– Хорошо. Но теперь, когда я здесь, он, возможно, оставит попытки меня нейтрализовать. Да и какой смысл? Какова его цель? Ведь американцы не знают, с какой миссией я сюда приехал.
– Не знали, но могли догадываться, просто могли ждать подобного человека, который будет работать по связи с иранским делом. Может быть, Коулману просто приказали дискредитировать любого советского дипломата. Ему подвернулись вы. Так, я подниму досье на американца, там есть у нас его отпечатки пальцев. Попробую сверить, если удастся снять что-то с этих бумаг. Короче, я у себя, если что.
Родионов поднялся, кивнул Шляпникову и вышел. Посол откинулся на спинку кресла и жестом пригласил Сергеева пересесть поближе к столу.
– Я хочу вас немного проинструктировать, Станислав Васильевич, – сказал Шляпников. – Вас ввели в курс дела еще в Испании, где вы работали в последнее время и откуда вас направили сюда. Но понимают ли там всю сложность обстановки? Вам ее надо не просто знать, вам ее надо чувствовать. Иначе вы или дров наломаете, или просто не выполните задание. Формально вы возглавите «кризисную группу». Вы знаете, что это такое. Ребята работают там, где существуют угрозы, опасность для советских граждан. В районах с нестабильной политической обстановкой, в районах стихийных бедствий. Их задача – отслеживать ситуацию и делать все, чтобы советские граждане не пострадали, чтобы вовремя вывезти их из опасной зоны, грамотно оценить степень опасности. Я вас познакомлю с ними. Игорь Андреевич Сиротин из латиноамериканского отдела МИДа, а Александр Владимирович Борецкий – чисто «кризисник». Но работа с ними – ваше прикрытие, фактически вы будете работать сами, привлекая их как помощников в крайних случаях и только с моего личного разрешения, как прикрытие вашей миссии.
– Не думаю, что мне удастся долго скрывать свои истинные намерения, – пожал плечами Сергеев.
– И я не думаю. Но ваше главное оружие – официальный статус дипломатического работника в горячей точке. Вы официальное лицо, и это для вас большой плюс, в отличие от работы нелегалов. Нелегалы поставляют для руководства страны оперативную информацию, наша же задача и ваша именно сейчас и здесь – документальное подтверждение оперативных данных разведки.
– Трудно здесь? – спросил Сергеев.
– Контрас начали боевые действия еще в ноябре 1980 года. Я чувствовал тогда, что ситуация меняется, но предпринять мы ничего не могли. Мы убеждали сандинистское правительство, мы работали со всеми официальными и неофициальными лицами, кто имел хоть какое-то влияние здесь, в стране, и в регионе в целом. Мы могли помогать законному демократическому правительству и пытаться создать основу для переговорного процесса. А в восемьдесят первом контрас начали проводить систематические рейды на подконтрольные правительству территории. Мы пытались погасить этот зачаток гражданской войны. Ведь это были лишь первые столкновения. Диверсии, террористические акты. Они пытались разрушить хозяйственные и стратегические объекты, атаковали подразделения народной милиции и сандинистской армии.
– Нам рассказывали, что контрас обучали аргентинцы. Есть якобы такой «аргентинский метод» борьбы с коммунизмом.
– Все правильно, – кивнул Шляпников. – Мы сообщали об этом. Повстанцам удалось привлечь на свою сторону часть крестьян, индейцев. Они создали по всей территории несколько своих баз. Им частично помогает местное население. Неизбежное расслоение. По этому поводу мы уже готовили ноту от нашего правительства правительству Аргентины. Речь шла о военных базах Лепатерик и Килали, где боевиков готовили опытные аргентинские коммандос из 601-го разведывательного батальона. А «аргентинский метод» – это и есть метод террора, метод запугивания населения, метод, густо замешенный на крови.
Из всего, что Станислав Сергеев знал о Никарагуа раньше и что узнал уже здесь, в стране, из уст посла и Олега Ивановича Родионова, у него в голове сложилась вполне определенная картина. Страну раздирают на части внешние силы, хотя внутренние демократические круги пытаются нивелировать эти воздействия и стабилизировать ситуацию. Надолго ли? Вполне очевидно, что уверенности в окончательной победе демократии в стране у большинства населения нет. Да что населения! У государственных функционеров такой уверенности может не быть. И обоснованно.
Спецслужбы США слишком активно взялись помогать контрас, опасаясь, что сандинистское правительство свернет на социалистический путь развития. Помощь Советского Союза налицо, он помогает Никарагуа открыто, но как раз это и пугает многих сторонников демократии в стране. А если американцы помогают контрас из-за содействия Советского Союза действующему правительству? И потом, СССР помогает экономически, предоставляет гуманитарную помощь, а вот чем помогают контрас США, не знает никто. Только догадываются. А то, что не понятно и не лежит на поверхности, всегда пугает. Это в природе человека.
Сергеев был почти уверен, что в недрах муниципальной власти, да и в государственных структурах Никарагуа многие не захотят пойти на прямой контакт с советским представителем. Идут на такой контакт лишь те, кому это предписывается служебным положением и должностными инструкциями. А кто-то просто будет опасаться за свою жизнь, ведь контрас могут не простить любому из чиновников контактов с представителем советского МИДа. Нападения на учреждения власти не так уж и редки. Простой принцип запугивания всегда лежал в основе повстанчества. Азы, так скажем, любого антигосударственного движения. А тут еще и «аргентинский метод»!
Попытка войти в контакт с представителями Департамента местных самоуправлений не увенчалась успехом. Станислав пытался организовать встречу с одним из заместителей директора департамента, полагая, что сам директор – лицо слишком заметное. А советскому дипломатическому работнику с таким заданием, как у Сергеева, лучше все же оставаться до времени в тени. Но ни один из трех официальных заместителей на контакт не пошел, найдя вполне логичный повод уклониться от встречи.
Не хотел Сергеев прибегать и к помощи Родионова. Он понимал, что стоило ему хоть раз, хоть мельком «засветиться» по каналам советской внешней разведки, и вся его миссия будет мгновенно раскрыта. Он не сможет вообще ни с кем в Никарагуа наладить диалог, а тем более получить документальное подтверждение тем или иным событиям. Только дипломатический статус и только личные контакты, полученные в ходе работы. Официальной, а не нелегальной оперативной.
Помня рекомендации Родионова и ценя его опыт разведчика, Сергеев стал искать нужного человека в среде простых исполнителей, которые сами не принимают решения, но через которых проходит широкий поток информации. Перебирая фамилии более или менее важных должностных лиц департамента, он вспомнил об информации, полученной им при подготовке к командировке.
С начала семидесятых годов по договору между СССР и Никарагуа в Москву отправлялись учиться группы молодежи. В основном это были студенты-медики, летчики гражданской авиации и инженеры. Да, инженеры-энергетики, строители. Там же была группа студентов, отправлявшихся в автодорожный институт.
Запросив визовый отдел, Сергеев получил нужную справку. Действительно, в июле 1973 года в Москву отправлялась группа студентов инженерного вуза для обучения в Московском автодорожном институте. Список группы прилагался. Пробежав глазами по колонке из двенадцати фамилий, Станислав остановился на Хесусе Уголино. Вот он, память не подвела. Хесус Августо Уголино, 1952 года рождения, Манагуа. А сейчас Уголино занимал пост начальника автотранспортного управления Департамента муниципальных самоуправлений.
Сергеев посмотрел на часы и позвонил Родионову.
– Олег Иванович, можно к вам сейчас зайти? Мне ваша помощь нужна в одном щекотливом деле.
– Ну… – помедлил советник по культуре. – Не знаю, смогу ли я вам чем-то помочь, но зайти вы можете. Буду рад.
Сергеев насторожился, схватил справку и почти побежал к Родионову в его кабинет на втором этаже. Олег Иванович встретил молодого дипломата стоя у окна и помешивая ложечкой чай в чашке.
– И в чем у вас там загвоздка? – спросил он с мягкой улыбкой, грея Сергеева взглядом доброго дядюшки.
– Видите ли, мне для налаживания продуктивного контакта с одним из чиновников нужно узнать кое-что о его связях в Советском Союзе, где он учился с 1973 по 1977 год.
– Хороший подход к работе, – Родионов кивнул головой, не спеша вернулся к своему столу, заваленному проспектами, бланками и цветными фотографиями с последнего фестиваля. – Вы сделали запрос по официальным каналам?
– Нет, – мотнул головой Сергеев, поняв, что ступил неосторожно ногой в трясину каких-то межведомственных отношений, забюрократизированных до крайности.
– Ну, как же, Станислав Васильевич. Это ведь просто делается. Оставляете у секретаря посольства свой запрос на имя Шляпникова. Поскольку вы напрямую посольству не подчинены, а лишь относитесь к категории…
– Я понял, – нахмурился Сергеев. – Собственно, это понятно, что мы с вами из разных ведомств, я просто полагал, что для ускорения процесса…
Замолчав, Станислав остался сидеть, решая для себя: пора ему вставать и уходить или он все же получит от разведчика дельный совет вместо прописных истин, которые Сергеев и так знал прекрасно. Жаль, если не получится наладить хорошие, добрые, доверительные отношения здесь, в посольстве, со своими коллегами. Чего уж тогда мечтать о доверительных отношениях с местными чиновниками.
– Знаешь, Стас, – вдруг заговорил Родионов совсем другим голосом. – Не делай поспешных, а самое главное, неправильных выводов.
– Вы о чем?
– О том, что мое гражданство и твое гражданство уже повод для того, чтобы пить вместе водку. Что мой кабинет в этом здании и твоя миссия в Никарагуа – это уже повод просиживать вместе ночами под абажуром настольной лампы и с энтузиазмом шептаться о тайных делах и разведывательной информации из первых рук.
– Простите, Олег Иванович, – Сергеев встал и холодно посмотрел на Родионова. – И в мыслях не было фамильярничать или иным способом набиваться…
– Отставить! – вдруг командирским голосом рыкнул советник и кивнул на стул, с которого Сергеев только что встал.
Пауза повисла в кабинете невеселая, как показалось Станиславу. Нет ничего хуже, чем ошибаться в людях, на которых рассчитываешь, к которым пытаешься относиться так, как хотел, чтобы относились к тебе. Ошибаться в людях, с которыми ты готов делать одно большое и важное дело, а в результате получается, что ты потерял много времени, нервов, а работа не сдвинулась с места ни на сантиметр.
– Надулся как мальчишка, – усмехнулся Родионов и снова заговорил своим добродушным тоном: – Я же предупредил, чтобы ты не делал поспешных и неправильных выводов. А ты мгновенно их сделал. Хорошо, что я о тебе много знаю, Станислав. Это твое третье самостоятельное задание. Два ты выполнил с блеском, и поэтому тебе можно доверять. Но ты не усвоил одной простой истины: тебе никто не обязан помогать, тебя никто не будет хвалить так, как тебя хвалили преподаватели в институте и кураторы на стажировке. В каждом ведомстве свои правила, и каждое ведомство играет по ним самостоятельно. Все остальное – компромиссы, хотя кажется, что КГБ и МИД делают одно дело. Не принято делиться информацией и помогать без разрешения на то высокого начальства, которое видит ситуацию со стороны. Если мы начнем на нашем уровне все делать вместе, без разрешения сверху, мы перестанем быть разведкой, а вы – внешнеполитическим ведомством. И станем большим колхозом. Никому не нужным и бесполезным.
– Обнадежили вы меня, – усмехнулся Сергеев, хотя прекрасно понял, что имел в виду Родионов.
– На самом деле я тебя предупредил, проинформировал и подстраховал от ошибок в дальнейшем.
– Спасибо, Олег Иванович, за урок, – поднимаясь со стула, сказал Станислав. – Я действительно все понял. Признаю, с моей стороны обращение к вам было мальчишеством.
– Совершенно верно, – улыбнулся Родионов, – мальчишеством. Но все не так плохо. На этот раз мне приказано тебе помогать. Задание твое самостоятельное, но все мы как бы на подхвате, потому что работаем по одному и тому же делу. Просто… в другой раз такого не будет наверняка, а ты будешь рассчитывать. К хорошему ведь быстро привыкаешь, правда?
– Ладно, ваш урок я усвоил. Спасибо!
– Чем богаты, – кивнул разведчик и стал серьезным. – Значит, так, Станислав Васильевич. Ты ищешь контакты среди чиновников с тем, чтобы найти выход на тех, кто может обеспечить тебе документальное подтверждение помощи американских спецслужб никарагуанским контрас. На неофициальном уровне поговорить на эту тему могут откровенно многие, ты сам понимаешь, а вот что касается официальной помощи Советскому Союзу, то тут все сложнее. Кого ты наметил для вербовки?
– Начальника управления автотранспортного обеспечения Департамента муниципальных самоуправлений Хесуса Августо Уголино.
– Так, неплохо. А почему его?
– Он учился у нас в Союзе не так давно, допускаю, что у него в Москве остались вполне реальные симпатии. А если симпатии на личном уровне, то это может иметь продолжение и в виде симпатий к нашей стране.
– Молодец, хорошо вас там в МГИМО готовят, – улыбнулся Родионов.
– Сколько это займет времени?
– Сутки, думаю, не больше.
– Так быстро? – удивился Сергеев. – Хотя, я так понимаю, что спрашивать вас о ваших секретах и возможностях не рекомендуется. Можно опять нарваться на выволочку.
– Какие секреты? Ты и сам все знаешь про фототелеграф и ЗАС-аппаратуру[6]. А еще ты забываешь, что информация о таких людях, как твой Уголино, есть и у нас. Ладно, Стас, сутки!
Сергеев вышел из кабинета советника по культуре и направился в свою комнату, служившую ему и рабочим кабинетом. Вообще-то, еще на семинарах в институте и во время стажировок кураторы говорили будущим дипломатам о разделении функций разведки и дипломатической службы. Хотя существует еще понятие дипломатической разведки. Чем сейчас, собственно, Сергеев и занимался. А разведчики с дипломатическими паспортами существовали всегда и во всем мире. Когда лидер твоей страны приезжает в другую страну для проведения переговоров, даже когда еще только готовится такая встреча, активно используются все способы получения достоверной информации, подлежащей аналитической обработке. Используется и оперативная информация, и документально подтвержденная.
Вот только смешивать их нельзя. И нельзя ни в коем случае давать повод заподозрить дипломатических работников в шпионаже. Поэтому сегодня Родионов и разыграл этот спектакль перед молодым дипломатом. Так быстрее запомнится. Дипломатия есть дипломатия, разведка есть разведка, и они должны пересекаться как можно реже, хотя работают на одну цель. Цель одна, а методики работы разные. В любой контрразведке работают не дураки, и они вполне могут отличить дипломата от разведчика по его поступкам, по его деятельности. И Сергеев будет все время на виду и будет заниматься тем, что разрешено, будет заниматься официально. И если он придет к кому-то из граждан Никарагуа с информацией по линии разведки и будет его вербовать, то в нем сразу заподозрят разведчика и выдворят из страны в 24 часа. А это значит, что миссия его будет провалена и другому человеку на этом месте работать будет на порядок сложнее.
– Разрешите? – в дверях комнаты Сергеева появился высокий смуглый молодой человек лет тридцати пяти. – Моя фамилия Борецкий. Шляпников сказал, что вы хотели поговорить с нами.
– Да-да, заходите. – Сергеев отложил в сторону сводки, которые получил от Родионова, и прикрыл их газетой.
Борецкий сделал шаг, кивнув кому-то за своей спиной. Следом за ним в комнату вошел невысокий плотный русоволосый мужчина с круглым, типично славянским лицом и коровьими глазами без ресниц. Видимо, это был второй работник МИДа, о котором Сергееву говорил посол и с которым ему предлагали тесно взаимодействовать еще в Испании, когда готовили к этой командировке.
– Проходите, ребята, – Сергеев показал рукой в сторону окна, где стоял небольшой диванчик и кресло и где сквознячком очень уютно шевелило оконную гардину. – Вы, очевидно, Сиротин? – пожимая руку второму визитеру, спросил Станислав.