– Я не обижаюсь на тебя, Антонио. Я даже не знаю, как это делается. Ведь я не настоящий и о жизни сужу только по тому, что увижу из окна твоего автомобиля, или услышу, о чем ты разговариваешь со своими попутчиками. Люди рассказывают, а я запоминаю. Я ведь с тобой постоянно езжу. И помню, что говорила и как смотрела на тебя Кармен, когда ты обнимал и целовал ее здесь, на этом сиденье, передо мной. И мне обидно, что о своей Кармен ты почти ничего не знаешь. Вот говоришь только, мол, она красивая, нежная, ласковая. А о чем она думает, что она хочет, так ничего мне и не сказал. Она ведь с тобой не только потому, чтобы удовлетворять твои сексуальные пристрастия. У нее есть сердце, которое чувствует, болит, переживает. И оно не такое каменное, как у тебя.
– А что я, собственно, должен знать о ней? Я не вторгаюсь в ее внутренний мир, не докучаю ревностью. Вежлив, говорю ласковые слова, предвосхищаю ее желания. А ты ведь сам знаешь, что без всяких там модных тряпок, дорогой косметики и украшений ни одна женщина в мире не может быть до конца счастлива. Не я их такими сконструировал, и потому думаю, что Кармен мною довольна. И мне хорошо, а на большее я не претендую. А потом, сам должен понимать, что чем больше ты знаешь о человеке, тем меньше им очаровываешься. Тогда в чем ты хочешь упрекнуть меня?
– Так, все так, да не так. – Марьячи качнул своим широкополым сомбреро, давая понять, что не согласен с объяснениями Антона. – Нравится? Вежлив? А может быть, твоя вежливость и обходительность для нее хуже оскорбления. Может быть, она совсем другого от тебя ждет. Забыл, что существует одно самое главное на свете слово? Любовь, или не слыхал о таком?
Шуршали об асфальт шины. Проносившиеся мимо редкие встречные машины вдавливали в салон джипа спрессованные воздушные заряды. Дорога шла под уклон, что заметно, градус за градусом, поднимало температуру за бортом.
– Ладно, Мигель, давай по рукам. Заключим перемирие. Спасибо тебе за откровенную беседу. Благодаря ей дорога в два раза короче стала. Кстати, вот и указатель съезда в нужном мне направлении показался. Он выведет нас к долине Espiritu Santо[3]. Скоро я увижу утыканные вкраплениями убогих шахтерских поселков Кахика, Гуатеке, Лос Хунтос места обитания добытчиков авантюрного изумрудного счастья. Тут можно ежедневно прозябать в грязи и бедности, но каждый восход солнца будет возрождать манящую надежду на то, что очередной срубленный в этот день пласт породы вдруг блеснет зеленным всполохом, который изменит всю горькую судьбу горнокопателя.
Это наш край, там тоже наша вотчина, наша мечта о том, что в конце концов и мне удастся вырвать у неповоротливой судьбы свой шанс на удачу. Да вот, кстати, и придорожная харчевня. Неплохо бы и перекусить. Не знаю, как тебе, а мне не помешает подкрепиться…
Джип вывернул передние колеса, съехал с шоссе и приткнулся хромированной мордой к палисаднику, засаженному низкорослыми вечнозелеными кустами с жесткими листьями, который продолговатой полудугой окаймлял одноэтажное здание под красной черепичной крышей. По фасаду раскинулась вывеска с выведенной розовой краской надписью – «Restaurante Postobon». У входа в скромное заведение общепита в качестве элемента рекламной декорации красовалась деревянная повозка с огромными колесами, оставшаяся, должно быть, со времен последнего предрождественского карнавала Aquinaldo, на открытой платформе которой были выставлены огромные вазоны, заполненные пестрым орнаментом из цветов канну, петуний и белокрылой каллы.
За стеклянными дверями придорожного ресторана Антона встретила прохладная атмосфера, поддерживаемая трудившимся изо всех сил кондиционером, и растянутый на полстены удивительный плакат со звучным и бессмысленным лозунгом: «Пеле, король футбола, покинул нас, Иисус, царь царей, пришел к нам».
«Удивительная смесь из католического панегирика Спасителю человечества и почти языческого поклонения гению футбола», – подумал Антон. В просторном помещении посетителей почти не было. Только двое мужчин. Судя по их виду и одежде – местные жители, которые коротали обеденное время за ячменной похлебкой-кучуко из мяса свинины и парой бутылок местного пива «Агила».
Бекетов выбрал для себя столик в самом дальнем углу зала и стал дожидаться, когда к нему подойдет миловидная официантка-мулатка в белой плиссированной юбке ниже колен, красной блузке с короткими широкими рукавами и с цветастой повязкой на смоляных волосах, чтобы попросить ее принести вкуснейшую «бандеху-пайсы» из жареных кусков говядины с фасолью, маниокой, авокадо и варенными кукурузными початками. Поколебавшись и зачем-то задержав взгляд на толстых вывороченных губах молодой женщины, он добавил в заказ сто граммов агуардьенте и бутылку воды без газа.
«Что-то я сегодня размечтался о бабах, – про себя усмехнулся Антон, провожая взглядом покатую спину удалявшейся официантки и с удовольствием наблюдая, как ловко вправо-влево качается на ее крутых бедрах белая юбка. – И с кем разговорился? С Мигелито, куском пластика. Душу начал перед ним выворачивать. Это что же? Раздвоение личности? Разнюнился. Прикинулся, что таким образом скоротал время в пути? Зачем заниматься поисками ответов на в общем-то не самые сложные вопросы? Ясно одно – я беглец, заброшенный по воле рока за линию экватора, без друзей и родных, пытающийся обрести опору под своими ногами. Вот мой краеугольный камень. В конце концов, Колумбия – страна эмигрантов, многие из которых еще не забыли свои европейские или африканские корни. Тогда единственное и главное, что я должен сделать, – это вписаться в новые условия, и прежде всего укрепить свой бизнес. А если получится так, как я задумал, тогда сразу появятся и друзья, и женщины, как мотыльки, слетятся на огонек чужого успеха. Дочери Евы крепко помнят это несложное правило, выработанное их общими усилиями еще во времена Ветхого Завета».
Вернувшаяся с подносом симпатичная мулатка принялась деловито раскладывать перед Антоном обеденные приборы: ложки, вилки, ножи, салфетки. Подложила плейсмэт из крафт-бумаги, на который торжественно водрузила тарелку с дымящимся мясом. Затем отошла к бару и принесла с собой дополнительно заказанные маленькую бутылочку «огненной воды» и минералку. Напоследок поощрительно улыбнулась терпеливому гостю и пожелала ему «Buen provecho»[4].
«Это я хорошо сделал, что вложил свои деньги в изумрудный бизнес в Колумбии. Это не золото, не нефть и тем более не кокаин. Дело чистое. Относительно, но все же. Недаром колумбийцы считают изумруд символом свободы и независимости. – Антон подцепил на вилку сладковатую юкку и отправил ее в рот вслед за сочным куском мяса. – Ничего, что добыча изумрудного сырья на моей делянке трудная и не такая уж рентабельная. Хотя, может быть, это не так уж плохо. Прииск меньше привлекает внимание. Честно говоря, я его и приобрел только потому, что он уже перешел в разряд убыточных. Только поэтому Лос Кинтерос, боссы долины Мусо, лично распорядились мне его продать по заниженной цене. Поди плохо переуступить слабый актив и заодно взять под свое покровительство иностранного чудака, готового вложиться в эти сомнительные копи. Управляемая ситуация. Двадцать процентов от добычи изумрудов я по-любому должен отдавать в „сообщество“, чтобы меня никто не трогал. Ну а раскопаю больше, чем они ожидают, тут и жди плохих парней, у которых всегда найдутся в запасе очень убедительные слова. Хотя зря я наговариваю на Колумбию. В этом смысле она ничем не хуже России. Те же негласные правила и та же манера ведения бизнеса.
Но теперь нужно действовать по-другому. Отдавать необработанные изумруды местным скупщикам становится невыгодным. Если сам буду их реализовывать, но не здесь, а подальше, предположим, во Франции или в Бельгии, снабжая ими престижные модные дома и ювелирные салоны, скажем, такие как „Роша“, „Пьер Карден“ или „Гальяно“, то размер выручки заметно подрастет, возможно, в разы. Стоит только отработать маршрут по перевозке изумрудов, предположим, мелкими партиями, договориться о возобновляемой аренде частных самолетов, ну и, конечно, продумать, как избежать уплаты таможенной пошлины и здесь, и там. Если за все платить, то много не выручишь. А вот „сообщество“ обманывать нельзя. Такие законы не нарушаются. Так что, как ни крути, но ежемесячно двадцать процентов с прибыли вынь и положи в кассу покровителей. Я с ними честен, и они меня подстрахуют, когда нужно».
Довольный своими рассуждениями, Антон Бекетов налил из бутылочки агуардьенте и не спеша, маленькими глотками выпил всю рюмку. На душе стало как-то теплее. Настроение поднялось. Проблемы стали смотреться значительно проще. Однако надо торопиться. Солнце уже высоко, а до шахты «Чорро» еще тридцать километров. Оставаться на ночь в этом постоялом дворе, больше похожем на ночлежку, чем на гостиницу, явно не хотелось:
«Надо за день решить все вопросы и вернуться в Боготу. Похоже, мой бригадир Густаво Варгас приготовил для меня нехороший сюрприз. Недаром он позвонил мне в Боготу и срывающимся голосом умолял быстрее приехать на прииск».
Рассчитавшись за обед и наградив приятную во всех отношениях официантку высокими по местным меркам чаевыми, Антон вернулся к своему отдохнувшему на солнцепеке джипу, уселся за руль, завел мотор и первым делом врубил на полную мощность кондиционер – салон готов был от жары расплавиться по частям. «Форд Бронко» вырулил на шоссе, Антон прибавил газу и, усмехнувшись, взглянул на болтавшегося на шнурке пластмассового Пиноккио-Мигелито.
– А теперь больше не доставай меня своими вопросами и нравоучениями.
С каждым километром асфальтовое полотно дороги становилось все более похожим на неровно вспаханное поле, в котором рытвин и ухабов было, пожалуй, больше, чем в гранитном карьере. Вскоре внизу справа заструилась водная гладь реки, которая то растягивалась в тонкую извилистую ленту, то растекалась по межгорным долинам, образуя большие и малые озера, по которым сноровисто сновали разномерные катерки и пыхтел нагруженный строительными материалами паром. Вскоре путь перегородил странный, неаккуратно раскрашенный черно-красными полосами шлагбаум из засохшей толстой ветви какого-то дерева, рядом с которым в расслабленных позах расположились три охранника с дробовыми помповыми ружьями.
Один из них лениво оторвался от своего ничегонеделанья и, не торопясь, подошел к джипу. Наклонившись к боковому окну автомобиля и вглядевшись в Антона, он скривился в улыбке и поприветствовал его:
– Buenos dias, senor Beketov[5], – и махнул рукой, давая знак своим подельникам, чтобы они подняли стрелу шлагбаума. Проводив взглядом удалявшийся джип, он раскурил потухшую было сигару и произнес, словно отвечая на молчаливый вопрос своих подчиненных:
– Es un loco ruso, conocido del don Cuco Danoy[6].
Сеньор Куко был всемогущим капо в этих местах, то есть смотрящим за порядком и поведением добытчиков изумрудов в этой долине, одно имя которого внушало ужас и почтение у полутысячи трудяг, сутки напролет ковырявших малоотзывчивую горную породу. Властелины этих мест, Лос Кинтерос, умели подбирать верных псов для охраны своих интересов.
Прииск «Эль Чорро» располагался в удивительно живописном месте – на отшибе от расположения основных месторождений изумрудов, в стороне от докучливого внешнего внимания, что позволяло старателям спокойно, без суеты и нервозности, вести вырубку минералосодержащей руды и промывать ее в примитивных проточных лотках. От входа в шахту, по склону, легко было спуститься к самой реке, которая делала здесь причудливую петлю и еще быстрее устремлялась вниз, вспениваясь на многочисленных порогах и облизывая каменистые и обрывистые откосы зеленых лесистых гор. На противоположной стороне реки, как раз напротив входа в шахту, прямо из горы бил родник, столь мощный и напористый, что напоминал собой небольшой водопад, который, образуя полудугу, низвергался прямо в реку, поднимая в воздух мириады брызг.
Наиболее интересным моментом в здешних красотах было то, что этот прииск принадлежал уважаемому по местным неписаным законам сеньору Антонио Бекетову, который и сам длительное время удивлялся тому, как это ему, чужестранцу, удалось так быстро и без особых юридических проволочек приобрести в собственность этот рудник.
Конечно, месторождению «Эль Чорро» далеко до шахты «Аквариус», в которой время от времени выламывали чистейшие монолитные изумруды весом в десятки карат, и поэтому все окрестные горняки стремились заполучить работу именно на этой шахте, так как видели в ней возможность вырваться из беспросветной бедности и стать уважаемым человеком.
Тем не менее скромный по всем меркам рудник «Эль Чорро» свое дело делал, и каждую неделю поверенный Антона и бригадир старателей Густаво Варгас, принарядившись в лучший свой костюм из шерсти альпака, отправлялся в Боготу и шел в офис Антона в гостинице «Такендама», чтобы передать тому маленький, но увесистый полотняный мешочек, набитый мелкими изумрудными кристаллами.
Да, такая россыпь вряд ли может устроить привередливых парижских ювелиров, и ей самое подходящее место на черном рынке на улице Калле-Реаль. Завистливые критики при этом определенно скажут, что эти изумрудики есть всего лишь давальческое сырье, но, как бы то ни было, каждый месяц Антон Бекетов сводил баланс своего предприятия с небольшой чистой прибылью, что заставляло его привыкать к мысли о том, что не за горами тот светлый день, когда и он если и не станет изумрудным королем, то в число избранных принцев войдет наверняка.
Одним словом, самолюбие Антона как бизнесмена никак не страдало. Одно лишь его не устраивало. Это то, что он отдавал свой товар местным перекупщикам по местной цене, весьма низкой, надо сказать, и то, что ему так и не удавалось наладить самостоятельный сбыт изумрудов.
Джип Антона заехал на площадку перед рудником «Эль Чорро», на которой уже сгрудились несколько изрядно заезженных автомобилей, принадлежащих его горным рабочим, и где располагалось небольшое одноэтажное здание из досок и шифера, в которой размещалась рабочая столовая и конторское отделение одновременно. Так как солнце давно уже перевалило свой зенит и время обеденной паузы закончилось, в помещении никого не было, и только за небольшим письменным столом сидел согнувшийся над клавиатурой компьютера одинокий человек, в котором Антон узнал своего поверенного Густаво Варгаса.
– Hola, Gustavo, como estas? Siempre preocupado?[7] – приветствовал он его.
– B uenos dias, senor Antonio. Lamentablemente, Ud. tiene razon. Hoy tenemos un dia muy triste[8], – откликнулся Густаво и, выйдя из-за стола, поспешил навстречу своему боссу.
– Так что же у вас произошло? – в голосе Антона прозвучали нотки нетерпения и желания побыстрее узнать нехорошие новости. Горное дело всегда сопряжено с большими сложностями, и неприятностей можно ожидать откуда угодно и в самый неподходящий момент.
– Так вот я как раз и собирался вам подробно рассказать о том, что у нас на шахте случилось несчастье. Поэтому я и позвонил вам вчера и решился попросить вас сегодня приехать на прииск, – решил не затягивать с ответом бригадир.
– Короче, Густаво, – поморщился явно недовольный ответом своего подчиненного Антон. За время пребывания в Колумбии он почти привык к речевым особенностям местных жителей, которые всегда стремились говорить много и вычурно, разукрашивая свою речь цветастыми оборотами. Им казалось, что таким образом они выглядят в глазах собеседника более значительно и добиваются к себе большего уважения. – Давай по существу.
– Вышло так, – перевел дыхание поверенный и первым делом ослабил на своей шее туго намотанный платок, будто намеривался набрать в грудь побольше воздуха. – Вчера, как обычно, мы приступили к прокладке нового ствола шахты. Проходка велась в штатном режиме, без отклонений от технических параметров. Проблем с вывозом сопутствующей породы не было, так как уклон ствола был минимальным. Не более пятнадцати градусов. Мы, как обычно, ставили крепежи, произвели частичное армирование. Все шло великолепно. Хочу подчеркнуть, что новые воздухонагнетательные установки и электрогенераторы, которые вы закупили по моему совету, работали безотказно. Абсолютно ничего не предвещало беды. Когда же мне понадобился газоизмерительный прибор, я послал за ним одного горняка. У нас они, как и другое необходимое для работы оборудование, хранятся в короткой боковой штольне, как раз на половине длины основного ствола шахты. И вот здесь произошло неожиданное. Через какое-то время мы услышали грохот обвалившейся породы, и когда подбежали к этой штольне, то увидели, что она наполовину завалена обрушившимся грунтом, и этот парень оказался под ним. Его зовут Кесо, то есть, извините, Хайме Лопес. Кесо – это мы так его прозвали за пристрастие к козьему сыру. Какое-то время мы слышали его стоны, но к утру все стихло.