.... Наконец мой автореферат был написан, работа переплетена, оппоненты назначены. Диссертацию я подал в Ученый Совет Латвийского университета, что ускорило время моей защиты и удовлетворило моего руководителя.
Казалось, жизнь начинает налаживаться!
.... Первая половина Олиной беременности протекала легко. Но, узнав, что будет двойня, она забеспокоилась. Стать матерью двоих детей в 25 лет ей казалось неправильным и несправедливым. Я был свидетелем, как однажды Надежда Петровна пыталась сказать ей, что расти двоих детей одновременно не так уж и плохо.
– Только не для меня, – резко оборвала она мать.
И я впервые услышал в ее голосе металлические нотки.
За месяц до родов Олю положили в больницу на сохранение. Тяжелые роды, кесарево сечение и затяжная послеродовая депрессия – вот что нас ожидало в скором будущем.
…. Помню, мы приехали забирать Олю из роддома, нас уже там ожидали мои и Олины коллеги. Среди них была и Катя. Мы с Олей вышли из роддома, неся каждый по драгоценному кулечку. Все бросились поздравить Олю с рождением двойняшек. А Катюша подошла к нам с Надеждой Петровной со своим маленьким букетиком моего любимого цветного горошка и протянула его мне.
Где она смогла найти ранней весной эти летние цветы, непонятно? Ни о каком фотографировании я тогда, конечно же, не мог и думать.
.... А три года спустя, на нашу с Катей свадьбу, мы получили от моего приятеля в подарок бесценную для нас фотографию. На фоне роддома гордый папаша рассматривает личико своего ребенка, а рядом стоят улыбающаяся Надежда Петровна и Катюша со своим скромным букетиком. Именно эта фотография сейчас и украшает первую страницу Диминого альбома.
.... Основную заботу о детях на себя взвалила Надежда Петровна. Я был на подхвате: подгузники, детское питание, прогулки с детками. В помощь взяли приходящую няню. Уставали страшно.
Но все это компенсировали две одинаковые премиленькие мордашки, отличающиеся лишь маленькими родинками: у Димы на правой бровке. а у Машеньки на левой. Вели они себя очень тихо и спокойно, словно чувствуя, что маме трудно и сейчас не до них
.... Спустя два месяца Оля была уже в прекрасной форме и засобиралась на работу. Вначале на полставки, а через месяц уже уходила утром, а возвращалась после шести. Ответом на мою просьбу помочь Надежде Петровне вынести коляску были большие удивленные глаза и вопрос:
– А где няня и разве мама не справляется?
Детки уже сидели, аукали, возились со своими игрушками. Забавно было наблюдать как быстро они растут. Забавно всем, кроме их мамы. Ну, а дальше все банально, банальней не придумаешь. Очень часто Олю домой подвозили на машинах коллеги, хотя весь путь пешком до дома через красивейшие парки занимал не более десяти минут!
– Да им все равно по пути, – отшучивалась Оля.
Менялись марки, менялись цвета машин. Но, с некоторых пор, машина красного цвета стала мелькать все чаще и чаще, а Оля начала приходить с работы все позже и позже. А я все чаще и чаще стал ожидать ее возвращения, стоя у окна и волнуясь, чтобы с ней ничего не случилось.
…. И вот однажды, подвезя Олю к дому, машина не уехала. Сердце мое сжалось от предчувствия чего-то нехорошего, я не мог сдвинуться с места. Оля забежала в спальню, через некоторое время вышла оттуда с небольшой спортивной сумкой и подошла ко мне. Мое горло сжимала спазма, и я не мог произнести ни слова. Оля тихо сказала:
– Спасибо, – повернулась и ушла.
За что спасибо? За то, что не остановил, не побежал догонять, за то, что не стал скандалить?
Но ведь она прекрасно знала, что и я, и Надежда Петровна сделал бы все, лишь бы она была счастлива.
.... Дальнейшее развивалось как-то слишком уж стремительно. Через пару недель я уже был повесткой вызван в суд. Оля в суд пришла в сопровождении красивого молодого человека. На суде все переговоры проходили через адвоката. Развели нас мгновенно, разделив детей.
Надо отметить, такая практика в те времена, при условии, что родители самодостаточны, была принята.
.... Уже через неделю этот молодой человек, волнуясь и заикаясь, на смешанном русско-латышско-немецком языке говорил мне о своей любви, о том, что с ним Оля с дочкой никогда ни в чем не будут нуждаться и будут счастливы, что он дипломат, что срок его работы в Латвии кончился, и, зная, как сильно я ее люблю, он меня просит подписать бумаги, позволяющие Оле вывезти ребенка за границу.
Я смотрел на него и узнавал себя. Удастся ли ему сделать то, что не удалось мне?
И, конечно же, я был готов сделал все, лишь бы Оля была счастлива. Бумаги тут же появились передо мной. Все бумаги были оформлены по форме, с заверенными нотариусами переводами.
Через пять минут после его ухода появилась Оля. Взяв на руки наспех одетого ребенка, она что-то тихо сказала матери. Я услышал только как Надежда Петровна жестко ответила:
– Нет.
Оля, подойдя к двери, обернулась и почему-то опять, обращаясь ко мне, сказала:
– Спасибо.
Спасибо за что?
За то, что позволил резать по живому!
За то, что согласился не видеть своего ребенка, и даже нормально не попрощался с ним!
За то, что позволил бросить полугодовалого сына и забыть о его существовании!
Наконец, позволил лишить возможности матери встречаться с дочерью и видеть, как растет ее внучка!
Скольких людей еще нужно сделать несчастными для того, чтобы осчастливить нашу Оленьку!
Я обязан был еще раньше сделать все, чтобы этого не допустить!
Но, сейчас не время начинать копаться в себе, анализируя свои ошибки и посыпая голову пеплом.
Нет! Только не сейчас!
Никогда больше я не позволю кому-либо обидеть моего сына и эту пожилую женщину, черную и сгорбившуюся от горя, но ставшую мне такой близкой и родной.
Мы видели, как выскочив из дома, Оля с Машенькой попали в объятия молодого человека.
Они смеялись и были счастливы! Им все удалось!
А мы с Надеждой Петровной стояли у окна и наблюдали, как наша любимая Оленька, разодрав нас в клочья, бежала за своим счастьем.
Я не чувствовал ни боли, ни огорчения. Я наблюдал за всем происходящим, как бы со стороны, и думал о том, что мы с этого момента стали совсем другими! Надежда Петровна, полагаю, думала о том же. Да, мы были побиты, но мы не были раздавлены. И я чувствовал огромную ответственность за этих двух существ, абсолютно беззащитных и доверившихся мне.
Я обязан их защитить, и я это сделаю!
Глава 3.
.... Уже через неделю я успешно защитил свою диссертацию. Катюша присутствовала на моей защите, поздравила, но на банкет не пришла, сославшись на занятость.
Через месяц мы, все ее бывшие коллеги, поздравляли уже ее с успешной защитой. Она была страшно смущена вниманием к своей персоне, всех поблагодарила, отметив, что без моего участия и помощи ей это вряд ли бы удалось.
.... Время бежало быстро. Надежда Петровна занялась благоустройством нашей жизни. Мне был выделен отдельный кабинет, вся мебель в котором была обновлена. Димина детская представляла собой образец детской комнаты.
День Диминого дня рождения решили отметить походом в зоопарк и вечерним чаепитием с моими родителями.
Май, все цветет и благоухает. Восторги, еще не очень уверено шагающего малыша, при виде мелких зверушек и полное не восприятие больших, все это удивляло и умиляло. Возвращался я уже со спящим сыном на руках. А дом нас встречал разноцветными шарами, гирляндами и вкусными запахами.
Оказалось, не полагаясь на свой вкус, Надежда Петровна позвонила Кате и попросила помочь ей организовать этот маленький праздник для малыша. Та с радостью согласилась.
Вечером Диму нарядили, накрыли стол и стали ждать гостей. Приход Кати с огромным тортом, специально по этому случаю заказанным, казался таким естественным и ожидаемым. А надпись на торте: «Диме 1 год!» – привела всех в восторг.
Лето мы с Димой и Надеждой Петровной провели в Юрмале у родителей на даче.
Катя все лето занималась студентами, возила группу наших студентов в Германию, а затем принимала группу студентов из Ростока.
…. Надежда Петровна, не встретив никаких возражений за свою инициативу в Димин день рождения, стала периодически просить Катю в чем-то помогать ей: то посидеть с ребенком, пока она сама сходит в поликлинику, то нужно Диме срочно сделать прививку, то пожить у нас пока я в командировке.
Каждый Катин приход вносил в наш дом радость и веселье. Но, уже один раз наследив в ее жизни, я считал себя не в праве интересоваться и спрашивать ее о личной жизни. Больше всего я боялся испугать ее своим вниманием.
Но, все решилось, само собой. Как-то Надежда Петровна, почувствовав себя плохо, попросила Катю приехать. Подходя к дому, я встретил спешащую к нам Катю. Увидев, подъезжающую к нашему дому скорую помощь, мы бросились в нашу квартиру. Дверь была не заперта, Надежда Петровна ожидала приезда врачей. С криком:
– Па, па! Ма, ма! Дюша болеет! – к нам навстречу бросился Димка.
Врачи сделали Надюше, а именно так ее звала Катя, укол и приписали: семейного врача и постельный режим, который она, как мне теперь кажется, специально послушно исполняла целых две недели. Но, в этом уже не было никакой необходимости.
Димочка за нас с Катей сделал все необходимое!
…. 26 лет пролетели как одно мгновение! Были взлеты, были и падения, а вот стабильности не было. Жили, как на вулкане!
Пережили смутное время, так называемой «перестройки». С восторгом приняли независимость нашей маленькой Латвии. Многим казалось, что в маленькой, уже почти европейской стране, можно легко навести порядок. Но, к сожалению, это была лишь иллюзия. Как говорится: «Кто платит, тот и заказывает музыку». Платили из-за рубежа, и музыка для многих оказалась довольно горькой:
– закрывались заводы, чья продукция западу была не нужна, а восток сам находился еще в больших руинах;
– дома переходили в собственность их прежних, еще довоенных, хозяев. В результате, многие либо лишались своих квартир, либо были вынуждены платить за метры втридорога;
– требование знания государственного языка, практически для всех профессий, лишило работы, а значит и средств к существованию, массу людей;
– на знаменитом Рижском базаре прежде торговавших стареньких бабушек сменили оставшиеся без работы по вышеизложенным причинам высококвалифицированные сотрудники НИИ;
– возрождённая Республика оставила почти 40% населения без гражданства.
Нашей семье пришлось пройти весь этот путь. Катя получила гражданство автоматически, как потомок граждан Латвии, живущих здесь в период ее довоенной независимости. Самое интересное, доказательством этого факта послужил «аусвайс», выданный ее матери немцами в период оккупации, и, по странной случайности, сохранившийся среди старых бумаг. Дело в том, что все необходимые документы, свидетельствующие о рождении и браке ее родителей, сгорели в Лестене во время войны.
Дима тоже был автоматически удостоен такой чести, как сын гражданки. Мне же для этого пришлось пройти всю процедуру: от написания сочинения на заданную тему до исполнения гимна. Надюша, занимаясь домом и Димой, этот вопрос просто проигнорировала.
И я, и Катя заканчивали в Риге школы с русским языком обучения, поэтому нам пришлось еще сдавать экзамен на категорию, подтверждающую достаточность наших знаний государственного языка для работы в университете.
А вот с квартирой и дачей нам сильно повезло! Дом наш был послевоенный и построен на государственной земле. А дача была куплена моими родителями еще в до перестроечного времени у хозяйки, которая владела ею еще до войны. Более того, сохранились даже подтверждающие этот факт документы.
В эти трудные для всех годы наши мизерные академические зарплаты изредка подпитывались европейскими грантами.
В общем, скучно нам не было! Но все это сильно отвлекало от науки, и что, особенно жаль, не позволило нам с Катюшей подумать о втором ребенке.
Но мы – молодцы, в основном, справились!
Глава 4.
.... Марта была девушка разумной, аккуратной и пунктуальной. Ставя перед собой задачи, как правило, выполнимые, она последовательно доводила их до конца, не позволяя возникающим жизненным проблемам выбивать ее из намеченного плана и ритма.
A сейчас она была в замешательстве.
Она со своей сестрой Марией, которая с приемными родителями живет в Швейцарии, условились, что, вступив в наследство, первое, что они сделают, это будет ремонт родового имения, унаследованного ими от отца.
Вот уже почти полгода она занимается этим процессом, отнимающим у нее массу времени и нервов, согласовывая с сестрой только финансовые вопросы.
Тетка Эрна, арендовав на время ремонта шикарную квартиру в центре Берлина, моментально устранилась, взвалив все проблемы на Марту, требуя при этом, чтобы ремонт дома и приведение в порядок всей прилегающей территории должен быть закончен к концу года.
Мария помочь практически ничем не может, так как стажируется в Бостоне. В дополнение к этому Марта руководит рекламным отделом фармацевтической компании, единственной владелицей которой является тетка Эрна. И, несмотря на то, что ремонт ведется самым лучшим строительным подрядчиком города, и за этим следит Артур, управляющий имением, конца края работе не видно. И Марте этому вопросу приходится уделять массу времени.
.... Месяц назад, разбирая в библиотеке отцовские бумаги, один заверенный нотариусом документ на красивом бланке, написанный на русском с переводом, видимо, на какой-то восточноевропейский язык, привлек ее внимание.
С удивлением она прочитала, что некто Николай Соколов дает разрешение своей бывшей жене Ольге Соколовой, выезжая на постоянное место жительство в Германию, взять с собой дочь Марию Соколову. Перечитав несколько раз, она с ужасом поняла, что речь идет о ее любимой сестре. Первой мыслью было поговорить об этом с теткой Эрной.
Но, поразмыслив, Марта от этого отказалась. Если это тайна для Марии и для всех окружающих, значит, так хотел папа!
.... Многое в ее сознании теперь становилось на свои места. Она до сих пор никак не могла понять, как ее отец, безумно любящий свою жену Ольгу, мог одновременно какое-то время иметь связь с ее мамой? Ведь Марта была старше Марии всего на десять дней. Это на отца было так не похоже!
По маминым воспоминаниям, с самого раннего детства ее связывала дружба с папой и дядей Эриком. Мама с восторгом рассказывала Марте какой это был прочный и очень трогательный треугольник!
Со слов Эльзы, мамы Марты, она была безответно влюблена в легкомысленного папу, сына богатейшего немецкого финансиста Отто Коха, живущего по соседству их маленького, утопающего в цветах домика. А вот в нее долго и совершено безуспешно был влюблен Эрик, сын садовника в имении Кох.
…. Да, отец никогда не был женат на маме. Но это не помешало ему и его семье меня не только признать, но и принимать участие в моем воспитании. Да, что там принимать, полностью заниматься моим воспитанием. Сколько Марта себя помнила, они с Марией постоянно были вместе и дома, и в школе. Сестричку она покидала очень редко и на очень короткое время, когда мама возвращалась с гастролей. Скучая по маме, она, не в меньшей степени, скучала по Марии, когда их разлучали. Боясь этим обидеть свою маму, Марта старалась не показывать это ей, но та чувствовала. На то она и мама! И маленькая Марта все это мучительно переживала.
Конечно же, работая какое-то время в Латвии, папа мог полюбить женщину, жениться на ней и домой уже вернуться с маленьким ребенком. Похоже, ни у кого это не вызвало ни сомнений, ни вопросов. Для всех: Ольга – его любимая жена, Мария – его дочь и моя сестра.