– Так зачем пришел-то? – сделав большой глоток и поморщившись, повторила свой вопрос Кристи.
– Да все мое писательство, черт, – я неопределенно взмахнул рукой, едва не расплескав при этом остатки коньяка. – Запутался немного. Хотя, нет, даже не немного. Вообще мрак.
– Вот здесь поподробнее, – заинтересовалась девушка и наклонилась вперед. – Опять кого-то похоронил?
– Почти. Во всяком случае, мне так показалось.
Неожиданно для самого себя я вывалил на обалдевшую от обилия подробностей Кристи все, что со мной произошло за последнее время, не забыв упомянуть о рассказе, о котором она не знала. Единственное, о чем я умолчал, это мои подсознательные рассуждения о том, что мы, по факту, должны были быть вместе. Не знаю, почему я не стал говорить об этом. Возможно, просто испугался. Дослушав до конца, девушка некоторое время недоверчиво смотрела на меня, словно пыталась понять, не сочиняю ли я, а потом, по своему обыкновению, наморщила нос.
– Даже не знаю, что и сказать, – наконец, выдавила она из себя. – Таких совпадений не бывает, по-моему. Мистика какая-то. Но ведь я сижу перед тобой целая и невредимая. Ни под какую машину не попадала, в больнице не лежала. Ну, рассталась с человеком, с которым планировала если и не состариться, то хотя бы протянуть еще пару лет. Но все к этому давно шло, так что твой отъезд если и стал причиной, то только косвенной.
– Как это?
– Тебя не было, нам пришлось больше времени проводить вместе. Я думала, что нас это сблизит, а вышло наоборот. Но это мое дело, проехали. Вернемся к нашим баранам, как говорил… ээ… Оскар Уайльд?
– Нет, француз какой-то, не помню имени.
– Не важно. Итак, твой последний рассказ. Дашь почитать?
– Что? Нет, не могу. Я его… порвал.
Мне было стыдно оттого, что приходилось врать, однако в этой рукописи было слишком много личного, чем я не был готов делиться даже с Кристи. Услышав такой ответ, девушка огорченно вздохнула и залпом допила остатки коньяка.
– Каков подлец, – икнув, резюмировала она. – Как твоя рука? Болит?
– Уже нет. Мне ее перебинтовали в травмпункте, нанесли какую-то мазь и сказали, что через неделю заживет.
– Хорошо. Слушай, у меня возникла шикарная идея!
Сказав это, Кристи выкарабкалась из кресла, шатающейся походкой подошла к столику и наполнила свой бокал чуть ли не до краев, пролив часть жидкости на стол.
– Совсем наклюкалась я, – девушка рассмеялась и неожиданно хрюкнула, из-за чего развеселилась еще больше. – Ой, держите меня семеро… Ладно. Так вот, идея. Ты все пишешь о каких-то чудаках, о которых понятия не имеешь. Не считая последнего случая, конечно, но там, возможно, ты просто слишком близко все к сердцу принял. Почему бы тебе не написать о какой-нибудь общественной персоне, м?
– Например?
– Ну, пусть в твоем очередном рассказе президента какого-нибудь Чегототамстана сожрут крокодилы. Тебе ведь нет дела до президента Чегототамстана, верно?
– Дура!
Я не выдержал и рассмеялся. Несмотря на то, что в предложении Кристи был определенный смысл, я даже мысли не допускал о том, чтобы снова убить кого-либо в своих произведениях, особенно после всего, что уже произошло. Однако девушка не унималась – ее окончательно развезло, и она совершенно перестала себя контролировать.
– И вообще, дай мне лист бумаги и ручку, – вещала она, то и дело вставляя в речь нецензурные слова, – я сейчас составлю список всех, кто когда-то сделал мне больно. О, я всех вспомню, каждую мелкую гадину, которая портила мне жизнь! Начнем с дядюшки, из-за которого я до сих боюсь заходить в воду без спасательного круга. Потом математичка, которая выпила несколько литров моей крови. Тристанчик, миленький мой… Я… Спать.
Поток обвиняемых в этом импровизированном процессе внезапно оборвался, и Кристи, поднявшись, подошла к дивану и без слов рухнула на него. Это произошло так неожиданно, что я не успел подхватить ее. Но этого, к счастью, не потребовалось – то ли помог автопилот, то ли девушке просто повезло, но она упала лицом прямо на подушку. Убедившись в том, что с ней все в порядке, я с облегчением вздохнул и, стараясь не смотреть на оголившийся зад подруги, принес из спальни покрывало и набросил на ее. Кристи что-то пробормотала во сне, но я не разобрал, о чем шла речь.
Конечно, мне сразу стало понятно, что оставлять ее в таком состоянии ни в коем случае нельзя. Поэтому, заметив на полке карандаш, я взял его и вытащил из сумки блокнот. Кристи была права: мне не стоило пить. Алкоголь вызвал очередной приступ головной боли, а таблетки я уже принять не мог – иначе в квартире вместо одного невменяемого индивида было бы два. Несколько минут я, морщась, таращился на чистый лист, то поднося к нему карандаш, то убирая руку. Во-первых, у меня не было ни единой мысли, которую хотелось бы перенести на бумагу. Понятное дело, что давать волю своему подсознанию я больше не хотел – мало ли что могло из меня вылиться на этот раз. Во-вторых, поверив в то, что с Кристи, действительно, что-то произошло, я не на шутку перепугался – в мою голову постоянно лезли мысли о том, что я в ответе за все, что случилось с реальными прототипами моих историй. Напрасно я пытался убедить себя в том, что все это слишком похоже бред сумасшедшего – теперь только под дулом пистолета я бы согласился снова начать писать. Да и то вряд ли.
Утвердившись в верности принятого решения, я на какое-то время почувствовал облегчение, однако очень скоро головная боль вернулась, и спустя полчаса я готов был на стену лезть, лишь бы избавиться от нее. Поэтому, когда мой взгляд упал на недопитую бутылку, я не стал долго раздумывать над тем, какое воздействие на меня окажет очередная порция алкоголя, и залпом, не отрываясь, выпил все до капли и стал ждать, пообещав себе, что если это не прекратится, то я разобью этот бесполезный отросток в виде головы об стену. К счастью, до этого дело не дошло – не прошло и минуты, как я почувствовал, что боль утихает, уступая место сонливости. Вероятно, логичнее было бы лечь в спальне, но я всегда был немного брезгливым – даже в пьяном состоянии мне было неприятно прикасаться к кровати, на которой еще недавно Кристи, скорее всего, занималась сексом со своим бойфрендом. Стараясь не производить резких движений, чтобы не спровоцировать очередной приступ мигрени, я опустился в кресло и закрыл глаза.
Наверное, еще никогда в жизни я не засыпал так быстро – у меня создалось впечатление, что мой мозг просто выключили. Кто? Не знаю. Возможно, я сам. Или тот, кто, как мне казалось, скрывался внутри меня. Скорее всего, имел место второй вариант, особенно если принять во внимание последующие события. Проснулся я так же резко, будто и не спал вовсе. Протерев глаза, увидел, что Кристи лежит на прежнем месте. Из ее приоткрытого рта за ночь на диван вытекло небольшое количество слюны, которая образовала темное пятно на ткани. Усмехнувшись такой картине, я поднялся, удивляясь тому, что не чувствую ни малейшего намека на похмелье, но уже в следующий момент перестал улыбаться, уставившись перед собой.
Забавно описывать свое поведение, словно ты какой-то персонаж из комиксов, однако это самый простой способ передать чувства, которые я испытывал в тот момент. На столике лежал мой блокнот – он находился на том же месте, где я его вчера оставил. Разница была лишь в том, что добрая половина его была исписана аккуратным почерком. Моим почерком! Не веря собственным глазам, я взял его в руки и, пролистав, уставился на заголовок нового рассказа, который я, похоже, написал ночью. Чувствуя приближение истерики, я отшвырнул блокнот от себя. Перелетев через стол, он зацепил по пути бутылку, которая, качнувшись, сделала несколько оборотов вокруг своей оси и, наконец, упала на пол.
Звон разбившегося стекла разбудил Кристи, и она, подняв помятое лицо, несколько секунд смотрела прямо на меня, по всей видимости, пытаясь понять, что происходит. Наконец, вспомнив предыдущий вечер, она застонала и снова упала лицом на подушку.
– Господи, стыдно-то как… – промычала девушка. – Я не храпела?
– Нет… – хрипло ответил я и, прочистив горло, повторил более внятно. – Нет. Спала как младенец.
– Ага, как пьяный в дрова младенец.
С трудом приняв горизонтальное положение, Кристи заметила пятно на диване и стыдливо прикрыла его покрывалом. У меня в голове творилось черт те что, поэтому я сделал вид, что не заметил ничего. Мне очень хотелось снова погрузиться в сон, чтобы потом проснуться и забыть обо всем, но раскрывшийся при падении блокнот не позволял мне сделать этого. Казалось, что он вдруг стал центральным элементом интерьера, и куда бы я ни посмотрел, все равно видел его. Наконец, и Кристи обратила на него внимание. Удивленно хмыкнув, она собралась с силами и преодолела два метра, отделявшие ее от моего нового творения.
– Чего это ты так неуважительно обращаешься с плодами своего труда? – у девушки заплетался язык, но она все равно не могло удержаться от наставнического тона. – Нельзя так. Ну-ка, посмотрим… Нет, не могу. Прочитай сам, вслух, а то у меня голова раскалывается. Вот что значит отсутствие опыта!
– О чем ты?
– Пиво. Его нет. Может быть, сгоняешь в магазин?
– Обойдешься.
Я с сомнением покрутил в руках рукопись. Почему-то мне казалось, что если я не стану читать, то ничего не случится. Понятно, что эта позиция была сродни страусовой – ничего не вижу, соответственно, опасности нет. Но рядом была Кристи – и она точно не позволила бы мне отмолчаться. Поэтому, вздохнув, я открыл блокнот на нужной странице и приступил к чтению. Чувство было похоже на предыдущий раз, когда я просто водил рукой по бумаге, не отдавая себе отчета в том, что делаю. Так или иначе, но у меня сразу возникло ощущение, что я никак не причастен к написанному.
Иваны Ивановичи
Человек, которого не существовало, сидел перед пультом управления и с задумчивым видом барабанил пальцами по столешнице. У него был плохой день. Вероятно, худший за всю его жизнь. «Как причудливо тасуется колода…» – вспомнив Булгакова, он усмехнулся и откинулся на спинку стула, закатив глаза к потолку, словно хотел сквозь него увидеть Бога. Комната, в которой находился человек, представляла собой часть бункера, находящегося глубоко под землей. Могила, подумал он. Как знал, как знал…
Человека звали Иваном, так же, как и его отца, и деда, и прадеда. Целая вереница Иванов, о существовании которых никто не догадывался. И у каждого из них в руках была сосредоточено столько власти, что ее хватило бы на несколько небольших государств. Все началось с Ивана IV Васильевича, которого в народе почему-то прозвали Грозным. Хотя, возможно, он сам выбрал себе это прозвище – властитель был еще тем пиарщиком. Но теперь это было совершенно не важно. Единственное, что беспокоило Ивана Ивановича, это тот грустный факт, что он оказался бездетным и так и не смог воспитать себе преемника. Можно было бы, конечно, продолжать стараться – ему едва исполнилось сорок пять лет. Для мужчины это самый расцвет. Но судьба решила сыграть с ним злую шутку. Человек, который за всю свою жизнь не выкурил ни одной сигареты, не сделал ни одного глотка алкоголя, регулярно занимался спортом и вообще не имел дурных привычек, умирал от агрессивной формы рака, пожиравшего его изнутри. Лучшие врачи мира бились над его случаем, но в итоге все пришли к выводу, что жить ему осталось не больше пары месяцев.
– Три от силы, – испуганно констатировал последний эскулап, которого привезли в его бункер с завязанными глазами. – Вам необходимо лечь в больницу, чтобы обеспечить себе подобающий уход.
– Зачем? – спокойно спросил Иван Иванович, который привык воспринимать происходящее с ним как факт и не строил иллюзий относительно реалий этого мира. – Чтобы последние дни своей жизни провести под капельницами? Не вижу смысла. Тем более что вы сами только что сказали: шансов у меня нет.
– Но…
– Благодарю вас за визит, доктор, – мужчина перебил дрожащего от страха собеседника и махнул рукой в сторону. – Мои помощники доставят вас домой. Надеюсь, вы понимаете, что об этом визите не стоит никому рассказывать? Это для вашего же блага.
– Конечно! – с облегчением выдохнул эскулап. – Врачебную тайну никто не отменял.
Проводив взглядом доктора, который в сопровождении рослых охранников покинул его рабочий кабинет, Иван Иванович попытался представить, какой будет его последняя мысль. Ему нравилось вселять в людей надежду, а потом рассматривать выражение недоверчивого удивления, застывшее на их лицах. Можно сказать, что это было одно из немногочисленных развлечений, которые он себе позволял. Впрочем, на этот раз у него не было желания наблюдать за убийством. Мужчина точно знал, что смерть будет быстрой и почти безболезненной. Ему даже было жаль доктора – возможно, если бы у него было время на размышления, то он отпустил бы визитера с миром. Но об этом уже поздно было думать. Черт с ним.
Мысль, которая не давала ему покоя, заключалась в том, что с его уходом пресловутая красная кнопка останется бесхозной. Когда-то это были верительные грамоты, с помощью которых его род мог контролировать полмира, потом им на смену пришли другие документы, но настоящая власть появилась, когда в распоряжении Иванов Ивановичей оказалось ядерное оружие. Это должно было случиться рано или поздно – невозможно обладать несметными богатствами и при этом не иметь оружия для его защиты. Мужчина уже давно не задумывался над размером своего состояния, однако за постоянно растущим ядерным потенциалом своей невидимой империи следил постоянно. Последние данные, полученные им, говорили о мощности, эквивалентной почти двум тысячам килотонн тротила. Даже при самых скромных расчетах этого количества с лихвой хватило бы на то, чтобы стереть с лица Земли большую часть населения. Зачем?
– Не зачем, а почему, – поправил сам себя Иван Иванович. – Потому, что я могу. Какой смысл уходить, оставляя после себя игрушку, которой сам так и не успел воспользоваться?
Мужчину мало беспокоила судьба человечества – он уже давно перестал воспринимать жизнь на планете как что-то священное, потому что его с детства приучали к мысли о том, что он находится выше всей этой суеты, которую устраивали вокруг себя люди. Поэтому решение, которое он принял за несколько секунд, не вызвало в нем ни капли сожаления. Встав со стула, он подошел к пульту управления и откинул в сторону стеклянную крышку, защищавшую пусковой механизм от случайного нажатия. Улыбнувшись, он занес руку над кнопкой, но в этот момент из коммутатора, стоявшего на столе, раздался женский голос:
– Иван Иванович, у меня для вас информация по интересующему вас вопросу. Могу ли я зайти?
Чертыхнувшись от неожиданности, мужчина некоторое время смотрел перед собой, а потом бросил через плечо:
– Зайдите.
В конце концов, пять минут он сможет выделить – особенно если повод будет заслуживающим внимания. Вернув крышку на место, он повернулся к двери, которая вскоре бесшумно открылась – и в кабинет зашла молодая девушка, одетая в строгий костюм мышиного цвета. Иван Иванович никогда не позволял себе лишнего с обслуживающим персонажем, считая любовные интрижки ниже своего достоинства, поэтому принципиально не замечал красоты своей работницы, которую та старательно скрывала с помощью неброской одежды, старушечьей манеры краситься и чопорно поджатых губ.
– Вот вся информация, которую вы запрашивали, – девушка протянула шефу несколько скрепленных между собой листов бумаги и, дождавшись его кивка, тут же вышла.
Иван Иванович никогда не верил в чудеса – даже в детстве, когда мама рассказывала ему сказки, он умел отделить вымысел от правды и ни разу не попросил развить тот или иной сюжет. Но, в то же время, ему прекрасно было известно о том, что многие вещи, о которых люди даже не догадываются, имели место в этой жизни. Часто он сам выступал тем самым фильтром, сквозь который не могли просочиться новости о появляющихся то там, то здесь экстрасенсах, телепатах и прочих нестандартных личностях. В его личном каталоге было столько странностей, что их с лихвой хватило бы на добрую сотню Гарри Поттеров. Но среди них не было никого, кто смог бы помочь ему – и он был склонен рассматривать подобную несправедливость как злую шутку, которую судьба сыграла с ним. Тем не менее, первое же предложение в отчете заставило его моментально забыть о своих обидах на Вселенную и впиться глазами в текст.