– Знаешь… В целом мне его идея нравится, – произнесла Вика. – Ни разу в жизни не была на крыше.
– Ну, вы, друзья, даете, – ответил я, неожиданно оставшись в меньшинстве. – У меня даже слов нет.
Утренний воздух, прогретый теплым августовским солнцем, только начинал свое движение, осторожно прикасаясь к нам своим легким дуновеньем. Мы с Викой стояли на крыше вдвоем, и выше нас были только облака. Виктория с нескрываемым любопытством и с каким-то детским восторгом смотрела своими большущими глазами по сторонам и улыбалась. Находясь рядом с ней, мое сердце нежно трепетало, ритмично выбивая мелодию влюбленного по уши человека, этот ритм хорошо знаком любому романтику или отчаянному экстремалу, получившему свою порцию адреналина. Каждый когда-нибудь слышал его. И нет ничего на свете прекрасней этой музыки. Но тут позвонил Максим. Я поставил мальчишку на край крыши и что было сил толкнул в спину. Через пару секунд снизу послышался глухой удар.
Когда мы с Викой были уже в квартире, Максим перезвонил еще раз.
– Ну и как? – спросил я.
– Да фигня, – ответил Усольцев.
– Я же тебе говорил, очкарик, что ничего не получится. А ты мне не верил. Только время зря потратили!
– Ничего ты не потратил. Все равно заняться нечем было.
– …
– Понимаешь, я представлял себе, что все будет выглядеть немного по-другому. А он шлепнулся, как бревно. Руки-то с ногами толком не шевелятся. Воткнулся головой, башка вдребезги, даже ямку в асфальте небольшую выбил. Шухера особого не было, бабки только с ближайшей скамейки подскочили, но тут же успокоились. Сидят там сейчас, что-то обсуждают. Ладно, я поехал, смонтирую, может, что-нибудь и выйдет. Привет Виктории.
Мы с Викой остались вдвоем.
– Как провела выходные? – спросил я.
– Хорошо, – ответила она. – Родители стараются меня сильно не напрягать, но на даче, даже если я ничего не делаю, все равно почему-то устаю. Как они умудряются там отдыхать? Не знаю. А у вас, я гляжу, сплошные приключения?
– Да какие там приключения. Глупость одна. Втянул же меня… Правда, манекен классный?
– Правда. Откуда они у вас?
– На свалке в «Атаке» подобрали. Я бы в жизнь не догадался притащить их к себе домой. А сейчас присмотрелся, думаю, что зря мальчишку с мужиком испортили, может, они даже денег каких-то стоили.
– Интересно, где они раньше стояли? Они же где-то стояли?
– Скорее всего, в витрине фотосалона. Изображали счастливую советскую семью. Зазывали отдыхающих сделать фотку на долгую-долгую память о днях, проведенных в санатории. Году так в пятьдесят пятом… Как насчет завтра? Планы не изменились?
– Нет. Все в силе. Стремно только немного.
(Красивая девчонка, но этот ее жаргон… Где успела нахвататься?)
– Вика, мы же договаривались.
– Я что-то не так сказала?
– Откуда все эти твои слова? Ну, скажи ты не «стремно», а неловко.
– Ладно, тема закрыта. Мне нужно идти, дела кое-какие девичьи…
(Может, я просто зануда?)
Всего месяц, как мой сосед по комнате, которую мы вместе снимали, уехал домой, завершив-таки учебу в колледже. И я, ликуя, наивно думал, что наконец, оставшись в полном одиночестве, могу теперь свободно привести домой любимую девушку, не будучи потревоженным чьим-то внезапным вторжением в самый неподходящий момент. Но видимо, это рок, и кто-то третий будет присутствовать всегда. Эта кукла даже хуже Лешки. Он нет-нет да звонил по телефону. А она просто уставилась и смотрит.
Вика ушла, как обычно, попросив меня ее не провожать.
4 августа. Вторник. Несмотря на будний день, пришлось постоять в очереди. Люди, выстроившиеся в кассы, в первый момент даже немного меня напугали. Было чувство, что придется пропустить утренний рейс. Но нет, билетов хватило всем. Мои волнения оказались напрасными.
– А вот и я, – радуясь встрече, произнесла Виктория в момент, когда, отойдя от окошечка кассы, я рассовывал сдачу по карманам. Она стояла и, излучая свет, улыбалась. За худеньким плечиком у нее был небольшой рюкзачок.
– Привет! – ответил я.
– Сколько до отправления?
– В принципе, можно идти на посадку. Наш рейс объявлен.
– И как ты меня представишь? – уже в автобусе спросила Вика.
– Скажу, что ты моя дальняя родственница.
– А если серьезно?
– Не переживай. С родителями я созвонился сразу после того, как ты согласилась поехать со мной. Они нас с нетерпением ждут.
– И все же… Кто я для тебя?
– Со мной мама разговаривала. Я ей сказал, что приеду со своей девушкой.
– А почему не сказал, что с невестой?
– …
– Да ладно, ладно. Это я так. На твою реакцию посмотреть захотела.
Всю дорогу, вплоть до самого Уречинска, я отвечал на Викины бесчисленные вопросы. Сидел, слушал и, глупо улыбаясь, что-то говорил в ответ. Интересовало Викторию практически все, что касалось моего родного городка. И за нашими разговорами время пролетело незаметно.
Отец с матерью были очень рады, что их сын приехал не один и что у него появилась девушка. Учась в школе, я редко болтался по улицам без дела, уделяя все свободное время спорту и учебе, потому что хотел во что бы то ни стало поступить в институт на бюджет, а для этого нужно было успешно сдать экзамены. Мое желание было вполне понятным – вырваться из увядающей провинции с ее чахлым неторопливым укладом в полный энергии процветающий город, сделать там карьеру и по возможности посмотреть мир. На ухаживание за девчонками у меня просто не оставалось времени.
До самого вечера мы просидели у родителей, не выходя из дома. Под мамины комментарии Вика терпеливо пересмотрела все альбомы с семейными фотографиями и многочисленные дипломы, которые я получил за время учебы в школе, то и дело с улыбкой поглядывая в мою сторону. За ужином, после бокала вина, бутылку которого отец извлек из своих особых запасов, Вику вдруг потянуло на разговоры. Не знаю, что на нее нашло. То ли так подействовал алкоголь, то ли еще какая напасть, но от первоначальной зажатости и несвойственной ей скромности не осталось и следа. Она заговорила обо всем и ни о чем одновременно, перескакивая с одной темы на другую, как будто старалась нагнать план, наверстывая проведенные в молчании часы.
– На прошлой неделе смотрела передачу по кабельному, – не унималась Вика. – Правда, не помню, что был за канал. Да это и не важно. Показывали, как гробы делают. Не у нас. За границей где-то. Очень интересно.
– Да что ты говоришь?! – сказал я, видя, что родители находятся в легком замешательстве от выбранной Викой темы. – И что именно интересно?
– Знаете, я всегда полагала, что смерть человека – это неизбежное, отвратительное, но исключительно редкое событие. А когда маленькая была, то и вовсе думала, что никогда не умру. Наверно, так все дети думают. Несмышленыши, что с них возьмешь? Потом конечно, подросла, стала постарше и однажды до меня дошло, что всё то, что я вижу вокруг, всё, к чему могу прикоснуться, в моем распоряжении лишь на очень короткое время, словно дано напрокат. И я для себя твердо решила, что никогда и ни при каких обстоятельствах у меня не будет собственных детей.
После неожиданного Викиного откровения в комнате воцарилась тишина.
– Ну, у тебя и мысли, – немного опешив, сказал я. – Откуда такой негатив? Жизнь прекрасна!
– На самом деле, Виктория, откуда это? Ты такая молоденькая, жизнь еще только начинается. Давайте, за долгую и счастливую, еще по бокалу! Не будем о плохом, – поддержал меня отец.
– Я не договорила. – Вику было уже не остановить. – Так вот, посмотрев эту передачу, я вдруг поняла одну вещь. Сейчас постараюсь объяснить. Только вы меня не перебивайте, пожалуйста. Все дело в масштабе восприятия. Вот представьте. Стоит огромный завод. В его огромных шумных цехах круглосуточно работают огромные станки. Постоянно вращаются какие-то механизмы. Они оглушительно грохочут, выштамповывая различные металлические детали, которые потом бесконечным потоком идут на дальнейшую сборку. А собирают из этих деталей гробы. Собирают, не останавливаясь ни на минуту, в три смены, день за днем, без выходных и праздников. Их красят в различные цвета, покрывая несколькими слоями лака, чтобы придать привлекательный товарный вид. А затем битком набитыми фурами отправляют будущим потребителям. Так вот, когда до меня дошло, кто эти будущие потребители, меня аж затошнило. Я вдруг представила, как за стенами этого ужасного завода работает еще один конвейер, на котором, выстроившись в ряд, друг за другом стоят люди. Где-то среди этих людей нахожусь и я. Лента медленно ползет, выдерживая свой размеренный темп, поступательно двигаясь вперед. Мимо проплывают города, вокзалы, деревья, дома, в общем, все те вещи, что мы ежедневно встречаем в жизни. Я могу ко всему прикоснуться, могу потрогать что-то, попробовать, но вот взять с собой не выходит, потому что я пребываю в постоянном движении, и единственное, что остается со мной, это только какие-то впечатления и воспоминания. Впереди, поодаль, на той же ленте, находятся мои родители. Они оборачиваются, смотрят на меня и улыбаются. Но конвейер не стоит на месте, все движется и движется вперед, и в какой-то момент я начинаю замечать появившееся на их лицах нескрываемое беспокойство. И вот они уже взволнованы, и их волнение постепенно нарастает. Потому что с того места, где они находятся, хорошо видно, как люди, стоящие немного впереди, начинают исчезать на стыке этих двух конвейеров, пропадая в чреве жестяных гробов, словно консервная начинка. Но с моей точки что-то увидеть не представляется возможным, и, не понимая, что там происходит впереди, я глупо улыбаюсь, с любопытством разглядывая постоянно меняющиеся декорации… Что, собственно, я хотела сказать? Так вот. Наша жизнь – это не что иное, как тот самый конвейер, по соседству с которым находится завод по производству гробов. И я не желаю, чтобы на этом конвейере оказались и мои дети, потому что страшнее смерти может быть только ее ожидание. А оно приходит, буквально сразу, как только человек начинает реально осознавать окружающий мир и воспринимать его таким, какой он есть.
– Ну, ты, Вика, даешь. А просто не думать об этом нельзя?
– Тот, кто любит жизнь, не может не думать о ее завершении. А я ее очень люблю. Вот сейчас скажу вам еще одну вещь и ни для кого, наверняка, не открою секрет. Все мы здесь, все без исключения, обречены на смерть. Не новость? Правда? Но ужас этой правды заключается в том, что подписали смертный приговор нам самые близкие люди. Наши любимые родители. Дав возможность появиться на свет. И теперь мы живем, как говорится, в ожидании его исполнения, в точности так же, как смертник, осужденный по расстрельной статье, ожидает своей участи. С той лишь разницей, что нам приговора никто не зачитывал.
– Та-а-к. На сегодня, по-моему, вина достаточно, – произнес внимательно слушавший Вику отец. – Или наоборот?
– Все правильно, – сказал я, вставая из-за стола. – Нам надо немного прогуляться. Думаю, никто не против?
(Жесть.)
Наверно, до поступления в институт я был конченым занудой, потому что, вернувшись домой, даже не знал, куда можно сводить девушку в нашем небольшом городке. Мои немногочисленные друзья после окончания школы так же покинули свою малую родину, разлетевшись в разные концы нашей необъятной страны. И при всем желании я бы не встретил на улице ни одного знакомого, у кого мог спросить, как лучше провести вечер в Уречинске. Мы решили немного прогуляться, пройтись по окрестностям, подышать нормальным, чистым воздухом, таким, какой он должен быть на самом деле, без свинца, пыли и прогорклого запаха горелой резины, одним словом, без всей той гадости, которой обычно забиты легкие любого большого города. Теплая безветренная погода располагала к променаду. Никуда не торопясь, мы шли по тихим провинциальным улочкам, держась, как дети, за руки, и о чем-то говорили. Мрачные мысли, возникшие по необъяснимой причине у Виктории за ужином, развеялись так же быстро, как и поменялось ее настроение. Она шутила и смеялась, а я не лез к ней с расспросами, что это за столом на нее вдруг нашло. Единственным и жирным минусом в нашей прогулке были комары, и, чем ниже солнце опускалось к горизонту, тем больше их становилось в воздухе. Надоедливо пища в августовских сумерках, они кружили над нашими головами, казалось, заполонив все пространство вокруг. Устав постоянно отмахиваться и хлопать себя по различным частям тела, мы решили вернуться обратно, как вдруг Виктория спросила:
– А там что? – указывая рукой на стоящее особняком двухэтажное здание в прошлом старой спортивной школы, где на фасаде, подсвеченном разноцветными неоновыми лампами, маняще переливалась красочно оформленная вывеска.
– Раньше был спортивный комплекс. Я, когда учился в школе, туда легкой атлетикой заниматься ходил, а сейчас, насколько знаю, там дискотеки проводят.
– Пойдем, посмотрим, мне интересно, что там за дискотека за такая. Ну, пойдем, – и Вика потянула меня за руку в сторону клуба.
– Тебе в городе этот шум не надоел?
– Нисколечко. Только глянем одним глазком, и все. Сразу домой.
В небольшом, но сильно заросшем сквере, разбитом возле здания дискотеки, мы чуть не налетели на какого-то парня. Тот, нагнувшись, блевал в кустах.
– Обещающее начало, – сказала Вика, поднимаясь по ступенькам лестницы. – Да и название что надо. «Белые камни».
– Название как название. По мне, вполне нормальное.
– Может, для колхоза и нормальное, но так еще отхожее место называют. Сортир, одним словом. Ну, веди, показывай вашу выгребную яму.
Внутри большого темного помещения оглушительно играла музыка. Надрываясь децибелами, огромные концертные колонки наполняли механическими звуками все пространство бывшего спортзала, где, светясь в ультрафиолете целлюлозой одеяний, в ритм с музыкой двигались едва различимые человеческие фигуры. Монотонно звенящие удары расползались вибрациями по танцполу и, смешиваясь с мелькающими лучами лазерных установок, подобно бубну шамана, вводили присутствующих в транс.
– А внутри довольно мило, я гляжу, рэйв-культура просочилась и в этот забытый богом уголок! Пойдем, потанцуем! – выкрикнула Вика.
Мы прошли в зал, где моя подружка тут же, словно растворившись в оглушительном шуме с едва прослеживаемой мелодией, поплыла в танце, став частицей хаоса окружающих нас телодвижений.
В глубине помещения включился свет прожектора, выхвативший из темноты небольшой подиум, на котором за своим пультом находился диджей. Периодически вставляя в музыкальные семплы бессмысленные фразы, намешанные из русских и английских слов, он вдруг произнес:
– А теперь давайте поприветствуем наших сегодняшних гостей и окажем им радушный прием в стенах самого хлебосольного ночного клуба Российской Федерации! Итак, Виталий Чернов и его очаровательная спутница! Аплодисменты, пожалуйста!
В этот же момент зажглись верхние фонари и музыка ненадолго стихла. Находившиеся на танцполе, щурясь от яркого света, отступили от нас, образовав небольшой круг, и захлопали в ладоши. Через минуту свет погас, вновь заиграла музыка, и погрузившийся во мрак огромный зал наполнился движением.
– Гляди-ка, у вас здесь все по-взрослому, – придя в себя от такого внимания, промолвила Виктория. – А ты, Виталик, в этой местности популярен. Однако! Не ожидала.