скрытом раздумье. Можно было дать ход одной папке из личного сейфа, но пока … да, пока
этого делать не следовало. Одни сутки сейчас ничего не решают.
Разумеется, Михалыч не мог знать о кремлёвских беседах и даже о первых порах второго
проекта до него дошли весьма искажённые слухи. Не более невероятные чем сам факт их
потусторонней во всех смыслах жизни. Как сообщили потрясённым з\к на первой вечерней
поверке в добротно поставленном в предгорьях пока безымянных для них гор, лагере, жить они
могли ещё лет пятьсот. Только здесь, на месте отбывания наказания. Календарный год был
почти в четыре с половиной раза длиннее, и сутки длились почти тридцать шесть часов с
копейками. Работать по первости, недели две, они будут всего по двенадцать часов, остальное
время составит пеший поход до участка и обратно, еда, поверка, оправка и глубокий,
восстанавливающий силы, двенадцатичасовой сон. Самое важное для них, что за время
отбывания наказания они совсем не успеют постареть. Семь лет по местному времени по
биологическим часам не превышали советского года, по которому, собственно и велся отсчёт
отбытия срока.
Лодка без происшествий причалила к соседнему холму, студент с нивелиром на плече быстро
рванул к плоской вершине. Михалыч оглянулся, проводил взглядом уходящую к последнему
опорному лагпункту дрезину, вернулся к теодолиту. Надо было работать. До окончания срока
ему оставалось всего восемь локальных лет.
Спустя пять часов вдалеке прогудел паровозик-кукушка и бригада начала собираться
обратно, в лагерь. Сняв кроки предстоящего маршрута, Михалыч разобрал и упаковал теодолит
в добротный чемоданчик с дерматиновой обивкой и металлическими накладками на углах.
Внутри оптический инструмент удобно расположился в покрытым бархатом углублениях
пробкового заполнения чемодана. Не смотря на лёгкость коры местной разновидности
пробкового дерева, сам чемодан с инструментом весил килограмм двадцать. Не смотря на
подобную тяжесть, Михалыч никому не доверял носить его хотя бы пару метров. Слишком
ценным был для него этот груз.
– Успели, Сергей Михайлович?
Небрежно держа линейку на плече, к нему подошёл «второй номер». Тот самый студент-
маркшейдер, взятый за не вовремя рассказанный девушке анекдот. Собственно, девушка на
него и донесла. Но это было так давно, что Илья успел смириться с данным прискорбным
фактом.
– Успели.
Мимо прошли гребцы, четвёркой волоча сдутую лодку и массивные деревянные вёсла. Они
дотащили свой груз до прикрученного к рельсам обозначения тупика и немедленно расселись
отдохнуть, достав из карманов табачок и крутя самокрутки. До них было метров тридцать и
никто не мог помешать разговору «геодезической пары». Да и не принято это здесь было –
мешать людям базарить.
– Камешки были? – спросил Михалыч коллегу.
– Не видел – ответил Илья – только в одном месте почувствовал, что что-то внизу есть. Но
копать при народе не стал.
– Верно – одобрил Михалыч – где это, на вершине?
– Нет, на десять часов по краю дальнего склона.
– Ближе к небу значит – задумчиво сказал Михалыч – ладно, завтра проверим.
– Но .. – удивился Илья.
– Никаких но – перебил его старший – я пойду отметки смотреть, вроде как знак ставить
будем. Этих отправим за пайкой, пока шаландуют, всё раскопаем. Неглубоко, как думаешь?
– Полметра, максимум – уверенно ответил Илья.
– Смотри, студент, не ошибись. Второго раза не будет.
– Да я что, Сергей Михайлович, не понимаю что-ли? – Илья даже слегка обиделся.
– Ладно, ладно. Я поболе твоего рискую. А вот и поезд дали, пошли.
В тупик втянулся маленький поезд из двух вагончиков и заваленной мешками с песком
платформы. Старый паровоз, ещё стопятьдесятдевятой серии, натужено пыхтел сзади состава, с
платформы поверх черточки пулемёта приветливо махал рукой старший наряда.
– Кто это? – удивился Илья.
– Конь лохматый – не стал скрывать изумления Михалыч – Колян, здорово!
Подхватив чемодан с теодолитом, он быстрым шагом двинулся к поезду, сзади топал Илья, прихватив на свободное плечо сложенную треногу. Гребцы уже заталкивали в дальний вагон
своё имущество и прыгали следом сами.
– Здравствуй, Коля – приветствовал коренастого охранника Михалыч.
– Здорово, Михалыч! – радостно орал тот с бруствера – садись к нам, с ветерком доедешь!
– Поехали – кивнул студенту Михалыч и аккуратно примостил чемодан на платформу.
Забрался следом, принял линейку и треногу с протянутых рук Ильи, положил в окружённую
мешками центральной части, рядом осторожно пристроил чемодан.
Илья, что бы не мешать, отошёл ближе к вагонам, с противоположного конца у неизменного
«Максима» остался пулемётчик, вновь повстречавшиеся разместились практически в середине.
После обмена общими словами, Коля достал из кармана галифе коробочку с табаком и
скрутку бумажных листков, протянул геодезисту. Михалыч покачал головой.
– Так и не закурил, Николай. Извини.
– Это ж сколько лет прошло, так и не закурил? – изумился охранник, быстро набивая
самокрутку – двенадцать локалок, что ли?
– Да, в марте двенадцать было – подтвердил Михалыч.
Дав короткий гудок, паровоз дёрнул состав и не спеша потащил его на восход.
– Мда – сказал сквозь затяжку Николай – дела.
– Ты-то как в охране оказался? – спросил о главном Сергей.
– Списали меня, Серый, по здоровью. Подчистую списали. Вот, дали парня в помощники и на
колею оправили. Тут, сам знаешь, быстро бегать не надо. Стреляй точно, пока патронов хватит.
Даже сейчас я несколько десяток подряд выбиваю.
– Из этой дуры? – удивлённо показал рукой в сторону пулемета Михалыч.
– А как же! – гордо выпрямился Николай – на окружном соревновании второе место занял!
– Среди запасников, правда – после паузы, уточнил Николай. Слишком скептически смотрел
Михалыч на его пустые погоны.
– То же дело – вздохнул Сергей, достал фляжку, взболтал. Настоя оставалось около трети.
– Будешь? – предложил он охраннику – из красного ковыля чай.
– Глотну, не откажусь – взял фляжку Николай. Чуть приложившись, он поспешно вернул
фляжку хозяину – горький, собака. Как ты его пьёшь?
– Так и пью – Сергей сделал маленький глоток, посмаковал вязкую горечь во рту – в поле
лучше ничего другого не пить. Жажду утоляет на раз.
– Не, я лучше фляжку побольше возьму – засмеялся Колян – у нас …
Он не успел докончить фразу, как паровоз дал три гудка и ощутимо рванул вперёд, качнув
своих пассажиров. Вскочив, охранник выхватил из поясной сумки бинокль и стал внимательно
осматривать окрестности.
– Кто там? – спросил его снизу Михалыч. К ним осторожно пробирался Илья, шагая по
колеблющейся от набранной скорости платформе.
– Снежок – сквозь зубы ответил Сергей, смотря влево-вперёд вдоль вагонов – пока один.
– Давненько их не было – сказал Михалыч, продолжая удобней устраиваться на мешках с
мелким речным песком.
Так было комфортней наблюдать за короткими прыжками ярко-жёлтого сгустка, размерами
с небольшой грузовик-полуторку, целеустремлённо нёсшегося к набравшему ход паровозу.
После каждого приземления вокруг сгустка проявлялось и тут же гасло туманное облако.
Сергей убежал на край платформы и уже развернул закреплённый на стационарной опоре
пулемёт в сторону нежданно возникшей опасности. Второй номер расчёта, совсем молодой
парень лет восемнадцати, устроился рядом.
– Что за снежок? – громко спросил Илья у спокойно сидевшего в подобии кресла Михалыча.
Перестук колёс и скрип платформы заглуши все звуки в степи.
– Неужели ни разу не встречал? – удивился старший – в прошлую миграцию ты где работал?
– На Внутреннем море – почти крича ответил Илья. Сергей уже начал стрелять.
От пулемёта протянулась обозначенная трассерам очередь, пробила припавшего к земле
снежка и он мгновенно исчез, окутавшись рваными клочьями тумана. До поезда ему
оставалось меньше ста метров.
Спустя несколько минут, проехав мимо точки последнего приземления нежданного гостя, поезд ощутимо замедлил ход с крейсерского до экономического.
– Ну, как? – к ним подошёл весьма довольный собой Николай.
– Патронов десять, не больше – дал оценку точной стрельбе Михалыч.
– Больше ему не надо – уселся рядом Колян, закрутил новую самокрутку.
– Это нечто вроде шаровой молнии, только наоборот – Михалыч стал объяснять Илье суть
происшедшего – стремится к теплу, если бы добрался до паровоза, заморозил б в момент.
– Так от него же дым шёл – удивился Илья –
– Не дым это был, а зона конденсации – вмешался Николай – бывали случаи, замораживал
паровоз вместе с поездной бригадой. Мгновенно причём. Как в жидкий азот окунули, во как!
– Странно – задумчиво сказал Илья.
– Что странного? – Николай уже вовсю дымил цигаркой – поймать их никто не может, а вреда
от них много. Что, думаешь, мы здесь с пулемётом делаем? От варанов свинцом отбиваться?
Нет, от такой вот хрени отстреливаться! Снежков, серых мороков и прочей хрени. Вараны само
собой, не в счёт.
Он снова яростно задымил, стараясь побить паровозный выхлоп.
– Ну, положим, от снежков польза есть – возразил Сергей – они пожары в степи гасят.
– Да пускай гасят, я что, против, что-ли? – изумился Колян – нехрен только к нам лезть! А
полезли – будь добр получить хорошую порцию бронзы!
Видно было, что недоучившегося дорожника прямо так и распирают естественные в такой
ситуации вопросы – а где ещё снежков встречали, а что такое серый морок, а … . Да много чего
ещё хотелось узнать всего год как переведённому в поле с горных приисков Илье Фёдоровичу
Степанову, но бывший студент сумел сдержать свой естествознательный порыв. Илья уселся
рядом с Михалычем, вытянул ноги поперёк платформы и пристроив свой вещмешок под
голову, стал рассматривать парящие почти у самого горизонта кучевые облака.
Они тянулись с запада на восток, почти парралельно идущему на восход поезду. Громадные, вытянутые не столько в длину, столько в высоту, сложенные из белокипенных на таком
отдалении водяных паров, они производили огромное впечатление на Степанова. Весь срок
промотав в запрятанных на дне межгорных долин и распадков лагпунктах, он никогда не видел
подобных чудес. Там, на дальних восточных пределах, даже небо было другим – более блеклое, почти всегда затянутое рваной белёсой дымкой, оно словно пригибало смотрящего на него
человека обратно к земле, к прорытым среди каменных складок шахтам и карьерам. С самого
первого дня перевода Илья не мог налюбоваться бездонной лазурью, раскинувшейся над слегка
всхолмленной степью и тянущимся до краёв горизонта морем.
Море его разочаровало – мелкое, всегда непрозрачное до такой степени, что лопасть весла
невозможно было разглядеть даже в момент краткого погружения и всегда кишащее мелкой
живностью. Радостно кидающееся полакомится первым попавшимся среди мутных вод
незнакомым объектом. Всю муть и растительные остатки приносила сюда впадающая в море
сотней километров южнее величественная река, местный аналог земной Амазонки и Нила в
придачу. Начиная свой бурный поток с отчеркнувших дугой северо-запад единственного
известного людям континента высоких гор, не мудрствуя лукаво нанесённых на карту как
Гималаи, она пробивалась сквозь пояс тропических джунглей и выплеснув свои воды в степной
край, могучей дельтой вливалась в густо насыщенное островами и островками море.
Ограниченное лежащим на западе длинным извилистым островом, за которым и собственно
начинался Мировой Океан.
– Михалыч – Илья повернул голову к дремлющему вполглаза бригадиру – как думаешь,
камешков дальше на запад должно больше быть? Если доберёмся до ….
– Типун тебе на язык! – прошипел Михалыч, метнув влево настороженный взгляд – дадут тебе
на Крите безнадзорно шарится! Не для того туда железку тянут, понял? Как бы потом вообще
не пришлось бы под конвоем работать, студент!
Если Михалыч называл Илью «студентом», то это означало последнюю перед матерной
стадией степень раздражения и недовольства. Дальше в речи бригадира цензурными не были
даже предлоги.
Оставив второго номера чистить оружие и набивать пулемётную ленту, к ним вернулся
Колян, устроился сверху мешочного бруствера, достал из кармана гимнастёрки так и
нераскуренную цигарку, из кармана галифе сделанную из крупнокалиберного патрона
зажигалку. Пока он возился, крутя колёсико и раскуривая, Михалыч незаметно ткнул Илью в
бок локтем – не лезь, мол, и молчи до самой станции. Студента не пришлось просить дважды –
он слега сполз с мешков и надвинув на лоб пустую, без кокарды фуражку, сделал вид что
задремал.
Охранник покосился на него неодобрительно – такие вольности всё-таки выходили за рамки
предписанного режима, но вслух говорить ничего не стал. За своих подчинённых полностью
отвечает бригадир и что бы потом не случилось, претензий больше как к Шепетову предъявлять
будет не к кому. Таков был негласный, но от этого не менее действенный, лагерный порядок.
Почти час, пока страдающий отдышкой паровозик, тащил состав в пункт назначения, Сергей
с Николаем перебрасывались ничего не значащими фразами. О работе больше не было сказано
ни слова. Обсуждали кормёжку, отличия режима содержания одного лагпункта от другого, редкой цепью нанизанных на тысячекилометровую нить железнодорожного пути, тянущегося
от самой Столицы, с закатного склона Рифейских гор.
Колян по службе мотался по всему этому стальному пути, поэтому он мог рассказать
Михалычу, уже пятнадцать локалок провёдшего на крайних форпостах Советской республики, немало нового и любопытного. Сергей слушал, изредка хмыкая и вставляя подходящие по
случаю реплики.
– Что, так бульба не прижилась? … Где, за станцией? Так за всё время не заделали. … Там
бараки из лиственницы были, по первости. Ну, эти, которые в пятьдесят шестом, после чумки
сожгли, ага.
Слегка утомившийся Колян снова достал из карманов курительный набор и
воспользовавшись малой паузой Сергей с чувством глубокого удовлетворения, в неизвестно
какой раз за последние локальные годы сказал
– А всё-таки не жалею, Коля, что сюда перевёлся. Да, по жизни всегда в пути, места своего
постоянного нету, но знаешь, лучше чем здесь я бы пользу принести не смог. Что я там в
Столице и Кировске видел? От сетки до сетки, работа-барак-работа и на боковую, ну там
политинформации чаще проводят, театр опять же. Но здесь, Коля, всегда на передовой! Пару
раз и самому приходилось – он кивнул в сторону пулемёта – такое абы кому не доверят!
– Ну да – Колян таки поборол зажигалку, в очередной раз бросил взгляд вниз, на пояс
Михалыча – понимаю. На особом доверии значит … угу.
Пути постепенно стали заворачивать влево и за поворотом вскоре открылся приткнувшийся к
склону холма лагпункт. Одна единственная улица с десятком добротных бараков, упиравшаяся
в неширокую площадь с двухэтажным зданием конторы и казармой охраны впритык к длинным
пристанционным пакгаузам. Прочеркнув лагпункт по самому краю, железка выпускала из себя
влево короткий аппендикс в расположенную за последним рядом бараков промзону и тонкой
нитью уходила далеко на Восток. Всё прямо и прямо, пока не сливалась с пупырчатой из-за
холмов линией горизонта.
Впереди медленно распахнулись ворота, впуская состав в огороженную одинарным рядом