Зое захотелось плакать. Потом – смеяться. Еще через некоторое время – дышать, потому как в горле опять образовался этот чертов плотный комок – надоедливый синдром гиперзвукового дыхания, когда в мгновения особого волнения организм вдруг принимает всплеск адреналина за команду перейти на это самое дыхание. Зоя по-неуставному ударила себя несколько раз ладонью в грудь. Встала, вытянулась по швам:
– Я недостойна столь высокой чести, товарищ командир эскадрильи. Мое недостойное поведение в бою стало причиной гибели товарища. Прошу наказать меня по всей строгости воинского устава.
Это оказалось последним, на что ее хватило. Все остальное время она прорыдала на плече Василия Ивановича, а тот отпаивал ее водой, горячим чаем с брусникой, затем опять водой и опять чаем, только на этот раз с чем-то остро-алкогольным. Мудр, ох, мудр был отец-командир, что не вызвал ее в штаб, а пригласил к себе домой. Знал, что дело кончится девчоночьими слезами и соплями, и пусть уж лучше эти слезы и сопли увидит и утрет он один, нежели сбегутся посмотреть на ревущего лейтенанта замполит, зампотех, ординарцы и дежурный по части.
– Успокоилась? – спросил Василий Иванович.
У Зои хватило сил только кивнуть. Мокрый платок она прикладывала к распухшему носу. Слезливое соплетечение, слава богу, подходило к концу.
– Немедленного ответа от тебя не требую. Подумай до утра. Я уже говорил на твой счет с членом военного совета, он не возражал. Уверен, что ты будешь достойной заменой Санина. Кто, если не мы? Так, товарищ лейтенант?
– Так, товарищ полковник, – прошептала Зоя.
Вернувшись домой, она долго стояла у окна, дожидаясь, когда из подъезда появится Настя с коляской. Ежевечерняя прогулка, которой не могла помешать даже смерть. Замшелые слова – «жизнь продолжается», которые в последние дни Зоя наслушалась на всю оставшуюся жизнь. У кого-то жизнь безвременно завершилась, а у кого-то она продолжается. Долгая счастливая жизнь. С прибытком. Вот какую ей честь оказали – отдали место, которое принадлежало Санину. А ведь Настя так радовалась, что они переезжают из «этой дыры», как она выражалась, в Москву! Надо ей срочно сообщить, поделиться:
– Ты знаешь, а в Москву из этой дыры поеду я! Я, может быть, все специально и подстроила, чтобы завладеть местом Сергея. Потому как своего места у меня отродясь не было и быть не должно. Потому как у дочерей предателей-перебежчиков не может быть никакого места. Дети за родителей не отвечают? Вот только живут они так, как родители, даже если их в глаза не видели. От предателей рождаются предатели, от героев – герои. Вот и сынок ваш будет героем, потому что его отец – герой.
По ступенькам стучала осторожно спускаемая коляска, а Зоя подошла к двери, взялась за ручку и продолжала говорить, говорить, говорить. То, что она никогда не скажет Насте. И на глаза ей не покажется. Нет в мире такой силы, которая заставит ее, Зою, открыть дверь на лестницу.
Она вернулась в комнату, достала листок бумаги и написала:
«Прошу уволить из рядов Вооруженных сил».
Глава 5
Три космиста
В романе Александра Дюма «Три мушкетера» главный герой Д’Артаньян ухитряется в первый же день в Париже быть трижды вызванным на дуэль. Сохранись и в наше время традиция выяснять недоразумения искусством фехтования, Зоя имела бы все шансы оказаться в ситуации храброго, но неуклюжего гасконца.
– Я опаздываю, товарищ сержант, – говорила Зоя. – Понимаете, первый раз в Москве, не рассчитала времени, хотела на Красную площадь, а еще в Музей космистики.
– Понимаю, – невозмутимо отвечал товарищ сержант, сверяя пропуск с длинным списком, – но порядок есть порядок. Вот, есть – лейтенант Громовая. Вы?
– Я!
– Можете проходить. Во-он там лифт, а во-он там узкий проход в заведение, если вам не терпится. И осторожнее, пожалуйста, у нас наплыв школьных экскурсий…
Зоя буквально выхватила пропуск и быстрым шагом, переходящим в бег рысцой, направилась к лифтам, где одна из створок готова была сомкнуться и отправить кабину ввысь. В последнее мгновение Зоя успела бочком протиснуться внутрь, где, кроме нее, оказался только маленький мальчик в кожаном комбинезончике. Мальчик стоял к ней спиной и изо всех сил тянулся до верхнего ряда кнопок.
Впопыхах Зоя как-то не сразу сообразила – что делает здесь ребенок, да еще с явным намерением оторваться от товарищей-школьников и уехать от них этаж на тридцатый? Или он, наоборот, собирается воссоединиться со своей группой, от которой отстал, засмотревшись на чеканку или модели космических кораблей, подвешенные под потолком в вестибюле? Но раз мальцу нужно, значит, нужно, решила Зоя – добрая душа.
– Сейчас, малец, я тебе помогу, – она подхватила его за бока и подняла ровно настолько (мальчишка оказался ужасно тяжел), чтобы его палец смог достать нужную кнопку. – Давай, жми…
Ничего жать мальчишка не собирался, наоборот, он принялся сучить ногами, извиваться, издавать странные звуки, вертеть головой так, что Зоя заметила у мальца аккуратно подстриженную бородку.
– Ой, – вскрикнула она, разжала руки, так что малец бухнулся на пол лифта, нелепо скрючился, напрягся, всхлипнул и повернулся к Зое побагровевшим и совершенно взрослым лицом. – Простите… простите…
Перед ней был, конечно же, не мальчишка, а очень маленький человечек с непропорционально большой головой с залысинами, глубокими морщинами на лбу и щеках. Ярко-красный рот шевелился, силясь нечто произнести, но человек не мог выдавить из себя ни слова. Не только от возмущения. От щекотки. Держа его за бока, Зоя невольно вызвала у него приступ смеха, от которого он не мог оправиться.
– Да как… – просипел он, – да как… вы… да как вы смеете… ой, да как вы…
Больше всего Зое хотелось провалиться сквозь пол от стыда. Но в голове продолжали настойчиво отстукивать стрелки, неумолимо приближаясь к назначенному сроку, и она вдавила пальцем кнопку с цифрой «34», рассудив: стыд глаза не выест, а опоздание на встречу – проступок несоизмеримо более серьезный, нежели переживаемая сейчас неловкость.
Человечек в комбинезоне тем временем выпрямился, зажмурил глаза, переполненные слезами, несколько раз глубоко вздохнул, притопнув ногой, будто делал какую-то странную зарядку. Зоя отступила к дверце лифта, прижалась к ней спиной, умоляя, чтобы отражаемый в зеркале огонек быстрее дополз до нужного ей окошечка, дабы не вступать с оскорбленным гражданином в диалог.
А, вот! Наконец-то!
– Простите меня! – крикнула Зоя напоследок, ударила рукой по кнопке, к которой, как ей показалось, и тянулся человечек еще там, внизу, успела выскочить, двери лифта сошлись перед ее носом, унося человечка на нужный ему этаж.
Несколько мгновений на то, чтобы забрать очередную порцию воздуха в грудь, развернуться на каблуках и рвануть по коридору туда, где, как сообщали указатели, и располагался нужный ей кабинет за номером «3412». Но недобрая и какая-то прихрамывающая сегодня судьба Зои сотворила все, чтобы ее мытарства никоим образом не завершились, а вовлекли девушку в цепь малоприятных столкновений.
Столкновений в прямом смысле. Ибо бегущая на всех парах Зоя внезапно врезалась в нечто колышущееся, тонкое, матерчатое, нырнула туда с головой, запуталась, забилась, будто птичка в силках, рванула изо всех сил и освободилась, при этом больно ударившись об пол коленями.
– Ох, – прокряхтел лежащий ничком человек, чей широченный плащ раскинулся в стороны, точно крылья, а трость с круглым набалдашником откатилась далеко к стене.
– Дедушка, дедушка, простите, я сейчас, – забормотала Зоя и, не поднимаясь с колен – некогда! – подползла к откатившейся трости, схватила ее и вернулась к упавшему.
Мамочка моя, да что же сегодня со мной такое?!
– Дедушка, вы не очень ушиблись? Я вам помогу…
– Ты уже мне помогла, внученька, – неожиданно молодым голосом сказал упавший, приподнялся, подтянул к себе плащ и с сомнением оглядел зияющую в нем прореху.
Дедушке было лет сорок. Сквозь прореху он посмотрел на Зою, которая стояла все еще на четвереньках и протягивала ему трость – ни дать ни взять верная овчарка принесла хозяину брошенную им палку.
Со стороны все это выглядело по меньшей мере потешно.
– Милостивая сударыня, – сказал человек в плаще, продолжая разглядывать Зою через дыру, – за подобные вещи в славном городе Париже пыль с ушей стряхивают даже дамам. Надеюсь, вы не станете возражать, если я пришлю к вам своих секундантов?
В горле у Зои пересохло, она покачала головой и спросила:
– Не подскажете, где кабинет тридцать четыре двенадцать?
В приемной кабинета 3412 сидел отнюдь не секретарь устрашающего вида, какого представляла себе Зоя, – прожженного в прямом и переносном смысле космиста, искалеченного суровыми испытаниями космических кораблей и опасными полетами в пояс астероидов до такой степени, что ему больше ничего не оставалось, как сидеть в подобном кабинете, сурово глядеть одним глазом на опоздавших и принимать пропуска ладонью-клешней. Строго говоря, в приемной никто не сидел, а только стояли, опершись задом на стол с неизменной печатной машинкой и счетно-решающим устройством, держа двумя пальцами мундштук с незажженной длинной сигаретой и внимая мягкому рокочущему голосу живого воплощения лучших качеств советской космистики.
– Вы даже не представляете себе, Лидочка, какого неимоверного труда мне стоило провезти эту шоколадку сюда, на Землю. Оттуда, с лунных высот, – живое воплощение лучших качеств советской космистики ткнул пальцем в потолок, – откуда не разрешается забирать ни грамма лишнего веса, я, памятуя, какая вы у нас прелестная сладкоежка, тайком, почти контрабандой, рискуя даже не жизнью – что жизнь для космиста! – а собственной репутацией, которая, поверьте, Лидочка, для меня гораздо важнее собственной жизни, спрятал, пронес, укрыл, сберег вот эту плитку, дабы вручить ее вам и только вам.
– Ой, Аркадий Владимирович, балуете вы меня, – жеманно сказала Лидочка, принимая шоколад и с любопытством осматривая невзрачную обертку.
– Обратите внимание, Лидочка, вот на эту печать, – Аркадий Владимирович осторожно показал, словно невзначай коснувшись пальцем руки Лидочки, – эту печать можно использовать только для спецгашения особо ценных марок на станции «Циолковский». Это так называемая Большая Круглая Печать, все с заглавной буквы, которая хранится под строгим контролем в сейфе начальника экспедиции и извлекается оттуда с соблюдением строжайшего церемониала только тогда, когда специальная ракета с грузом почтовых марок прибывает с Земли. Но, как вы понимаете, я решил украсить столь простую обертку лунного шоколада еще и оттиском Большой Круглой Печати, и не спрашивайте, умоляю, Лидочка, – Аркадий Владимирович театрально прикрыл глаза тыльной стороной ладони, – чего мне это стоило! Каких трудов и треволнений…
Грохот упавшего с низкого столика дипломата нарушил романтическую идиллию соблазнения юной секретарши матерым космическим волком. Дипломат обрушился на пол, распахнул широко пасть с отлетевшими замочками и изрыгнул неимоверное количество одинаковых плиток шоколада в одинаковых невзрачных обертках с одинаковыми оттисками одинаковых Больших Круглых Печатей, по кругу которых шла надпись: «Шоколадная фабрика „Большевичка“, Калуга».
Кто виноват?
Нетрудно догадаться.
Невозможным образом зацепившаяся за ножку столика носком ботинка лейтенант войск ПВО Зоя Громовая, наконец-то прибывшая в место предписанного ей назначения. Путь до высоких дверей в кабинет 3412 ей теперь устилала сладкая дорожка лунного шоколада.
Воцарившееся молчание нарушил потусторонний голос:
– Лидия Федоровна, там уже все собрались? Приглашайте товарищей в зал совещаний и организуйте чай с лимоном и бубликами. Ну, все как полагается.
– И с шоколадом, – почти язвительно сказала Лидочка, наблюдая, как Аркадий Владимирович пытается уместить обратно в дипломат богатую россыпь продукции калужской фабрики «Большевичка».
Когда в зал заседания бодрым шагом вошел человек, завернутый в плащ и с тростью, Зоя поняла, что у нее проблемы, а когда дверь тихо приоткрылась и в нее проскользнул маленький человечек в комбинезоне, просеменил к пустому креслу и ловко в него запрыгнул, будто в седло, она окончательно убедилась, что погибла.
Три пары глаз внимательно и, как ей показалось, презрительно, ее рассматривали. Она крепче сжала подлокотники кресла, натянуто улыбнулась и произнесла нечто подобное:
– Здрась-те…
– Ну, и тебе здравствуй, дитя, – величественно сказал Аркадий Владимирович.
– Привет, торопыга, – усмехнулся пока безымянный человек с тростью.
– Здоров, – буркнул маленький человечек и, поколебавшись, добавил: – Выскочка.
Под взглядами этих трех матерых космических волков, а в том, что они таковы, сомневаться не приходилось, иначе не сидеть им в этой комнате, Зое хотелось встать, щелкнуть каблуками, вытянуться в струнку, приложить пальцы к пилотке и официально принести извинения за причиненные товарищам космистам трагические неудобства (ага, она именно так и квалифицировала все происшедшее – «трагическое неудобство»). Она даже привстала, но дверь в зал заседаний распахнулась и вошли двое. Теперь поднялись все они, обмениваясь с вошедшими крепкими рукопожатиями.
– Вы ведь Зоя Громовая? – уточнил моложаво выглядящий человек в идеально подогнанном костюме. – Очень рад, что удалось столь оперативно найти дублера для… как, Борис Сергеевич?
– Должен был лететь Санин, товарищ Председатель, Сергей Санин, – подсказал вошедший с ним человек с мужественным лицом и короткими волосами с обильной сединой. Его щеки прорезали глубокие вертикальные морщины.
– Да-да, трагическая случайность. Но, надеюсь, вы сможете достойно заменить своего товарища, товарищ Громовая. Так?
– Так точно, товарищ Председатель, – отчеканила Зоя. – Приложу все усилия, товарищ Председатель.
Председатель от того, чтобы занять место во главе массивного и длинного стола под зеленым сукном и с бронзовыми писчими принадлежностями (бронзовым было даже счетно-решающее устройство) под портретом Юрия Гагарина и Константина Эдуардовича Циолковского, уклонился и предложил расположиться вокруг низенького столика, на котором заботливая Лидочка расставляла чайнички, кофейники, чашечки и вазочки с вареньем. Лунного шоколада не наблюдалось.
– В неформальной, так сказать, обстановке, если не возражаете, товарищи космисты, – сказал Председатель.
Товарищи космисты не возражали, в том числе и Зоя, которая с легким волнением приняла данное почетное звание и на свой счет.
– Прежде всего позвольте представить вам вашего командира – Мартынова Бориса Сергеевича, – Борис Сергеевич кратко кивнул. – По ряду причин, – продолжил Председатель, наливая себе чаю, – уважительных причин, я бы уточнил, присутствующие здесь товарищи космисты несколько опоздали на основную церемонию представления.
Почему-то Зоя со стыдом приняла сказанное исключительно на свой счет.
– Товарищ Председатель, я… – она запнулась, не зная как лучше сформулировать – сначала она написала заявление на увольнение из армии, воспользовавшись правом, данным ей Законом о сокращении Вооруженных сил СССР, в просторечии именуемым «миллион двести», поскольку именно на такое количество предусматривалось сокращение, но потом… что потом? Потом она передумала.
– Я повторяю, – прервал Зою товарищ Председатель, – причины были у всех уважительные – у кого лечение в госпитале, кстати, как ваше самочувствие, товарищ Багряк?
– Полностью реабилитирован медицинской комиссией – беспощадной, но справедливой, – отчеканил человек в плаще. Тросточка упиралась в пол, а ладони он сложил на набалдашнике – ни дать ни взять средневековый рыцарь, опирающийся на верный боевой меч.
– А как же тросточка? – показал глазами Председатель. – Там, – он кивнул в потолок, – не помешает?
– Даже поможет, – усмехнулся Багряк, но уточнять, чем и как в неназванном «там» поможет его трость, не стал.