– Двести было пять лет назад. Сегодня – двести пятьдесят. Инфляция, всё дорожает. А впрочем, – Сергей взглянул на меня, – практические вопросы решаете с Александром Павловичем. Кстати, у него для вас есть приятная новость.
– А вы? Мы с вами ещё увидимся? – спросила Татьяна.
– Обязательно. Будем встречаться регулярно, хоть и не часто. А сейчас разрешите откланяться. Да, вот ещё что. Вы обратили внимание, как тут автомобили гоняют?
– Меня чуть не сбили на переходе, – сказала Лена.
– Вот-вот, гаишников совсем не видно, город захвачен машинами.
Глава 11
Захочешь, так присядешь
Первым спикировал Мишаня:
– Колись, Палыч, колись. Это как ты двести зелёных штук сделал?
Панибратское обращение мне даже понравилось.
Что же такое им впарить? Может? Нет, Вараксин просечёт. Тогда? Тоже не годится, легко проверить. И что остаётся? Пожалуй.
– В общем, сидел на нищенской зарплате. А тут начались проблемы со здоровьем, ну, Сергей Олегович рассказывал. Всё хуже и хуже. Попал я в Медицинскую академию, там и огорошили. Или деньги найди, или кранты. Что делать?
– Ну-ну, – Мишаня в нетерпении потёр руки.
– Чуть не месяц шевелил извилинами, сумма-то огромная. А я, признаюсь, тогда книжки пописывал.
Лена впилась в меня взглядом.
– Целую серию накропал, пять штук. Только не художественные, а научно-популярные. Общее название «Занимательная экология». А на самом деле – как здоровье сохранить, если живёшь в крупном городе.
– И за это – двести тысяч долларов? – Лена с сомнением покачала головой.
– Да, Палыч, кончай травить тут сказки дядюшки Примуса.
– Ребята, вы правы. Сперва еле-еле деньги отбил.
– Ну, не тяни, Палыч.
– Главное, расклад понять. Потихоньку-полегоньку, за год удалось продать по тысяче экземпляров. Да умножить на пять. И с каждой книжки – по доллару чистыми. В итоге вышло где-то пять тысяч зелёных.
– Но это же мало, за такой-то труд.
– Елена, вашими устами говорит истина. Тогда сообразил, нельзя втягиваться в новые книги, надо использовать уже изданные.
– Москва, – сказал Вараксин.
– Ну конечно! В столице совсем другие масштабы. И вот я перед вами, в белой рубашке.
– И с баксами.
– Да где там, деньги ушли на лечение. Все двести тысяч (хоть бы в руках подержать). Зато жив-здоров, тьфу-тьфу. И готов поделиться опытом. Но не безвозмездно.
Мишаня понял буквально: пошарил в пакете, на свет явились бутылка «Белого аиста», коробка конфет и одноразовые стаканчики.
– А ты не такой простой, Мишаня.
От Таниной похвалы он сомлел.
– Ну что, братья и сестры. За знакомство! – Мишаня готов был скушать младшую «сестру».
– Давайте-ка к делу, – сказал я. – Как вам здесь, в Обнинске? По глазам вижу, нравится. Но среди нас не только свободные художники. Елена и Михаил связаны обязательствами по работе, так?
– Зовите меня Мишаней, все так зовут.
– А меня Леной.
– Ну, и меня просто зовите, – сказала Татьяна.
– Прекрасно, а теперь вернёмся к делу. Лена и Мишаня, на эту и две ближайшие недели вам открыты больничные листы. Всякий раз собираемся здесь, решаем дела и прощаемся до следующей встречи.
– А можно быть уверенными…
– Да, Лена. Академия гарантирует вам больничные и понимание начальства.
Знали бы, какая академия их опекает.
– А теперь та самая приятная новость. Мы планируем выездное занятие. Формально – участие в конференции, а настоящая цель – сплочение рядов нашей группы. Сплочение продлится неделю.
– А тема конференции?
– Геополитические и военные риски на пути прогресса.
– А какое отношение… – начала было Лена, но Таня перебила:
– И что же приятного в этой новости?
Я осмотрел заскучавшую команду:
– Забыл уточнить. Конференция международная, имеет место быть в городе Вашингтоне, округ Колумбия. Это в Соединённых Штатах. Оплот мирового капитализма, между прочим. Кстати, в тех краях водится калифорнийское вино.
– Так это же другое дело. Как, вы сказали, конференция называется? – спросила Таня.
– Геополитические и военные риски на пути прогресса.
– Ух, здорово! Всю жизнь тянуло к этой самой геополитике.
– Мы едем в Холмогоры. Какое счастье, – поддержала Лена. – Я ведь англичанка.
– Ленка, ты гонишь, – сказал Мишаня. – Англичанки не такие, по ящику видел.
– Не в этом смысле. Я учительница английского, – глазищи светятся, щёчки раскраснелись.
– Ух ты, у нас будет своя переводчица, – сказала Таня. – Постойте, а загранпаспорта?
– Вот они, и с визами порядок. А у нашего Игоря Марковича всё и так наготове.
Вараксин равнодушно молчал.
– Игорь Маркович, что с вами? Вам нехорошо?
– Есть немного. Голова побаливает, – он потёр залысины. – Может, я не полечу? К тому же у меня аэрофобия, да и дел в Москве…
Дамы сникли: похоже, недомогание Вараксина приняли за проявление болезни. Надо пресекать. Подумаешь, олигарх. Или, как его, трейдер. Тем более.
– Вы же сами согласились. Не обижайтесь на грубый намёк, так на Востоке говорят: когда человек умирает, работы ещё на год остаётся. А, решайте сами.
– Хорошо, дела подождут. Это я так. Мы ведь на неделю, говорите?
– Точнее, на пять дней.
– Это недолго.
– А как же аэрофобия?
– На международных рейсах она слабая. Когда вылетаем?
– Завтра утром, в десять ноль-ноль. Номера не сдаём, возвращаемся сюда же. Кстати, Сергей Олегович тоже участвует, будет присматривать за вами.
– А как одеться, в чём ехать?
– Молодец, Таня, напомнили. Сейчас в Америке жарко, одевайтесь полегче. И попроще. Американцы люди простые, им главное, чтобы человек был хороший.
– А что брать с собой? – спросила Лена.
– Можно взять водку, не больше двух бутылок на нос. Вот суточные, – я достал конверты с долларами. – Вопросы?
– А что, разве в Америке водки нет?
– Таня, горилка там присутствует, но дорогая. А доллары пригодятся, нам кушать-то на свои. Ну что, всё?
– Как это? А на посошок? – Мишаня разлил остатки.
Таня, привстав, потянулась за конфеткой, а Мишаня, глядя на тугие половинки, открыл рот. Налюбовавшись, жарко зашептал мне в ухо:
– Палыч, чёрненькая, Танька – моя.
– Да забирай.
– Ты посмотри, всё при ней, – лицо пылает страстью. – Господи, а попка-то, о-о-о! Попка, как орех: так и просится на грех. Полжизни отдам. Кажется, я сейчас…
Вот же блин, озабоченный попался. Хотя от такой парочки может родиться крепкое потомство. Без вируса агрессии.
– Мишаня, потерпи, – шепнул я и, уже громко. – Все свободны.
В обнинской гостинице нам с Мишаней достался спаренный номер: комнатушки отдельные, а санузел общий.
Сосед мой пришёл заполночь, в расстроенных чувствах.
– Так поступают фашистские люди.
– Ты о чём?
– Бортанула меня Танька. Ещё бутылку у неё раздавили – и всё мимо. Ну, блин. И ведь не замужем, я узнал. Уже три года вдова, баба в своём соку. Во, бляха-муха.
– Не бери в голову. Впереди Америка, там она расслабится.
– Думаешь?
– Уверен. Всё, баюшки-баю, вставать рано.
Завёл будильник на шесть утра.
Но уже в три разбудил телефон. Семён Петрович, прямой начальник по службе:
– Александр Павлович, вынужден прервать твой отпуск.
– Но ты обещал…
– Ничего не поделаешь. Ядерная авария в Железногорске, есть облучённые. Тебя включили в комиссию.
М-да, человек предполагает, а начальство располагает. Сумка-то собрана, но как быть с командой? Во, блин. Вместо Запада – на Восток. Как же они без меня?
– А когда вылетать? Я ведь сейчас в Обнинске.
– Знаю. Твой рейс из Домодедово через два часа.
– Петрович, как же я успею? У нас ночь, ни электричек, ни…
– Внизу мотоцикл.
– У меня даже прав нет.
– Там водитель, ты в окно выгляни.
И правда, на обочине взрёвывал «Харлей». Голова закружилась, бросило в холодный пот; подожди, какая командировка на пенсии? – и я проснулся.
За стеной яро храпел Мишаня.
Партия 2
Американская симфония
До вспышки – год
Часть 1
Русские идут
Аллегро
Он мне дал прочесть брошюру – как наказ,
Чтоб не вздумал жить там сдуру как у нас.
Глава 12
Над землёй
Театр начинается с вешалки, а заграница – с «Шереметьево».
Я на взводе, словно командир перед атакой. Вдруг с паспортом либо визой у кого-то проблемы? Или в багаже неположенное? А в Мишане вообще не уверен. Кстати, где он?
Ага, Танечка облачилась в алые обтягивающие шорты.
Мишаня страдал.
Таможенный и прочие барьеры преодолели без приключений. В «дьюти фри» – безналоговой зоне – любимый «Бейлиз», ликёр из ирландских сливок и виски. Двадцать баксов за полтора литра, а дома-то – цена уже вдвое.
Три часа полёта – и первая чужая земля, Франкфурт. Здешний аэропорт – остров среди воздушного океана, где железные птицы отдыхают и заправляются перед дальней дорогой.
Пересели в магистральный лайнер, огромный «Боинг-747» компании «Дельта». Хм, дельтоны и «Дельта». Случайность? А насчёт аэрофобии Вараксин прав: на международных рейсах о катастрофах думаешь меньше.
Боинг взмывает в воздух, под мерное гудение двигателей тянет в сон.
Погожу дремать, вон и долгожданная тележка с напитками. «Бейлиз», плиз. Ух, пальчики оближешь.
Разуться, укрыться пледом, вздремнуть – лететь долго. Как там у пилотов: взлёт сложен, полёт спокоен, посадка опасна.
Поговоркам верить нельзя. Всё случилось невероятно быстро. Густой дым за иллюминатором, и тут же яркое пламя из двигателя. Стены салона пышут жаром, испуганные крики сливаются в сплошной ор.
Господи, что же делать? Спасательный жилет без пользы. Кислородная маска? Кислород! Кислород, керосин и магний, да в замкнутом пространстве, плюс скорость. Самолёт выгорает за две минуты.
Успеть, хоть что-то успеть… Позвонить! Но возьмёт ли с борта? Хоть три слова, лишь бы она дома. Ну, ну! Длинные гудки, вот, сняла трубку. А почему голос мужской?
– Колян, что ли ты? Хорош трезвонить, заждались тебя. Давай скорее, да пузырь прихвати.
И сквозь чужие слова – тихий-тихий голос жены:
– Саша, ты где? У тебя всё в порядке?
Не услышит она, этот кретин мешает.
– Слушай, мужик! Я не Колян. Звоню с самолёта, который горит. Не тебе звоню, положи трубку, ну!
– Колян, хорош прикалываться. У нас тоже трубы горят, всё выпили.
– Христом-богом прошу, положи трубку. Нет – из-под земли тебя достану.
– Сам клади. Мой телефон, хочу говорю, хочу нет. Ты что ли не Колян?
Как в дурном сне…
…И я проснулся. Под пледом жарко; пассажиры – кто дремлет, иные смотрят рекламный ролик авиакомпании.
Через проход рокочет Мишаня, развлекая женщин анекдотами:
– «А пристёгнутые?» – «Те выглядели, как живые», – и жизнерадостный смех.
Глава 13
В гостях у Дяди Сэма
Два вида капучино – френч-ваниль и амаретто – следовало вкушать именно в таком порядке. Райское наслаждение!
Бариста, миниатюрный молодой латинос, только что заправил кофе-машину.
Мишаня отдувается над четвёртой чашкой и прицеливается к пятой. Раблезианец, блин. Женщины и Вараксин, выпив по чашечке, оглядываются по сторонам.
Грандиозный квадратный холл, лифты с прозрачными кабинами. Но главное – водопад. Водопад в центре гостиницы, ниспадающий с искусственных скал. Да, это Америка. Свет, простор и богатство. Бесстыдное богатство.
– Ничего особенного, – Мишаня решается на пятую чашку. – У нас в Ё-бурге не хуже. На Куйбышева, большущий такой домина.
– «Атриум-палас»? Ты что ли там был?
– Не, Палыч. Лёха, кореш мой, рассказывал. Название не помню. Похоже, как ты сказал. Это, как его «Атом…», тьфу, бляха-муха, не могли по-русски назвать.
– Мишаня, а наш отель как называется, знаешь?
– А мне зачем, Палыч?
– А вдруг заблудишься – дорогу спросить. На визитках читай. Или на авторучках.
Мишаня достал из кармана горсть авторучек, взятых с ресепшен.
– «Доубле-трее хотел».
– Не совсем. «Дабл-трии хоутэл». Запомнишь?
– Уже.
Формальности улажены. В руках ключ, на пластиковой карточке номер комнаты и опять-таки название отеля.
– Эх, Мишаня, зря учил импортные слова. Как пойдёшь гулять, бери с собой эту штуку. Если что, полисмену покажешь. И он тебе покажет, дорогу. Погоди, объявлю.
– Уважаемые господа делегаты, внимание. Мы на одном этаже, рядышком. Отдыхаем, отсыпаемся. Встреча утром в девять, здесь, у кофеварки. Конференция начнётся в час, до того успеем прогуляться по Вашингтону. Такого пекла с утречка не будет. Да, вот что. В номерах мини-бары с напитками. Мишаня, губу не раскатывай, там очень дорого. Ну, до завтра.
А где же кондишна? Ага, вот она. Господи, хорошо-то как. И скорее, скорее в душ.
Теперь телевизор, наш друг, товарищ и брат. «Мыло», реклама, снова «мыло», Си-Эн-Эн; «магазин на диване»; а это что? Земля-матушка, вид со спутника: хоть целый день смотри, только места унылые. Опять реклама; какие-то фотки, а, ясно, пропавшие без вести.
Наш любимый прогноз погоды. Завтра с утра 80, к вечеру 100 градусов. Ладно хоть по Фаренгейту. Переведём в Цельсия: отнять 32, умножить на пять и разделить на девять. Получается 38. Однако. А послезавтра? Ну-ка, ну-ка. 104 градуса – по-нашему сорок. Горячей тела, от такой жарищи надо прятаться.
Что в ящике ещё? Америка, Америка, о России ни полслова. Ну, заяц, погоди! И опять «мыло». Ну сколько можно?
А тут что за дела? Негры пляшут и поют, прямо в церкви. Ага, молятся они так. Да уж, сюда не зарастёт народная тропа. Смотри-ка, и молодых полно. Правильно к вере приучают.
Снова реклама. Без надобности, завтра у нас будет свой шопинг. Столько каналов, а смотреть нечего.
Со стороны я выглядел идиотом. Представьте немолодого дядьку с игрушкой в руках – стоит и блаженно улыбается. Это было кусочком моей жизни, её лучшей части – детства. Ну никак не ожидал встретить это в Америке.
Игрушка металлическая, тяжелая. Настоящая. Из трёх частей. Первая – самолёт, штурмовик ИЛ-2, вторая – волчок-гироскоп и третья – стойка. Главный тут волчок: массивный маховик, стоящий на опоре внутри стального корпуса с оправой в виде рамки; дно корпуса заканчивается шариком.
Чтобы раскрутить маховик, на тонкий вал наматывается бечёвка, затем надо потянуть её во всю силу. Да, волчок предназначен для вращения штурмовика вокруг стойки, но я вышел из возраста, когда играют в самолётики.
Консультант, а может, хозяин магазинчика, румяный мужик средних лет, наблюдает за мной с улыбкой.
Как умею, больше жестами, прошу бечёвку; вставляю навощенный кончик в сквозное поперечное отверстие вала. Накручиваю старательно, виток к витку, аж язык от усердия высунул; потом рву на себя.
Ставлю гудящий волчок на кончик указательного пальца. Внутри корпуса бешено вращается маховик, а сам волчок медленно-медленно проворачивается на пальце.
Губы невольно растягиваются в улыбку, американец отвечает понимающим взглядом.
Отодвинув ненужный самолётик, притягиваю к себе стойку. Стержень, закреплённый на тяжёлой подставке, заканчивается полусферической выемкой. Ставлю в неё жужжащий волчок, тем самым шариком. Медленно поворачиваясь, волчок склоняется ниже и ниже, вот ось вращения склонилась до горизонта, ещё ниже – но волчок не падает! Словно законы механики писаны не для него.
На самом деле мощное вращение маховика пересиливает земную гравитацию. А смотрится, как чудо.
Американец улыбается.
Двое немолодых мужчин с разных континентов – как давние приятели. Нет, мы с одного материка – детства.