Особенно повзрослел он после смерти матери, тихой и кроткой женщины. Перед этим она долго болела, и Липе приходилось заниматься совсем не детскими и не мужскими делами. Он ходил по магазинам, убирал квартиру, готовил, решительно отклоняя все мои попытки помочь. «И не уговаривай его, – слабым голосом, но с гордостью говорила Наташа. – Он ужасно упрямый. Весь в отца».
При этом она переводила обожающий взгляд на стену, где в рамочке висела свадебная фотография: выглядевшая совершенной девочкой Наташа и ее жених, надо признать, довольно красивый парень действительно с упрямым лицом. Парень, превратившийся в Липиного папу, между тем все время проводил на работе и в командировках, что было неудивительно, потому что он служил в милиции и имел майорский чин. Он был настолько занят службой, что мы с ним так толком и не познакомились, и я никак не могла запомнить, Егор его зовут, Игнат или Илья. Что-то такое исконно русское. Больше я о нем ничего не знала, хотя мы вежливо кивали друг другу при редких встречах в подъезде.
С год назад Липа сообщил, что его папа покинул службу, и у него теперь какое-то «дело». Дело, видимо, требовало еще большего времени, чем милицейские хлопоты, потому что двенадцатилетний Липа жил теперь, можно сказать, один. Однако за папу заступался каждый раз, когда я позволяла себе неодобрительно отозваться о странной работе, мешающей отцу позаботиться о ребенке. «Он заботится, – отвечал мне Липа. – И работа у него хорошая. А я уже большой». В общем-то, до Липиного папы мне не было никакого дела, тем более, что мальчик все чаще соглашался поужинать с нами, а по выходным и пообедать, и вообще почти все время торчал у нас, что заметно отразилось на Марусиных отметках по математике. Я была довольна и в конце концов оставила его папу в покое.
Кстати, папа, расставшись с мундиром, потерял большую часть своей привлекательности. В последнее время, как ни редко и мельком я его видела, в глаза бросалось, что он плохо выбрит, неряшливо одет и, кажется, даже под хмельком. Во всяком случае, с месяц назад, поздоровавшись со мной на лестнице, он неожиданно качнулся, и пришлось буквально отталкивать его от себя. В этот момент мне стало так жаль осиротевшего Липу, на которого плевать хочет родной отец, что я нарочно со всей силы наступила папе на ногу острым каблуком. Видимо, удачно, потому что папа немедленно принял строго вертикальное положение…
– Да, Липа мой друг, – с вызовом ответила Маруся. – Но он настоящий друг, не то, что твоя Люся. А когда настоящий, все можно рассказывать. И еще он умный.
Подумав немного, она добавила:
– И мужа он у меня никогда не уведет.
– Да я же не спорю, глупенькая. Я, может, к нему даже лучше отношусь, чем ты. Но все-таки, раз уж мы договорились о долларах никому не говорить, то ты уж потерпи, пока мы водителя не найдем. Ладно?
Маруся кивнула и через минуту крепко спала. А я, взглянув на часы, подумала, что черт с ней, с этой стиркой, завтра! Тем более, что оно наступило. А через четверть часа, стеля себе на диванчике, вдруг поняла, что не может левак из потрепанных «Жигулей» быть хозяином этого рюкзака! И вообще, такие деньги в куче явно дачных, хозяйственных узлов не перевозятся, а если перевозятся, то попутчики-свидетели в таком случае не подбираются прямо с дороги. И еще я поняла, что одну-то ошибку в этот вечер точно допустила. Неизвестно только, когда: не позвонив в милицию или не посоветовавшись с Игорем. И как бы мне не пришлось за эту ошибку расплачиваться. Потому что моя умная дочка права, «они» нас действительно найдут. Но вполне может быть, что «их» опередит родная милиция, и, пожалуй, будет затруднительно объяснить, что доллары спрятаны на антресоли исключительно из соображений их сохранности для законного владельца.
Глава третья
Все следующее утро прошло в муках выбора. Звонить или не звонить? А если звонить, то куда? Маруся согласилась с моими сомнениями насчет водителя, но ничего толкового я от нее не дождалась, кроме предложения на время, «пока нас не нашли», перейти жить к бабушке. Но бедную старушку можно было таким нашествием перепугать насмерть, кроме того, я вдруг обрела уверенность, что нам с Марусей ничего не грозит, даже если «Они» нас найдут. По логике, «они» должны нам еще и спасибо сказать!. Через некоторое время я засомневалась, что услышу!спасибо». Еще через пять минут я вздрогнула от предположения, что вот пока мы тут рассуждаем, неизвестные «они» уже вышли на охоту. Стало неуютно и тоскливо. В общем, к тому времени, когда я отправила Марусю в школу с большим пластиковым пакетом, куда влезли и учебники-тетрадки, и белые тапочки со старым купальником, и строго-настрого наказала ей ехать после школы ко мне в редакцию, откуда мы вместе отправимся на соревнования, я так и не решила вопрос с телефоном и не позвонила никому.
На работе сразу началась обычная круговерть. Как водится, с вариантами. Чуть-чуть припоздав на планерку, я застала всю компанию в тот момент, когда бурно обсуждался какой-то Мишин материал. Причем обсуждался в атмосфере непривычной общей доброжелательности и согласия. Даже всегда суровая, гордящаяся резкостью (пардон, объективностью!) оценок Татьяна, отпугивающая самых настырных коммунальных жалобщиков – а известно, что хронически протекающий унитаз, от замены которого отказывается ЖЭУ, может превратить самого кроткого жильца в свирепого зверя – так даже эта Татьяна снисходительно произнесла, что все «подано со знанием дела, уважительно, но без подхалимства и угодничества перед сильными мира сего», в каковых пороках недоброжелатели подозревают нашу газету. По поводу данного замечательного материала даже так называемая свободная пресса, особенно якобы передовая компьютерная газетенка, нахально расположившаяся в подвале здания напротив Дома Печати и хвастающая своей независимостью (а гонорары у них просто курам на смех!), ничего сказать не сможет. В статье все достойно, не укусишь, а это значит, что есть еще перья в редакции! Остальные были еще более щедры в признании блестящих журналистских качеств коллеги и на вопрос редактора «Так что же, вешаем на доску лучших материалов?» все дружно закивали.
Мишка сиял, а я придвинула сегодняшний номер, который уже отложил в сторону вчерашний выпускающий. Первые же строчки заставили меня насторожиться, потому что шедевр начинался так: «Все было в нашей стране, даже путч. Но рыночных финансистов не было никогда. И вот теперь они есть. Такие, например, как президент инвестиционной компании «Сатурн», которую смело можно назвать маяком этого вида бизнеса».
Инвестиционная компания «Сатурн» – это и есть то самое сборище местного производства «экономистов», которых Игорь и я подозревали в искусном обмане доверчивого обывателя. Пронырам из «Сатурна» каким-то образом удалось заручиться поддержкой не только местного руководства, но и прославившихся на всю страну финансовых дельцов. Одна из таких знаменитостей побывала на пышной презентации компании и во время краткой, но чрезвычайно эмоциональной речи заверила собравшихся, что теперь-то уж хозяйственное процветание региона обеспечено. Надежные и честные руки подхватили прерванную было эстафету российского предпринимательства, для которого, как известно, честь – превыше всего!
Любопытно, что этот же самый тип успешно уклонялся от всех моих попыток получить у него интервью, и когда я все-таки настигла его в аэропорту, смотрел тоскливо, говорил нудно и встрепенулся только при вопросе «Каких вы предпочитаете женщин?». Финансовое светило мечтательно закатило глаза и произнесло: «Фламандская школа. Вот тут чтобы было и тут…». Руками оно изображало такие объемные женские формы, что я подивилась, как же оно с ними управляется. Физические данные светила не шли ни в какое сравнение с масштабами интеллекта, а косолапость, похоже, начиналась у него от тазобедренных суставов. «И чтобы блондинка!» – увлеклась темой заезжая знаменитость, окинув меня насмешливым взглядом. Я грустно вздохнула. Невысокая, нетолстая шатенка, какое уж тут для меня интервью!
Но дело не в светиле. Просто компания на липовом уставном капитале выпустила липовые акции, за которые намеревается получить не липовые денежки. И немалые, даже несмотря на то, что в стране дикая инфляция и что рубли – деревянные. «Не то, что доллары у меня на антресолях!» – промелькнуло в голове. Но только промелькнуло, потому что разволновалась я страшно.
– Позвольте, – начала я, приподнимаясь с газетой в руке. – То, что делает «Сатурн», это афера! Вы же читали мой материал, Виктор Сергеевич! Какую бы архиглупость в нем вы ни усмотрели, но правовая часть доказательна и неоспорима. Их зарегистрировали без внесения половины уставного фонда. А они заявили в нем имущество, владельцами которого не являются! Порт, например. Это федеральная собственность! Акции ничем не обеспечены! Вы подумайте, в каком положении окажется газета, когда за этих «маяков» возьмется прокуратура?
– Планерка окончена, Смородина! – редактор покраснел. К сожалению, не от стыда. – И я уже тебе сказал, что твое произведение мы обсуждать не будем! А вот твое поведение придется. Ты опять опоздала! Задержись-ка.
Когда коллеги, неприветливо косясь на меня, покинули просторный кабинет, редактор мрачно спросил:
– Ты почему вчера не пошла на презентацию?
– Вы мне сами разрешили.
– Ничего я не разрешал, потому что ты ничего и не спрашивала. А что ты там мне в спину кричала, это дочке дома расскажи. Задание дано? Ты его выполнила? Нет? Знаешь, что это основание для дисциплинарного взыскания? Вот и хорошо, что знаешь. Даю тебе последний шанс. Сейчас «Друг» пришлет машину. Поедешь, задашь пару вопросов. Снимки они тебе свои дадут. Сделаешь репортаж в номер.
Я быстренько прикинула, что на машине я в общем-то успеваю туда-сюда и даже набросаю текст до прихода Маруси.
– Ладно. Какая у них машина? Я спущусь вниз, чтобы не терять времени.
– Машина у них «Мерседес», цвет «коррида», – со значением в голосе проинформировал шеф.
Я с невольным удовлетворением представила, как прокачусь на роскошном авто цвета крови свежеубитого быка (или тореадора?), и едва подойдя к стеклянной двери вестибюля, увидела, что мечта близка к воплощению. Прямо у входа стояла приметившаяся мне вчера машина, а рядом прохаживался бровастый незнакомец из редакторского кабинета с писклявым голосом. По-прежнему недобрым взглядом он буравил всех выходящих из Дома печати, и я инстинктивно отпрянула от прозрачного стекла.
Что-то случилось со мной со вчерашнего вечера. Что ни говори, а деньги имеют власть над людскими душами. Во всяком случае, меня они за одну ночь превратили в очень недоверчивую особу. Я всем нутром чувствовала, что никуда мне с ним ехать не следует. Сразу вспомнилось, как он вчера спрашивал обо мне редактора, и сейчас это показалось мне чрезвычайно подозрительным. Пусть будет дисциплинарное взыскание. В конце концов, я с таким же успехом задам ему эту пару вопросов по телефону. Пятясь на цыпочках, спиной натыкаясь на снующий в вестибюле народ, я пешком поднялась на свой шестой этаж. Никто меня не видел, и, запираясь на ключ, я облечено перевела дух. Телефон зазвонил минут через двадцать и трещал с небольшими интервалами часов до трех. Раза два кто-то подходил к двери, стучал и молча крутил ручку. Конечно, это не обязательно был редактор или «Друг», но я трубку не брала и на возню с дверью не реагировала. И сама звонить передумала, даже не пытаясь разобраться, почему так таюсь. И когда пришла Маруся, мы так же крадучись спустились по лестнице и на всякий случай пошли на дальнюю трамвайную остановку. Маруся, взволнованная предстоящим испытанием, даже не спросила, зачем нам такие предосторожности.
Со снаряжением Карина все устроила, проворчав, правда, при этом, что у нее достаточно других забот «в такой день», чтобы еще добывать то, что настоящими спортсменами должно храниться, как самое дорогое сокровище. Всякие Маши-растеряши и их непутевые мамочки этого не понимают, но Карина знает, как привести их в чувство! Она прервала свое брюзжание неожиданным вопросом:
– Ну как, Вера Николаевна, нашел вас несчастный поклонник?
– Какой еще поклонник и почему несчастный? – удивилась я.
– А счастливый знал бы и ваше имя, и ваш адрес. А этот – только то, что вы очень симпатичная и дочку зовут Маруся.
– Я не знаю, о ком вы говорите, Карина. Но вообще-то нехорошо каким-то неизвестным людям давать сведения….
– Так вы давайте сами, – расхохоталась Карина. А то флиртуете, заманиваете и бросаете кавалеров. А им хочется продолжить знакомство с такой интересной дамой. Правда, если бы вы в детстве занимались гимнастикой, вашей фигуре это сейчас не повредило!
Ну что поделаешь, никому моя фигура не нравится! Но кто же этот поклонник? И тут я обрадовалась, что Маруся уже пошла переодеваться. Не успела я умом понять, что означает сообщенная Кариной новость о жертве моего флирта, как сердце откликнулось на нее внезапным бешеным биением. И все время, пока шли выступления, я лихорадочно соображала, как бы нам с Марусей незаметно выбраться отсюда и добраться до единственной нашей родственницы, – Марусиной бабушки. В том, что выяснив адрес и место работы, хозяин долларов – разыскивать меня, зная только Марусино имя, мог только он – (значит, все-таки водитель «Жигулей» сопоставил дочкин спортинвентарь и место, где он нас подобрал), даже не попытался пообщаться со мной, было что-то непонятное и пугающее. Правда, чуть погодя, когда соревнования уже закончились, я подумала, что бояться, в общем-то, нечего. Получив адрес, валютчики должны были немедленно ринуться ко мне домой, взломать замок, устроить большой шмон, забрать рюкзак, пересчитать свои денежки и быстренько свалить. И никогда не пытаться встретиться со мной, даже ради того, чтобы сказать сердечное спасибо. Зачем им свидетели? Логично?
Конец ознакомительного фрагмента.