– Это Гарпия, – сказал ангелу узник. Следующие его слова предназначались уже этому существу: – Я ждал тебя.
– Ты знаешь, зачем я здесь? – гортанным голосом спросила Гарпия.
– Ты здесь, потому что этого захотел я.
– Ты? – Гарпия шагнула вперед. Дверной проем остался за ее спиной. Следом за ней вошел Грифон. – Разве ты мог желать смерти?
– Так же, как желала ее ты.
– Что ты знаешь обо мне?
– Мне достаточно того, что я знаю о себе, – дыхание узника окутало тело Гарпии. Огонь, с которым она не могла бороться, проникая в тело, выжигал ее изнутри. – Ты близка к тому, чтобы твое желание сбылось.
– Как?! – Гарпия пыталась освободиться от этого всепроникающего дыхания. – Как ты делаешь это?!
– Ты слишком долго разговаривала с песком.
– Я отомщу ему!
– Он всего лишь слуга. Если ты хочешь мстить, то мсти его хозяину.
– Кто он? – жар поднялся к горлу Гарпии, искажая слова.
– Он тот, кто сделал меня таким.
– Он дал тебе силу.
– Он забрал у меня крылья.
– Я отомщу ему!
– Я знаю. Что может быть слаще мести?
– Ничего.
– Тогда я отпускаю тебя! – Дыхание узника вырвалось изо рта Гарпии, окутав воззрившихся на нее ангелов и демонов. – Иди же! Ты и так слишком долго ждала. Мы оба ждали.
Окружившие ее существа расступились, позволяя покинуть дом. Грифон остался один.
– Ты мне не нужен, – сказал страж узнику. – Мне нужен только он, – его когти протянулись к ангелу Паскаля Донских. – Закон един для всех!
– Здесь нет закона. Это место не принадлежит твоему миру.
– Как же тогда нам быть?
– Ты можешь просто уйти.
– Нет, не могу.
– Тогда ты можешь умереть здесь.
– Да будет так! – Грифон метнулся к ангелу, за которым пришел, но дыхание узника лишило его сил.
– Считай это моим подарком, – слова узника предназначались ангелу Прохора Донских. – Теперь ты можешь сражаться за свою жизнь на равных.
Другие демоны и ангелы расступились, оставляя двух существ наедине. Ворвавшийся с улицы сквозняк захлопнул открытые двери. Пара желтых листьев, которые ветер принес с собой, взметнулась к потолку.
Трое мужчин прошли в гостиную и, не ведая о том, что происходит рядом с ними, начали разговор, ради которого собрались в этом доме.
Часть вторая
Глава первая
Зоргулы – пленники своей идеальной демонической природы, превращенные в ящеров за свои заслуги в те времена, когда они были демонами. Великие действа, доведенные до конца, масштабные войны на полях Эдема. Сражение со всеми, кто встанет на пути их планов, будь то ангел или такой же, как они, демон. Теперь они зоргулы – верные слуги Аида, заслужившие право продолжить жизнь, покинув мир Эдема непобежденными. От демонов в них осталось слишком мало, чтобы жалеть о прошлой жизни, – коварство и изощренность. Все остальное ушло в небытие, сгнило в утробе нового тела, поддавшись его соблазнам.
Холодный бесчувственный демон, веками преумножавший достижения, ограниченные его узким кругом интересов и целей, данных ему с рождения, здесь, в мире Аида, получал не только новое тело, но и вместе с ним способность чувствовать, необходимость удовлетворять потребности своей материальности. Здесь он был рабом своего тела. Слуга и хозяин, слившиеся в одном образе и ставшие нераздельными. Многообразие чувств, эмоций, помыслов – это меняло природу демона, затрагивало его корни, превращая в зоргула, огромную человекообразную рептилию, вынужденную справлять нужду, питаться, удовлетворять либидо, обреченную чувствовать боль, испытывать страх, подчиняясь законам материального мира Аида так же, как когда-то слуги демона, марионетки в людском обличии, подчинялись законам Эдэма.
Хмурое небо медленно опускалось на высохшую землю. Его густая масса, проткнутая невысокими скалами, стекала по камням вниз. Даже птицы, летавшие здесь днем, прижались к земле, заполонив ветви сухих деревьев, беспокоя гамом древесных духов. Скоро небо опустится так низко, что птицам придется покинуть облюбованные ими деревья, чьи сухие ветви проткнут эту густую массу, погрузившись в ее туманную непроницаемость. И тогда, когда небо нависнет над самой землей, оставив лишь небольшую прослойку жизни, толщина которой немногим превышает человеческий рост, – тогда мир Аида погрузится во тьму. Наступит ночь.
Остановившись, зоргул запрокинул голову и глядел на небо. Сумерки не страшили его. Ночь была другом. Она заставляла его врагов прижаться к земле, лишая фемитов их силы – крыльев. Ночью они не могли кружить высоко в небе, контролируя все, что происходит внизу. Ночью преимущество переходило к зоргулам. Нависшее над землей небо не мешало им передвигаться в оставшейся прослойке. Их ноги были сильными, тела крепкими и эластичными, что позволяло им покрывать большие расстояния, наверстывая то, что было потеряно днем. Ночь, эта безразличная ночь, сама того не подозревая, становилась их союзником и врагом их врагов.
Еще один зоргул остановился, наблюдая, как по сухим сучьям, проткнувшим серое брюхо неба, стекает слизь. Их было двое: тот, что смотрел на небо, и тот, что смотрел на сухое дерево. И каждый из них знал, что быть здесь сейчас они не должны.
– Дриадам, – прошипел зоргул, продолжая изучать сухое дерево.
– Он будет молчать, – шипение того, другого, что смотрел на небо.
Его длинный язык обвил сморщенную кору, словно шею предполагаемой жертвы. Дерево содрогнулось, издав протяжный стон. Вернее, содрогнулся дух, зависящий от жизни дерева.
– Надеюсь, что так, – сказал другой зоргул.
– Да. Надеюсь.
Тяжелые тела зоргулов осторожно заскользили дальше. Для них посещение этого места грозило жестоким наказанием. Закон был един для всех, так говорил Грифон, но сегодня, в эту ночь, они готовы были рискнуть. И причиной для этого были отнюдь не разум, не интриги и не мудрость. Зоргулов вела их собственная плоть. Они слышали ее зов, слышали божественное пение Семелы, чувствовали манящие запахи, долетевшие до них из этого запретного места, и не могли сопротивляться. Их вело вожделение. То, что не вызывало никаких чувств, когда они были демонами, теперь подчиняло себе разум. Оно пришло к ним вместе с новым телом. Плоть, подарившая столько нового, требовала чего-то взамен. Кто-то пользовал для удовлетворения своих потребностей тела отвергнутых, тех, кто был изгнан или не принят в царство покоя, скрытое от любопытных взглядов молчаливой тишиной Мертвого озера, заглянуть за горизонт которого не удавалось еще никому. Кто-то в попытках удовлетворить вожделение отлавливал существ более слабых, чем они, другие вступали в связь с существами, подобными себе.
Два зоргула, те, которые тайком пробирались между камней, помнили те времена, когда подобные связи порицались и даже наказывались. В них вступали, как правило, самые слабые существа, изгои, упавшие на дно Аида. Но времена те давно прошли. Эталон красоты пал вместе с прежними законотворцами. Ничто не вечно, кроме Аида, Эдема и отведенного им времени. Три неизменных истины, состоящих из многообразия меняющихся форм и обличий.
Пение стало слишком громким, оно окружило двух зоргулов. Свет костров, поджаривавших брюхо нависшего неба, ослепил глаза. Красота, начавшаяся с трех сестер и преумноженная веками, обступила их. Запахи сотен обнаженных существ вскружили голову. Их кожа была идеальна: блестела пропитавшими ее маслами и благоухала множеством пленительных запахов. Их груди были божественны и разнообразны – ни одной повторяющейся пары. Глаза сочетали в себе все: от порока и похоти до скромной невинности. Множество образов, способное удовлетворить вкус любого, кто приходил сюда. Высокие, низкие, полные и худые, строптивые и покорные – их объединяло лишь одно: женское начало, забытый эталон красоты, созданный разбивать сердца и заставлять их биться. Они окружили своих гостей, ослепили их своими улыбками. Их нежные руки ласкали грубую кожу зоргулов. Их рты были открыты, что позволяло безгубым человекообразным рептилиям проникать в их теплую слизистую полость длинными языками, обвивать нежную кожу, наслаждаясь ее тонким вкусом. Сотни дыханий окутали тела гостей теплом. Множество губ потянулось к их огрубевшей коже.
– Семела, – прошипел один из зоргулов, купаясь в море ласк.
Он увидел ее вдалеке. Она слышала его. Шла к нему, переступая через распластавшиеся перед ней тела ее рабынь, таких же красивых, как и она, но не таких властных. Ее ярко-рыжие волосы спадали извивающимися локонами к округлым ягодицам. Каждый новый шаг заставлял вздрагивать полную, упругую грудь. Длинные, идеально прямые ноги сходились в не менее идеальное женское начало, блестевшее маслами, пропитавшими смуглую кожу. Зоргул шагнул к ней навстречу, забыв о ласкавших его других, не менее прекрасных, существах.
– Ты должен кое-что сделать для меня, – сказала Семела, вставая на колени, лицом к лицу с низкорослым зоргулом.
– Для тебя все что угодно. – Его длинный змеиный язык обвил хрупкую шею, подминая тело Семелы под себя.
– Грядет смутное время.
– Да-а-а.
– Перемены… – Семела не сопротивлялась, но и не позволяла зоргулу взять ее тело. – Страшное время для всех нас.
– Чего ты хочешь?
– Моя дочь. Ты должен отправить ее в Эдем раньше, чем перемены придут за ней.
– Эта просьба будет дорого стоить.
– Ты знаешь, какой будет плата. И ты сможешь это сделать?
Зоргул долго молчал, изучая языком вкус тела Семелы.
– Да-а-а, – прошипел он, не желая больше оттягивать сладостный момент.
Семела опустилась на четвереньки, выгнув спину под тяжестью тела зоргула. Несколько пар нежных женских рук ее рабынь окружили его своими ласками. Зашипев, зоргул прогнал похотливых существ прочь. Все они были слабой копией своей хозяйки, ее многоликим образом.
– Семела, – прошипел зоргул, зная об идеальности ее тела.
Оно было создано для любви, в отличие от тел, населявших Эдем. Идеальные ножны для любого клинка, каких бы размеров он ни был. Язык зоргула обвил шею Семелы. Ее стон был сладким и полным страсти. Ее тело открылось ему, вбирая в себя его вожделение. Нежные существа вокруг принялись подогревать страсть гостя, лаская друг друга, но зоргул уже не видел их. Он мог только чувствовать, и чувства его были слишком сладостными, чтобы думать о чем-то другом или мечтать о новой ночи, едва начав эту.
Пара ийсов встретила ночь, забившись в расселину в высохшей земле и укрывшись дряблыми корнями невысокого дерева. Плоть низкого неба стекала по сухим ветвям бесформенной слизью, застывая раньше, чем успевала коснуться земли. Утром небо снова поднимется высоко-высоко, забрав с собой эти огрубевшие капли собственной плоти. Оно снова станет далеким и недосягаемым. Протянув руку, Даная прикоснулась к стекавшей по веткам слизи. Прикоснулась к небу, стекавшему по уродливой коре сухого дерева. Оно было теплым и безразличным. Близость той, что была рождена для вожделения, не взволновала его. Лишь только дриадам, дух дерева, коры которого касалась рука Данаи, издал истомный вздох.
Он жил в этом месте слишком долго, чтобы не знать силу чар богини плотской любви, и цена за это знание была огромна. Здесь, среди камней, подпирающих каждую ночь небесное брюхо, он был один. Одно-единственное высохшее дерево, и никакой надежды на дождь и на освобождение. Это место было святилищем Данаи. Она приходила сюда любоваться трофеями и подарками, собранными за многие века своей жизни. Иногда она приводила в эту сокровищницу любовников и здесь, среди великолепия даров, отдавалась им. Это были избранные. Те, которые удостаивались особенного внимания. Дриадам видел многое, чтобы не сомневаться в том, что Даная способна удовлетворить любое существо, выпить любое вожделение. Видел он и обратную сторону этой безграничности. Другой образ, в котором Даная иногда представала перед ним. Не всем из тех, кто был приглашен в ее сокровищницу, удалось уйти отсюда. Многие остались здесь, в этой опочивальне, пополнив коллекцию даров и трофеев. Соблазн, презрение и смерть – такой была сущность Данаи и ее сестер Алкмены и Семелы. Сущность их божественной красоты.
Даная вытерла руку о кору дерева. Дриадам задрожал сухими ветвями, зная, что это божественное тело никогда не позволит ему утолить вожделение в ее сочных реках. Он был здесь еще одним трофеем. Случайным, но участь его от этого была не менее печальна. Спавшие в его корнях ийсы зашевелились.
– Почему бы тебе не взять их? – голос Данаи был, как всегда, чист и полон презрения.
Она отошла от дерева. Сейчас ее не интересовали плотские забавы. Она пришла сюда, чтобы подумать. Подарок Сфинкс. Что он значил? Скрестив ноги, Даная села на высохшую землю, разглядывая двух уродливых существ. Двух азолей. Они танцевали друг с другом, медленно вальсируя, сплотившись в пару. Диковина, чудом попавшая в Аид из Эдема. «Неужели земля цветов и дождей может рождать таких уродов?» – думала Даная, изучая азолей, заглядывая в их неестественно большие глаза, чувствуя запах слюны, вытекающей из их открытых ртов. «Так пахнет плоть», – вспомнила Даная. Так пахнет вожделение. Зачем же Сфинкс подарила ей пару мохнатых уродцев? Что это значит? Просто подарок или еще одна загадка Сфинкс? Даная вытянула руку, желая прикоснуться к одному из азолей. Прикоснуться к Эдему так же, как недавно она прикасалась к стекавшему по дереву небу. Шершавый язык азоля лизнул ее пальцы, оставив на них свою слюну. Поднеся ко рту, Даная облизала их. Азоль заскулил, прося разрешения снова припасть к ее руке. Что это? Еще одни слуги? Даная встала, позволяя азолям облизать ей ноги.
– Теперь его, – Даная указала им на дерево, желая проверить их покорность.
Языки азолей впились в кору, заставляя дриадам вздрогнуть. Он испугался, что они уничтожат дерево, уничтожат его плоть. Но они всего лишь ласкали его, терлись о его ствол, лизали его. Дриадам застонал, чувствуя, как вожделение становится слишком сильным, как оно поднимается из его глубин.
– Мило, – Даная погладила его кору.
Один из азолей, бросившись к ее ногам, стал вылизывать пальцы, обсасывать их. Сухие ветви дерева робко прикоснулись к коже Данаи. Кора под ее ладонью раскрылась, превратившись во множество маленьких ртов, тянущих губы в надежде на поцелуй.
– Продолжай, – велела Даная, делая шаг в объятия дрожащих ветвей.
Маленькие рты жадно впились в ее обнаженные груди. Они втянули в себя ее кожу, ее соски. Сухие ветви обвили живот Данаи, ноги. Они поднимались между них все выше, сплетаясь между собою в единое целое, наполняя его остатками сохранившейся влаги. Даная вскрикнула. Она не могла пошевелиться. Ветви держали слишком крепко, опутав все тело. Они проникали в нее, растягивая плоть, и там, внутри, пускали корни, ненасытно впитывая влагу. Даная не сопротивлялась. Запрокинув голову, она наслаждалась этим мгновением, позволяя ненасытным ветвям, скользившим по ее телу, пробираться ей в рот. Три сестры. Три идеальных любовницы для любого страждущего.
Дриадам содрогнулся, замер. Его ветви обмякли, отпуская Данаю. Она упала на землю. Пара азолей страстно совокуплялась между собой, меняясь местами. Лицо Данаи было так близко от них, что их брызжущие во все стороны слюни щедро ложились на ее щеки и снежно-белые волосы. Она поднялась на ноги и пинком ноги разогнала мерзкую однополую пару. Подарок Сфинкс или ее загадка? Только ей или же всем трем сестрам? Даная так и не смогла найти ответ. Отведенное на размышления время кончилось. Жрицу ждали слуги и нетерпеливые любовники, неспособные найти удовлетворение в объятиях ее слуг.
Она ушла, оставив дриадам в обществе двух хнычущих азолей. Его жажда была утолена. Выпитые им соки текли в его жилах. Они несли жизнь, собираясь воедино у основания одной из ветвей. Сначала это был просто небольшой пульсирующий нарост, затем темная сморщенная почка и наконец лист. Он развернулся так быстро, что Дриадам испугался этого буйства жизни внутри себя самого. Ему показалось, что сейчас этот сочный зеленый лист так же стремительно увянет и пожелтеет, что через мгновение он увидит, как лист уже падает на землю и превращается в перегной. Но лист жил. Один из азолей протянул свою кривую руку, желая сорвать его. Сухая ветвь спешно хлестнула его по спине, а затем откинула в сторону. Остальные ветви бережно обвили единственный зеленый листок, стремясь защитить его от безжалостной внешней среды. Дриадам вздохнул, любуясь жизнью, которую создал.