Нина понимала Марусю как никто, но легче от этого не становилось. А все дело в нем – Константине, обаятельном, веселом, красивом парне. У которого была жена и трехлетняя дочка Настя. Он уже два с половиной года исправно морочил Марусе голову, что вот-вот разведется и женится на ней. И она, как дура, верила ему, пока однажды не столкнулась с Костей в парке. Она зашла туда случайно и вдруг увидела их – счастливую семью. Настя сидела на руках папы и сосала леденец. Его жена – блондинка с четким каре в узких брюках и курточке под «леопарда» – шла рядом и о чем-то ему рассказывала. А он… герой Марусиного романа – выглядел каким-то притихшим и серьезным. И не было его звонкого смеха, его волос, откинутых назад, и взгляда, подернутого поволокой. Он и вправду сейчас был другим – семейным…
Маруся стояла и смотрела на них как завороженная, а вокруг нее текла равнодушная толпа, и кто-то толкал ее, наступал на ноги, задевал руками. А она стояла, превратившись в столп.
Он тоже споткнулся об нее взглядом и чуть было не остановился. Но быстро взял себя в руки и резко развернулся в другую сторону. Корабль сменил курс, как сказал бы ее дед, когда-то ходивший в плавание…
– Корабль сменил курс… – шептала она всю ночь, ворочаясь с боку на бок. Все это не доходило до ее сознания, но было чувство вселенской катастрофы и чего-то ужасного, что нельзя исправить или зачеркнуть и жить дальше как ни в чем не бывало.
На другой день Костя позвонил ей и сказал, что нужно объясниться.
– Зачем? – пискнула она.
– Надо.
Не следовало ей ходить на то свидание; шептал же об этом внутренний голос, да что там шептал, кричал! А она, идиотка, поперлась, надеясь непонятно на что – на то, что реки потекут вспять? А зимой расцветут цветы? На что она надеялась, а?.. Хотелось услышать слова: я люблю только тебя, я ухожу из семьи и отныне и навсегда мы будем вместе? Наивная…
И – пошла, обмирая от страха и волнения. Но когда Костя объявил со своей обаятельнейшей улыбкой, что все останется по-старому, она не выдержала:
– По-старому – это как?
Да, Маруся была курицей. Временами овцой пушистой, как говорила ее бабушка. Но характер у нее имелся, и в самый неожиданный момент он вставал во весь рост.
– Все как обычно. – Они сидели на скамейке в парке и пили кофе в стаканчиках.
– Обычно – это что?
Костя пожал плечами и виновато улыбнулся.
– Обычно – это обычно.
– Значит, ты на мне не женишься? – допытывалась Маруся.
Она так и слышала негодующий возглас Нинки: «Громова, ты сошла с ума, разве так можно говорить мужику?» и робкий голос бабушки: «Ну что ж ты ведешь себя так, как девица расхристанная». Но ей было уже все равно.
– Марусь, ну сама посуди… Настюхе три годика, как я могу ее оставить?
– А раньше, значит, мог, когда мне лапшу на уши вешал?
– Я думал… – И здесь он не закончил фразу…
Маруся резко дернула рукой, и черный кофе вылился на белоснежную Костину рубашку. Он вырвался к ней на свидание в обеденный перерыв.
Она встала со скамейки и пошла быстрым шагом, с трудом удерживаясь от рыданий.
Слезы все-таки прорвались наружу, Маруся свернула в какую-то подворотню и рыдала там, забившись в закоулок. Рыдала всю дорогу, когда ехала обратно домой. Бежать, бежать куда глаза глядят. Нужно срочно куда-нибудь уехать.
Дома какое-то время она бесцельно ходила из угла в угол. Затем разделась и юркнула под одеяло. План на завтра был прост. Ей нужно было снять наличность и забронировать тур на две недели на Мальдивы или Сейшелы, и там расслабиться по полной, чтобы в голове осталась лишь пустота и только ненавязчиво, убаюкивая, шелестели волны. Расслабиться, лежать в джакузи или маленьком бассейне и смотреть на океан – без всяких мыслей, пока в глазах не станет темно от напряжения. Просто смотреть. А потом есть фрукты и купаться. А можно и не купаться, просто погрузиться в воду: половина тела на берегу, половина – в океане. И качаться от прилива-отлива, как водоросль.
Это то, что ей сейчас позарез необходимо, – тупой отдых. А что будет дальше, она даже и не хочет загадывать, потому что «завтра» и «дальше» совершенно не для нее. Это для других – для тех, кто может и хочет строить планы. А у нее нет никаких планов, нет завтрашнего дня. Ее будущее украли, укоротили, обкорнали.
Маруся вновь зарыдала. И уткнулась носом в подушку.
– Бабушка, – прошептала она. – Если бы ты только знала, как мне плохо. Твоей Марусе, Русеньке…
С матерью отношения были поверхностными и с годами все более и более сходили на нет, пока не свелись к телефонным звонкам, происходившим строго раз в месяц. Это не считая дня рождения и Нового года. Бабушка всегда была для Маруси самым близким и родным человеком. Мать, оставшись одна после смерти отца, активно устраивала свою жизнь; она хотела жить, а не «догнивать в этой стране». Она так и говорила, оттопырив нижнюю губу, и ее глаза при этом наливались слезами – от жалости к самой себе, от того, что она прозябает с Марусей на руках, а мужа хорошего как нет, так и нет. А на слова бабушки – «неси свою ношу достойно» – мать обычно отмахивалась или начинала плакать. Счастье для матери спустилось сверху, как воздушный шарик, в виде немца Ганса Швеценбомбера. При этом маман своему счастью не верила – она поминутно смеялась, подбегала к зеркалу и лихорадочно поправляла волосы. Когда она объявила, что выходит замуж и уезжает в Германию, Елизавета Федоровна поджала губы, а Маруся ударилась в слезы. Ей почему-то показалось, что мать уезжает куда-то в темный непролазный лес, такой, какой был на картинке к сказке братьев Гримм «Ганс и Гретель», – и уже не вернется.
– Мы скоро уезжаем! – Мать наклонилась к Марусе и потрепала ее по щеке. – Зайчишка!
«Зайчишка» разревелась. Она была уже большой девочкой – девять лет, но не могла себе представить, как она уедет непонятно куда, оторвется от своей любимой бабули. Кончилось тем, что мать уехала одна, потом у нее родился сын и ей стало совсем не до Маруси… А та осталась с бабушкой, не размышляя о том, что жизнь могла сложиться как-то по-другому…
Маруся незаметно уснула. Но сон был беспокойным. Во сне ей снилось, что кто-то бежит за ней, а она мчится изо всех сил, проваливается в какую-то яму, потом выбирается и снова бежит…
Голова утром была тяжелой. Проверив мобильный, Маруся увидела, что звонил Марк. К черту!
Утро она обычно начинала с чашки крепкого кофе. Чашка была большой – пол-литровой, с изображением Биг-Бена. Кофе Маруся пила маленькими глотками, забравшись с ногами на уютную банкетку, прикорнувшую в углу. Включала радио и под монотонные звуки – бу-бу-бу – постепенно просыпалась, оживала, чувствуя, как с каждым глотком в нее вливались силы, и она переполнялась бодростью и радостью, как воздушный шарик, который вот-вот взлетит. Она просыпалась и засыпала с именем Кости, ей почему-то представлялось, что он тоже вспоминает о ней и ворочается с боку на бок. О его жене Маруся старалась никогда не думать, как будто бы ее вовсе не было. Но оказалось, что она все-таки была, это Маруся выдумала себе несуществующую жизнь, расписала ее яркими красками, и – зря! Она, как шарик, сдулась и упала на землю. Все! Слезы капали в чашку с кофе, но начиналась новая жизнь, и надо было составить план действий и неукоснительно его придерживаться. Первым пунктом стояло – УЕХАТЬ.
Маруся заглянула в чашку. Кофе оставался на дне, но голова была тяжелой и сонной. Нужно снять все деньги с карточки и прикинуть: куда она может улететь и насколько. Она возьмет билет в один конец – так проще. И надежней. В смысле, что все контакты с прошлой жизнью окончательно оборвутся, и возвращаться никуда не придется. Да и не ждут ее нигде. И никому она не нужна.
Маруся тряхнула головой. Это, пожалуй, лучший выход.
Она заехала к Нине и рассказала все. Та расцеловала подругу и сказала, что когда одним подлецом в твоей жизни становится меньше – нужно радоваться…
– Ну да… – криво улыбнулась Маруся, накручивая волосы на палец.
– Именно так, – твердо проговорила Нина, прокручивая фарш для котлет. – Съезди куда-нибудь, отдохни….
– Хорошо, – согласилась она. – Я оставлю тебе ключи.
– О’кей. Я буду приходить к тебе и поливать цветок.
– Сделай милость. А то бонсай не доживет до моего столетия.
– Доживет. И бонсай, и ты. Сейчас ученые бьются над продлением жизни. Так что все шансы отпраздновать стольник у нас есть и закатить по этому поводу грандиозную вечеринку с танцами и выпивкой.
– Отлично. Так и запишем в памятном календаре для событий…
– Ты шутишь…
– И что?
– Мне это нравится, – заключила Нина, отправляя ложку фарша в рот.
– Нинка! – с отчаянием закричала Маруся. – У тебя будут, как это… глисты…
– Ни-ког-да. И вообще раньше люди ели сырое мясо, и ничего. А теперь разнежились и обабились. От этого и все проблемы.
И все-таки Маруся решила обмануть подругу. Она скажет ей, что купила путевку в Таиланд, а сама сбежит в другое место. Не хотелось никому давать свои координаты. Сбежать куда глаза глядят. Навсегда. Потом она напишет Нинке письмо. И все объяснит. Но это будет позже.
Наверное, есть люди, которые обладают врожденной интуицией и вообще чувствуют грядущие неприятности и катастрофы. Маруся к числу таких людей явно не относилась. Ну почему она не заметила ноги, торчащие из-под рекламной стойки в углу?! Вернее, заметила краем глаза, но не зафиксировала в мозгу. Торчащие ноги бросились бы в глаза более внимательному человеку, но не ей. Впрочем, она была в таком состоянии все эти дни… Это точно… Эх, курица, как иногда говорила ее закадычная подружка Нинка. Курица и есть! Маруся снимала деньги с банковской карты в универмаге. Никого не было. Ну да, ноги не в счет, тем более что она не обратила на них внимания… И когда деньги крутились в банкомате с легким шелестом, раздался слабый крик слева и звук падающего тела. Маруся обернулась. Около нее упала женщина – лет сорока пяти, растрепанные волосы и испуганный вид. Сумка женщины отлетела к двери. Маруся кинулась поднимать несчастную.
– Ну что же вы так? – пробормотала она. – Больно упали?
– Кажется, подвернулась нога, – хриплым голосом сказала женщина. У нее были крупные руки в золотых кольцах. – На ровном месте, как говорят.
– Ваша сумка. – Маруся подняла сумку с пола и протянула хозяйке.
– Да-да, спасибо, – женщина поднялась и, прижимая к себе сумку, попятилась от Маруси бочком. – Спасибо.
– Да не за что, – Маруся выдавила из себя улыбку. – Больше не падайте.
Женщина ушла. Маруся проводила ее взглядом, и тут ее словно ударило током, и она подскочила к банкомату.
Карточки не было! Не было и денег!
– Бли-и-и-н! – прошептала она пересохшими губами. – Только этого еще не хватало.
Но как же это случилось? Как? И вдруг вспомнились ноги, торчащие из-под плаката, упавшая женщина. Это был заговор мошенников, ее просто разыграли, а она поддалась. Нужно срочно звонить в банк, чтобы заблокировали карту. Трясущимися руками Маруся набирала телефон банка, но почему-то никак не могла дозвониться. Когда же ей ответили, то оказалось поздно, с ее карты сняли всю имевшуюся на тот момент наличность.
Это был КОНЕЦ! Приехали!
Маруся опустилась прямо на стул, где еще недавно сидел мошенник, и разрыдалась. Хорошо, что ее никто не видит. Какая-то девочка лет пяти, привлеченная ее рыданиями, заглянула за ширму, посмотрела на Марусю круглыми карими газами и убежала. Маруся провела рукой по лицу. Мокро! Достала бумажный платок, высморкалась и поехала домой.
«Смерть» – было словом, к которому Маруся примерялась вот уже как часа два. Она приехала домой и поняла, что жизнь зашла в окончательный тупик. Оставалось… что? А может быть, разом покончить с той ненужной опостылевшей жизнью, в которой ее не ждет ничего хорошего? Кости – нет, денег – нет, с работы она уволилась… Смерть – это было знакомо, Маруся уже умирала однажды в детстве, когда прыгнула с обрыва в речку, а там была коряга и длинные водоросли, ударившись о корягу и запутавшись в водорослях, она пошла ко дну; на берегу сначала ничего не поняли, а потом закричали и бросились за ней в воду. И что она помнила от того момента? Только собственную тяжесть и испуг. А потом – удивительную легкость и солнце, просачивающееся сквозь зеленую воду, и этот зеленый свет был таким спокойным, таким ласковым… Говорят, что когда ее вытащили из воды, на губах была улыбка. Ее с трудом откачали, и когда она открыла глаза, соседка тетя Валя перекрестилась, а Маруся спросила громким шепотом: «Что это было?»… И с тех пор Маруся боялась плавать одна. Только с кем-то. Она боялась воды. Боялась глубины…
Но сейчас все по-другому. Маруся глубоко вздохнула, встала на подоконник. Она стояла и смотрела вниз как зачарованная.
Ей почему-то казалось, что это все легко и совсем не страшно и больше не будет слез, нелепых объяснений и жалоб. Сейчас все закончится, шепнул ей внутренний голос. И будет хорошо… Ей осталось сделать последний шаг, но она все медлила и медлила, а по карнизу в доме напротив прошел толстый рыжий кот, взявшийся непонятно откуда, остановился и застыл, глядя на нее. И Маруся тоже стояла на подоконнике и смотрела на него. Ей казалось, что в кошачьих глазах читалось презрение к Марусиному времяпровождению и тому, что могло за ним последовать… Не сочувствие и внимание, а именно презрение. Еще минуту, он повернет голову и пойдет дальше, по своим кошачьим делам, а Маруся останется на подоконнике и сделает шаг вперед. Или не сделает… Или… не… сделает… Почему-то кот изменил ракурс. Еще минуту назад она все видела по-другому, а сейчас… Маруся увидела небо с красноватыми от заката облачками, собственный облупившийся в нескольких местах подоконник, клумбу ярко-желтых цветов, которая сверху смотрелась как желтый одуванчик, она услышала собственный голос, Маруся что-то шептала сама себе, но не могла понять что. То ли она саму себя уговаривала, то ли просила… Порыв ветра взметнул волосы, и они закрыли лицо. Маруся рукой отвела пряди, пошатнулась и схватилась рукой за раму. Рука скользнула по стеклу, и она качнулась назад. Кот исчез.
– Дура! – сказала она уже громко.
Маруся спрыгнула с подоконника и пошла на кухню. Открыла холодильник и увидела, что он пуст. А ей вдруг захотелось приготовить себе мясо с тушеными овощами или, на худой конец, яичницу с беконом и помидорами. Она переоделась и вышла на улицу. Глазами поискала кота. Но его нигде не было…
«Не сквозь землю же он провалился», – подумала Маруся.
Коты не проваливаются. И не исчезают в никуда, они появляются в самые важные моменты твоей жизни. Особенно рыжие…
На всякий случай она обошла вокруг дома. Никого. На лавке около соседнего подъезда сидела старушка. Маруся подошла к ней и спросила про кота.
– Не видела, – сказала та после недолгой паузы. – А зачем он тебе? Много тут всяких котов ходит.
– Просто так….
На это ей ничего не ответили.
Маруся обошла вокруг дома второй раз. Кот исчез, а может быть, это была галлюцинация? Вряд ли… Она ходила по окрестным кварталам и звала «кис-кис». Иногда выбегали черно-белые, серые, полосатые коты и кошки. Но того, единственного, рыжего – не было… Уже начинало темнеть, пора было идти домой. Но ведь дома у Маруси не было. Что такое дом для женщины? Там, где ее любят и ждут. А такого угла у нее нет. Есть стены, холодные неуютные стены, и окна, которые не хочется распахивать, потому что солнечный свет беспощадно высвечивает пустое место рядом с ней в кровати и подушку, мокрую от слез.
Она присела прямо на бордюр и поежилась. Это был момент, когда было непонятно, что делать дальше. Работа, карьера – все расплывалось мутным пятном, как будто было в другой жизни. Не с ней. Она так старательно шла вперед, так радовалась, когда ее хвалили и давали ответственные задания. Ей нравилось чувствовать себя нужной и полезной, быть частью команды. Карьера, статус – это были для нее не пустые отвлеченные слова, а нечто конкретно-осязаемое. Новая машина, новые шмотки, собственное новое отражение в зеркале. Когда подбородок – выше, а глаза блестят ярче. И в большом зеркале отражается тоненькая фигурка, она каждое утро делала па. Вскидывала ногу вверх и улыбалась. Она – победительница.