В результате чего простынь и порвалась.
Подняв разорванный лоскут, он покрутил его в руках с мыслью, куда бы засунуть.
Сзади раздались аплодисменты, крики восторга и советы по его применению.
Михалыч резко обернулся. Он совсем забыл про дачу на смежном участке. И про то, что хозяева во второй половине дня обычно собирались на мансарде пить чай.
Не найдя ничего лучшего сказать в свое оправдание, он произнес первое, что пришло в голову.
– А я, может, нетрадиционной ориентации!
Хотя, спроси его, причем здесь ориентация, он бы вряд ли ответил.
Затем, уже не скрываясь, с невозмутимой гордостью Аполлона, перебросил простыню через плечо, подошел к столбу и щелкнул пакетниками.
Так же, с высоко поднятой головой вернулся в баню.
Но настроение было уже испорчено. Тем более, что пакетники опять вырубились.
Решив завтра с утра разобраться с продавцом, Михалыч пошел домой.
Но отдохнуть не удалось.
Приближался вечер, и на горизонте снова замаячил Дачная амнистия.
– Ну, ты что, Михалыч? Тебя все ждут! Пошли, инопланетяне проставляются!
Михалыч показал на правый бок, где у всех людей обычно располагается печень.
– У вас совесть есть? Все здоровье уже потерял! Будет ли у вас хоть какая суббота без пьянки? Я картошку окучить не могу!..
– Какая картошка, Михалыч! – Дачная амнистия захлопал глазами чистыми, как у ребенка. – Там уже все собрались! Водка греется. Амнистия ведь!
Вечером, когда зажглись звезды, соседи, строившие забор, затянули песню: «Сама садик я садила, сама буду поливать!…»
При этом перемигивались и хихикали.
Профессор пытался показать инопланетянам, где Большая Медведица, а председатель всех хватал за руки и доказывал, какая у него сложная и ответственная должность. При этом, по логике вещей, гримасу надо было бы изобразить если не скорбную, то хотя бы удрученную. Но тумблер, видимо, переключился в другое положение, потому что председатель радостно хлопал себя по коленкам и громко хохотал.
Потом пошли плясать под Вивальди, а когда закончилось спиртное (а оно почему-то всегда заканчивалось в самом неожиданном месте) послали Дачную амнистию за экологически чистым продуктом в ближайшую деревню.
Один Вовчик сидел грустный. Он думал о том, что через день ему опять возвращаться в Москву.
А Михалыч думал, что, может быть, завтра он все же окучит свою картошку.
ДЕЛО О ПРОПАВШЕЙ СВЕКЛЕ
Мир, конечно, прекрасен. Если в нем не пропадает свекла.
Михалыч посадил ее просто так. Раньше он ее совсем не ел. Просто на дух не выносил. Воротило от одного запаха. Но семена ему предложил Дачная амнистия, и он решил посадить на пробу. Свекла, как ни странно, уродилась такая, что дедушка Мичурин заплакал бы от зависти, оставил свое образцовое коммунистическое хозяйство и возглавил белую эмиграцию. Огромные зеленые стебли как лопухи качались над землей, обещая невиданный урожай. Это был фурор сельскохозяйственного искусства!
Михалыч пока ее не подкапывал в ожидании, что вырастет еще больше. Странно, больше ничего на огороде не уродилось. Только злополучная свекла. Мало того, соседние грядки постепенно желтели и чахли. Деревья стали засыхать, а над участком перестали летать мухи. Листья же свеклы становились все зеленее и мясистее.
И вот теперь количество урожая стало сокращаться каждую ночь.
Сначала Михалыч подумал, что ему показалось. Но точный подсчет зеленых листьев подтвердил, что процесс идет неуклонно и прямолинейно с уверенностью железнодорожного локомотива.
Он решил посторожить, чтобы поймать злоумышленника. Но в первую же ночь заснул сном младенца.
Перед второй ночью напился кофе.
Потом заснул сном младенца, которого напоили кофе.
В третью ночь он выпил еще больше кофе и снова заснул. Но, поскольку кофе обладает мочегонным действием, результат оказался таким, как бывает у младенца, которого напоили кофе, но вовремя не разбудили, чтобы сходить «по-маленькому».
Тогда он поставил видеозаписывающую аппаратуру, и это была единственная ночь, когда не украли свеклу.
Украли записывающую аппаратуру.
Михалыч решил пойти по следу злоумышленника, исходя из принципа «кому выгодно».
В данном случае выходило, что выгодно только Дачной амнистии.
– Точно, для своих коз ворует! – Решил Михалыч и пошел разбираться.
Еще подходя к участку своего соседа, Михалыч стал зажимать нос. Несусветная вонь увеличивалась в прямо пропорциональной зависимости по мере приближения к дому Дачной амнистии.
– У бебя бто-то умер? – Спросил Михалыч, зажимая нос и стараясь не упасть в обморок.
– С чего ты взял?
Дачная амнистия выглядел веселым и активным. Он дышал полной грудью и что-то перекладывал из кастрюли в кастрюлю.
– Видишь, сыр делаю. Козий.
– А запах? – Михалыч позеленел и схватился за живот. Сегодня он обедал, видимо, напрасно.
– Холодильник испортился! – Радостно сказал Амнистия. – Но это даже ничего! Пикантный привкус получился. Хочешь попробовать?
– Нет!!! – Закричал Михалыч и отбежал к противоположному концу участка. Здесь была наветренная сторона, и переносилось легче.
Дачная амнистия вытер руки об передник, вследствие чего передник стал зеленым и блестящим.
– Я по делу, – сказал Михалыч. – Свекла у меня пропадает. Ты, случайно, для своих коз ее не тащишь?
– Да ты что, сосед! – Дачная амнистия развел руками. – Все же знают, что козы свеклу не едят.
– Не знаю, что едят твои козы. Судя по запаху сыра, они пропитание ищут канализационных коллекторах. Только свекла у меня пропадает каждую ночь.
Дачная амнистия почесал в затылке.
– Надо подумать, кто это может быть.
Он сел на поваленное дерево и принял глубокомысленную позу.
– А ты точно сыра не хочешь?.. Странно!.. – Удивился он. – Ну, хорошо, хорошо! Я же не заставляю!.. Итак, давай рассуждать логически. Профессор исключается. Он недавно прочитал, что вегетарианство сильно вредит организму. Оказывается, все болезни от растительной пищи. Теперь питается только мясом. Скоро мимо его участка станет страшно проходить. Сущий вурдалак становиться. Председатель?.. Вряд ли! Уже месяц как в запое. Как сдали ему членские взносы, так и подкосило бедолагу.
Он поднял голову на Михалыча.
– Что ты все время мелькаешь? На месте постоять не можешь?
– Да так, – ответил Михалыч, который периодически менял свое местоположение в зависимости от направления ветра. – Геморрой замучил.
– У меня есть хороший рецепт. Берешь свеклу… Ах, да, извини. Для тебя эта тема болезненная!
– Ты думай! Не отвлекайся.
Михалыч периодически делал отгоняющие пассы возле лица, как это делают сидящие у костра, когда кажется, что куда бы ты ни сел, весь дым все равно идет на тебя.
– Есть! – Дачная амнистия хлопнул себя по голове. – Я понял, кто это может быть!
– И кто?
Дачная амнистия хитро прищурился.
– Фиолетовое создание!
– Кто? – Удивленно спросил Михалыч. – Тебе что, козий сыр в голову ударил?
– Ну, это я так образно обозвал. Помнишь, ту дачницу, что на участок с томиком Пушкина приезжает? А по вечерам романсы поет? У меня козы потом доиться перестают!
– А ей – то зачем?
– Ты не понимаешь, – с видом знатока пояснил Дачная амнистия. – Всегда виноват тот, кто меньше всего вызывает подозрения. Детективы читать надо!
Михалыч задумался.
…На выходные из Москвы приезжало воздушное и эфемерное существо. В широкой ажурной шляпе и длинном платье оно напоминало чеховских дачниц. Под мышкой у нее всегда был томик поэтов серебряного века, а в руке – прозрачный зонтик. Она, конечно, меньше всего вызывала подозрения. Но представить, что эта возвышенная натура ночью таскает свеклу, а потом хрустит ею под покровом ночи, было затруднительно.
– А ты не ошибаешься? – С сомнением спросил Михалыч.
– Конечно, нет! А кому еще? Нет, ты мне скажи, кому еще?
Аргумент выглядел убедительным.
– Действительно, кому же еще? И что же делать?
Дачная амнистия почесал затылок.
– Сама она, конечно, не признается. Надо выведать.
– А как?
– Сам думай. Я тебе и так все разъяснил. Вобщем, некогда мне! Сыр пойду до кондиции доводить.
– То есть, это еще не кондиция? – Удивился Михалыч.