-Как Вы себя чувствуете, Андрей?
Аверин открыл глаза.
– А что, уже утро?
–Шесть часов. Спали ночью?
–Спал. Но паршиво. Всякая дрянь опять в голову лезла. И болит…
–Прекрасно! – прервала его медсестра Римма бодрым, как на первомайском параде, голосом.
–А это у наc палата VIP. Гордость нашего отделения!
Аверин увидел, что рядом с ней стоят еще трое. Один с бородкой, второй в очках и третий – в галстуке. Все в белых халатах. Это все объясняло.
–Здесь вы можете видеть многофункциональную электрическую койку, оснащенную пультом управления и электронным табло.
Тот, что в галстуке, энергично закивал.
–У пациента очень сложный перелом бедра. Падение с фуникулера на горнолыжном курорте – добавила Римма с гордостью и поправила кончик белоснежной простыни.
–Прекрасно – сказал тот, что в очках.
– Мне бы отлить – сказал Аверин.
–Пойдемте. Не будем мешать,– сказал тот, что с бородкой. –Прошу Вас, коллега.
–Только после Вас.
Наконец, они вышли в коридор.
После утренних процедур Аверин снова получил порцию обезболивающего и впал в приятное полудремотное состояние. Он снова думал с тоской, что вот теперь он не сможет кататься на своих любимых роликах, хотя и раньше вставал на них всего раз пять в год. Но сознание того, что часть физических возможностей утрачена, больно обжигала внутри грудной клетки. Для роликов нужен определенный развод ног, и теперь, после операции, железный штырь скорее всего будет мешать поворачивать ногу под правильным углом. И самое страшное, что это навсегда.
Интересно, что все это случилось с ним ровно за полторы секунды, и жизнь, как и его бедро, разломилась с чудовищной болью на «до» и «после». Он, Андрей Аверин, стремительный, везучий, всегда кем-нибудь любимый, теперь лежит здесь, совершенно беспомощный и мечтающий только об одном – впасть в беспамятство и какое-то время не чувствовать боли.
Странное дело. Вот ты на коне, и все у тебя хорошо. Ты с друзьями и с красивой девушкой в Альпах. Это твой отпуск, о котором ты мечтал целый год. Ничего нет лучше, чем горные лыжи. Ты летишь на крыльях своей молодости, успеха, души, настежь открытой для удовольствий, которые заслужил своим талантом и трудом. Которые низвергает на тебя из щедрого рога изобилия твоя прекрасная жизнь. Ты всегда осторожен и никогда не позволяешь себе подходить слишком близко к настоящей опасности и не переходишь границы. Ты не рискуешь и не делаешь того, что тебе не по силам. На тебе всегда шлем и прекрасное лыжное снаряжение. Ты выбираешь всегда только проверенные трассы. И вот оно происходит. Без предупреждения, без какой-либо возможности что-то изменить, с кем-то договориться, что-нибудь оплатить втридорога. Смешно!
В тот злополучный день он решил еще немножечко докатать до ужина. Энергия так и перекатывалась разгоряченными ловкими шестеренками в его теле. Он хорошо помнил, как на двухместный подъемник садится пожилая пара, Швейцарцы, в старомодных горнолыжных комбинезонах образца семидесятых. Женщина с очень морщинистым и приветливым лицом начинает говорить с ним по-русски. Она уже на пенсии и выучила русский сама. Пара швейцарцев уплывает на подъемнике вверх, помахав ему ручкой. Он снимет рюкзак, еще несколько минут стоит и с наслаждением смотрит на горы. На фуникулере уже почти никого нет. Все разъехались по гостиницам. А вокруг – красота, покой, тишина. Аверин с лыжами и рюкзаком легко впрыгивает в подплывшее под него кресло, начинает подниматься наверх. И вдруг, ни с того – ни с сего, трос взвизгивает и обрывается. Несколько подвесных сидений падают на землю с высоты трехэтажного дома.
С отвратительным скрежетом горы, небо, облака, гостиницы и бары на склонах вдруг кубарем покатились перед его глазами. Сверху его накрыла окаменелая раскатанная трасса. И что было уже совсем нелепо, никак не удавалось собрать в привычную комбинацию части его собственного тела. Лежа, он все пытался как-нибудь половчее повернуть ногу, которая не слушалась и, как у тряпичной куклы, не хотела принимать нормальную форму.
Кто-то с дальних кресел на параллельной линии снимал эту сцену мобильным телефоном. Теперь можно посмотреть на все это в интернете. Нужно просто написать: «авария на горнолыжном курорте».
Потом небо накрыл темный душный полог, и все стихло. Аверин очнулся от того, что сквозь густой желто-серый туман на него смотрело сверху светлое лицо ангела. Это была женщина. Она сделала ему укол, и тихим голосом приказала кому-то невидимому осторожно поднять его. Божественная нимфа! Аверин погрузился в состояние высшего блаженство. В невероятно приятной невесомости он теперь плыл по Нью-Йорку, разбивающемуся на миллионы кубиков, а потом вздувающемуся цветными пузырями огней. Некоторые здания оказались перевернутыми. В их гигантских окнах отражались его собственные огромные руки. А его левый глаз проплывал по Гудзону и удивленно смотрел вокруг.
Теперь он лежал и вспоминал все это. В палате горел приглушенный свет, за окном было темно. Из коридора доносились редкие звуки ночных переговоров меду персоналом. Дверь была приоткрыта, и в полоске коридорного света Аверин вдруг увидел вначале длинную серую тень, а потом и всю постепенно возникшую шаркающую фигуру в темном халате и мягких тапочках с прорезиненными подошвами. Это был старик. Каждый его шаг отзывался вокруг отвратительным эхом. Шуршание его тапок сменялось тишиной, – старик отдыхал секунду-другую. Потом снова раздавалось шуршание, и снова стихало.
Аверину хотелось, чтобы тень уже прошла мимо и перестала мучить его, но вместо этого старик вдруг остановился возле двери и повернулся к Аверину лицом. Глаза старика закрывали темные непроницаемые очки, рукой он держался за стену. Аверин понял, что старик слеп. Вдруг ужас окатил его с ног до головы. Аверину хотелось, чтобы старика немедленно убрали от него. А тот все шаркал, но, казалось, не продвигался, ни на сантиметр и не исчезал из поля зрения.
И вдруг Аверин закричал, бешено, по – звериному, отчаянно. Закричал громко, как только мог. Он звал на помощь и жал на кнопку вызова, но она не работала. Уже полдня не приходили чинить эту треклятую кнопку. Вместо этого оставили на столе колокольчик, который Аверин схватил и стал трясти изо всех сил. Казалось, что целую вечность никто не шел к нему на помощь. Он метался в страшном удушье, а проклятый старик все топтался возле двери. Наконец, в палату вбежала медсестра. Пуговицы на ее халате почему-то были застегнуты вкривь и вкось. Аверин вцепился ей в руку:
–Умираю! Дайте мне чего-нибудь! Умоляю! Я задыхаюсь!
Ровно час до этого по мытым полам отделения ортопедии чавкала по полу резиновыми сандалиями та самая блондинка– медсестра Римма. Она намаялась за день. Из-за почетных гостей сегодня целый день начальство придиралось ко всему подряд. Запах нового моющего средства, которым тут все надраивали, казался ей с утра приятным, а к вечеру совершенно измучил. Хотелось на свежий воздух, домой. Но об этом нечего было и мечтать. Римма дежурила сегодня ночью.
В темноте коридора появился Аркадий, местный красавец с развязными манерами. В руках он держал слегка увядшую хризантему.
–Звала?
Хорош! – подумала она.
–Звала, Аркашенька. Вот курицу тебе с обеда приберегла. Будешь?
Она показала на пластиковую коробочку, в которой лежала половина холодной курицы и желтая горка риса.
–Курица потом. Пойдем, что ли?
–Да не могу я.
–Не понял?
–Кнопка вызова у VIP отказала. А ремонтники только утром. Посмотри, может, разберешься?
–Зачем сейчас разбираться? Все уже спят давно. А шестая, я видел, свободна?– он подмигнул ей.
–Вроде свободна.
–Пойдем. А то не день, а сплошное самоуничтожение.
–А если VIP позвать захочет? С него велено глаз не спускать, а звонок не работает.
– Забей.
–Что ты! Это же пациент высшей категории! Смеешься?
–В этих делах, Риммочка, не бывает категорий. Если уж накрыло, так накрыло, будь ты хоть шах персидский, – сказал Аркадий.
И умен! – подумала Римма.
–Так что со звонком делать-то?
–А ты дай ему вот это.
Он ловко вспрыгнул на табуретку. Снял с пыльной полки памятных подарков маленький бронзовый колокольчик «Адмиралтейство».
– Зазвенит – мы и услышим.
Он показал, как это вдруг зазвенит. Тусклый металлический звук разнесся по помещению.
–Ладно. Только посмотрю, все ли утихомирились.
В палатах тяжелым сном спали пациенты.
Римма зашла в палату VIP. Это и вправду была особая палата. С ее появлением сюда стали все чаще прибывать богатенькие. Всякие важные шишки, олигархи. Недавно даже лежала старушка-мать одного члена правительства. На всякий случай не стоит называть фамилию. Она уже совсем ничего не соображала. Просила, чтобы хоть на минуточку к ней пришел ее дорогой муж. А мужа этого уже лет десять как на свете не было. Член правительства, сын ее, каждый день присылал ей с шофером черную икру. Заботился. Даже пару раз приезжал сам. Сначала в отделении появлялись два телохранителя в темных костюмах. А потом уже и он сам. Телохранители становились у двери старушкиной палаты. Член правительства заходил к матери и оставался с ней иногда пятнадцать, а иногда и двадцать минут. А все говорили: «Какой хороший человек! Вот же, не все кругом сволочи».
Здесь только что сделали ремонт. Получилось хорошо, совсем не похоже на больницу. Паркет, ковры, портьеры на окнах, в углу камин, напротив кровати плазменный телевизор. На стене картина в раме – фрукты на блюде. Дорогая хрустальная, люстра. Столик из мрамора. Вот только поздно выяснилось, что на коляске нельзя подвезти больного к ванной – джакузи. На роскошный подиум ведут несколько ступенек – вещь непреодолимая для не ходящего пациента. Поэтому таких моют в душе, пристроенном тут же наспех.
Римма поставила на столик рядом с Авериным колокольчик.
–Кнопка вызова, к сожалению, временно не работает. Если что, звоните вот этим. Я выключу свет и оставлю дверь чуть приоткрытой. Вам что-нибудь нужно?
–Болит… Может быть еще немного этого Вашего чудодейственного средства?
–Доктор велел уменьшить дозу, потерпите.
–Я могу терпеть. Но мне все же очень больно.
–Я понимаю. Но это может решить только врач. Извините меня.
Римма пошла к выходу, выпрямляя спину и втянув живот.
«Вот я смешная,– подумала она. – Все же баба есть баба. И что они с нами, мужики эти, делают!»
Аркадий уже топтался у входа в шестую. Они с Риммой торопливо зашли в комнату. Быстро передвинули столик с инструментом, сменили белье на кушетке. Аркадий развязал шнурки на ботинках.
Конец ознакомительного фрагмента.