– К сожалению, нет.
Лейтенант прошел в гостиную и оттуда донесся его голос:
– Это вы закрыли окно?
– Да, но я же не знал…
– Это она писала? – лейтенант вернулся с запиской.
– Да, – Миша кивнул, – нашел, вот. Приехал недавно – видите, даже не разделся – (лейтенант втянул носом воздух, посмотрел на грязную куртку, и Миша стыдливо отвел взгляд), – у друга был. Колеса меняли, потом выпили немного…
– Чувствуется, что немного, – лейтенант усмехнулся и повернулся к штатскому, – а записка похожа на предсмертную; тут какой-то намек на следующую жизнь… Михаил Андреевич, скажите, у нее не было предрасположенности к суициду?
– Честно говоря… – Миша запнулся, – я об этом не думал.
– Как же вы могли не думать, если рядом с вами душевнобольной человек? – возмутился штатский, – это ведь накладывает определенные обязательства!..
– Вы меня обвиняете?.. – Миша испуганно замер.
– Пока нет, но чисто по-человечески…
…Ах, по-человечески!.. – Миша облегченно вздохнул, и в это время в незапертую дверь просунулась голова. Увидев милиционера, она удивленно выпучила глаза, которые под очками и так казались неестественно большими.
– Яков Самуилович! – обрадовался Миша, и тут же осекся, потому что демонстрировать радость в его положении было, по крайней мере, неприлично, – Надя покончила с собой, – произнес он как можно трагичнее.
– Вы ее врач? – догадался лейтенант.
– Да, с вашего позволения, – Яков Самуилович протянул милиционерам визитки.
– Скажите, а что у нее была за болезнь?
– Это, скорее, фобия. Пойдемте, я расскажу вам.
Он по-хозяйски уселся за стол. Милиционеры устроились напротив, и лейтенант достал лист бумаги. Миша остался стоять у окна, пытаясь осознать свое новое положение. Все походило на глупую игру, которая должна вот-вот закончиться всеобщим весельем. Он даже подумал, что жена решила устроить последнее испытание, прежде чем заключить мировую.
– Вам конечно потребуются заключение психиатрической экспертизы, – со знанием дела предположил Яков Самуилович.
– Естественно, – штатский кивнул, – кстати, посмотрите, – он протянул Надину записку, – что вы об этом думаете?
Яков Самуилович прочитал ее и отложил в сторону.
– Вся эта мистика вызвана нездоровой психикой, создавшей свой, ирреальный мир. В реалиях все обстоит несколько иначе – дело в том, что хотя создает семью любовь, но управляет ею исключительно страх… Не надо делать такие глаза!.. – он подмигнул лейтенанту, – в каждой стране имеется своя статистика факторов, препятствующих распаду семьи. По России она выглядит следующим образом: тридцать процентов женщин боятся резкого ухудшения материального положения вследствие развода; десять процентов – что муж сопьется, а около пятидесяти(!) – что муж изменит им, причем, неважно, уйдет он при этом из семьи или нет. А что такое страх? Это излучаемая человеком энергия определенного уровня, и обладает она интересным свойством, родственным магнетизму, то есть, притягивает то, что ее породило. Иными словами, создаваемые страхом образы рано или поздно материализуются. То, чего мы боимся больше всего, происходит на самом деле. Понимаете, какая подмена причины и следствия? Человек думает, что не зря боялся, а на практике получается, что, если б он не боялся, то ничего б и не случилось. Поскольку Надежда не имела ни образования, чтоб найти достойную работу, ни собственного круга общения, способного поддержать в трудную минуту, ни достаточного материального ресурса, она полностью отдалась единственному, что присутствовало в ее жизни – любви. Из бесед с ней я выяснил, что страх потерять мужа присутствовал в ней всегда, но когда он материализовался в конкретную измену, ее сознание дало сбой. Измены стали мерещиться ей везде и во всем; сделались навязчивой идеей, подавившей даже саму любовь. Она фактически перестала поддерживать отношения с мужем, всецело посвятив себя, так сказать, охране своей собственности в его лице, поэтому малейший факт, способный убедить ее в несостоятельности защиты, вполне мог спровоцировать суицид. Вы, – Яков Самуилович повернулся к Мише, – в свое время дали, так сказать, импульс к запуску генератора, а дальше машина пошла вразнос… Жаль, конечно, я пытался подсказать ей путь выхода…
– И какой же? – заинтересовался лейтенант, видимо, желая набраться опыта на будущее.
– Надо было уничтожить страх, путем укрепления собственного «я». На практике это можно назвать обретением независимости или отделением от любимого мужчины. Во-первых, нельзя доверять ему все тайны. Тайна – это щит, позволяющий аккумулировать в себе положительную энергию. Во-вторых, надо соблюдать границу и самой не покушаться на «чужую территорию», потому что навязчивые знаки внимания сродни энергетическому вампиризму – они разрушают чужое биополе, и умный мужчина невольно начинает избегать подобных женщин. В-третьих, надо иметь свой круг формального общения, куда и выносить из дома всю скапливающуюся негативную энергию. Находясь только вдвоем, вы волей-неволей вынуждены выплескивать негатив друг на друга. И последнее из основных положений…
– Достаточно, – перебил лейтенант, давно переставший конспектировать «лекцию», – если я правильно понял, вы считаете, что сложившаяся ситуация вполне могла послужить поводом для самоубийства?
– Разумеется.
– В таком случае, у нас больше нет вопросов, – он взглянул на визитку, лежавшую на столе, – Яков Самуилович, я б попросил вас завтра зайти к нам и еще раз повторить свои показания. Заодно прихватите заключения экспертов или что там у вас есть…
– Естественно, – Яков Самуилович поднялся, – а вы, Михаил, мужайтесь. Возникнут проблемы, звоните.
Милиционеры тоже поднялись.
– Михаил Андреевич, с вами осталась одна неприятная формальность – надо съездить в морг и опознать тело.
– Да-да, конечно, – Мише было все равно, куда ехать, лишь бы поскорее все закончилось и он остался один. До сих пор дух жены будто еще обитал в квартире, что делало обретенную столь странным образом свободу какой-то ненастоящей.
На следующее утро дух материализовался, причем, без всякой мистики. Правда, теперь жена не возмущалась, не задавала вопросов и не требовала никаких объяснений – она спокойно лежала в своей новой, обтянутой красной материей, «постели», закрыв глаза и скрестив руки. Миша поймал себя на мысли, что такая она нравится ему гораздо больше.
…Но ведь это нонсенс, когда мертвый человек оказывается ближе живого! И не какой-нибудь враг, с которым борешься всю жизнь и наконец побеждаешь, а тот, кого любишь… любил… Миша задумался, что же это за странное чувство, имеющее столь непредсказуемые проявления? Наверное, действительно, для каждого оно выглядит по-своему и проявляется по-своему. Он попытался понять, почему, вообще, решил назвать его любовью? Только потому, что они жили вместе?.. Но так ведь было не всегда.
Когда-то они вместе только работали… и наблюдали друг за другом. Это происходит непреднамеренно, если ежедневно сидишь за соседними столами в огромной комнате. Тишина, только шуршат кальки и кто-то изредка проходит в кабинет главного технолога; потом возвращается обратно, и снова тишина. А после обеда так не хочется думать о техпроцессах (особенно весной, когда сосульки свешивают с крыши свои сопливые носы)!.. Тогда поворачиваешься и, вроде, смотришь в окно, а на самом деле косишь глазами на соседку, которая тоже делает вид, что в мире нет ничего интереснее тающих сосулек…
А еще ему постоянно выпадало поздравлять ее с Восьмым марта. Сначала это были мягкие зверушки, обитавшие в ближайшем магазине, и дежурный букетик мимозы. Но однажды ему надоела убогая традиционность, и тогда появилась небесно-голубая чашка с розовыми разводами. Каждый раз, когда соседка заваривала кофе, ему казалось, что их уже связывает нечто общее. Ему вдруг понравилось делать ей подарки, и на Новый год, и на Первое мая… жаль, что тогда еще не узаконили такой откровенный праздник как День Святого Валентина…
А еще они вместе ехали с работы. Правда, она жила ближе на целых две остановки, но это неважно – главное, можно было не делать вид, будто случайно оказался в том же троллейбусе – все и так выглядело естественно, даже для них самих.
О чем они разговаривали? Конечно, о работе и о начальнике – глупце и самодуре, но как-то незаметно пришли к выводу, что это совсем неинтересная тема. Тогда они стали обсуждать фильмы, в конце концов, решив, что и смотреть их лучше вместе. Еще они рассказывали о своих друзьях, и возникла потребность познакомиться с ними.
Совместное времяпрепровождение засасывало, тем более, в компаниях их уже не воспринимали порознь, да и самим им чего-то не хватало скучными, одинокими выходными.
А потом произошло то, к чему, собственно, и вело все предыдущее. Правда, сколько для этого пришлось состроить хитроумных планов!.. Ведь этой квартиры еще не было, а по закону подлости в самый неподходящий момент кто-то всегда оказывался дома.
Спасла их природа… (в Мишином сознании это понятие давно трансформировалось в нечто более глобальное, чем плеск реки и комары, нагло забирающиеся в палатку и глумящиеся над обнаженными телами).
…Да, именно, человеческая природа брала свое!.. А где же тогда любовь, и что это такое?.. Как странно, что я задумался над этим только сейчас, когда она лежит рядом, но ничего не может объяснить… Хотя нет, я уже задавал себе этот вопрос, когда встретил Вику. И что я тогда ответил?.. А ничего. Просто вновь пришлось пройти по тому же самому кругу – разговоры, подарки, общение с друзьями, и результат был тот же самый – овладение телом, которое на поверку оказалось не хуже, но и не лучше предыдущего, – Мише стало обидно, что мечты, нежно лелеемые каждым мужчиной – пустая иллюзия, – зачем тогда жить? Только чтоб в поте лица зарабатывать деньги, а потом проедать, пропивать их, тратить на какие-то вещи, которые все равно придется выбрасывать?.. Хотя, наверное, и женщины, как вещи – их тоже периодически приходится выбрасывать и покупать новые. Конечно, можно сохранить какой-нибудь, особо нравящийся «свитерок», чтоб лежал в шкафу, как память, но носить его уже никогда не будешь, потому что он вышел из моды. Как Надька. Я ведь так и хотел сделать. Подумаешь, приобрел по случаю «рубашку», а она, дура, порвала ее. Зачем, спрашивается? Ей бы подождать немного, и все б разрешилось само собой… Честное слово!..
А все-таки странно устроено человеческое сознание – поэты, например, мыслят категориями неба и радуги, а у меня даже образы вещественные. Впрочем, не удивительно – не знаю, как у поэтов, а у меня все упирается в деньги, отсюда и образы… Будь побольше денег, у меня этих «рубашек» был полный шкаф!.. – Миша открыл один глаз и боязливо посмотрел на жену, словно она могла услышать его страшное признание, но ни один мускул не дрогнул на мертвом лице, и это означало, что можно спокойно рассуждать дальше. Он снова закрыл глаз, – жуткое ощущение, когда перемещаясь по квартире, люди чувствуют, будто пора бы что-то сказать друг другу, а сказать-то нечего, кроме бессмысленной фразы, вдруг всплывающей в памяти: «Знаешь, милый (милая), я тебя люблю». Это, как пароль, или лучше сказать, пропуск в постель, причем, неважно, твоя она или нет – главное, вовремя назвать пароль.
Кому я все это объясняю? Ей?.. Но она же дура, – Миша снова посмотрел на согласную со всем жену, – все бы так и тянулось до определенного момента, никому не мешая, если б ты не устроила свои дурацкие разборки…
Миша помнил это зрелище во всей его красочной неприглядности. Ни до, ни после, ему не доводилось видеть, как дерутся две женщины, а тут они дрались из-за него(!). И неважно, что в результате исчезли обе – оно стоило того.
…Они все равно были уже «старыми вещами»… Неужели мне выбрать больше не из кого? Хотя бы та замерзшая девочка с цветами. Такая лапочка, и эти ножки в черных колготках… Дом ее я помню, и этаж знаю… А ты смотри! И попробуй встать и что-нибудь сделать! Я в тебя осиновый кол вгоню, поняла?.. – Миша бесстрашно взглянул в умиротворенное лицо жены, понимая, что теперь она уже ничего не сделает. Как это здорово!..
– Завтра ты исчезнешь окончательно, – торжественно произнес Миша, – никто не будет занимать туалет и контролировать мое время… и, вообще, всем станет лучше. Ты попадешь в рай… или самоубийц туда не пускают? А ты попроси – ты ж умеешь. Скажи, что выпала случайно, а записку написала, чтоб просто излить душу. Это даже не про нас, а так, вроде белых стихов… или набей им морду, это ты тоже умеешь. Никогда не думал, что ты умеешь драться… свитерок ты мой старенький, поеденный молью…
Нельзя сказать, чтоб утро пятницы наполнило мир радостью и светом, но сквозь тонкие облака проглядывало солнце, а это уже прогресс после недавнего снегопада.
…Бедные копатели, – Миша вспомнил вчерашний день, – я б ни за какие деньги не согласился, стоя по колено в снегу, долбить мерзлую землю… – сладко потянулся, вслушиваясь в тиканье будильника, – странно, даже голова не болит после поминок. Как-то это неправильно…
Встав с постели, он обошел квартиру, словно знакомясь с ней заново. Столы, освободившиеся от тяжкого груза кутьи и куриной лапши, расползлись по своим местам. Табуретки, служившие постаментом гроба, вернулись на кухню к своим прозаическим обязанностям. Любимое Надино зеркало сбросило покрывало, вновь отражая ее постель с розовым покрывалом и дверь в коридор. Рядом с ним стояла заклеенная скотчем коробка с всякими женскими мелочами, но в нее можно и не заглядывать. Правда, в шкафу еще осталась одежда, которую надо будет завезти ее матери, но она не мешала, и даже ни о чем не напоминала, спрятавшись за полированными створками. Здесь больше нет женщины, зато появился замечательный дух свободы.
Миша открыл ящик комода и извлек потертый конверт, не один год служивший в качестве «сейфа». С удовольствием пересчитал голубые тысячи, которых осталось ровно двадцать …Ну, ничего, похороны стоили того, ведь это последняя бессмысленная трата. Теперь можно не «спонсировать» Якова Самуиловича, а мне хватит… Интересно, сколько на них можно жить, не работая? Месяц? Да нет, пожалуй, два!.. – удовлетворенный проведенной ревизией, Миша вернулся на диван и включил телевизор, но по всем каналам шли, либо новости, либо мультики, – и посмотреть нечего!.. Конечно, они ж думают, что с утра все должны работать. Как бы не так!..
Прошел на кухню и открыл холодильник. Он знал, что там находится, и, тем не менее, было приятно заглянуть в него очередной раз: недоеденные салаты, штабелем стоявшие друг на друге; чуть ниже куски рыбы, для экономии места сваленные вместе с котлетами; соленые помидоры, ничуть не хуже Витькиных, колбаса.…А это что? – Миша приподнял крышку, – ах, холодец! Мать Надькина принесла… Класс! Люблю холодец с хреном!.. Давненько у меня не было такого изобилия. Хоть снова гостей приглашай!..
Потом он отправился в ванную и не спеша залез под душ. Теперь можно плескаться, сколько душе угодно, и никто не скажет ему ни слова. …Как я сам не придумал такого выхода из тупика? Процесс-то, оказывается, давно можно было ускорить, кабы знать, что все так элементарно просто… – Миша боязливо оглянулся, словно кто-то мог подслушать его мысли, и тут же успокоил, и себя, и несуществующего собеседника, – но я этого не делал. Она сама так решила…
Ближе к вечеру до Миши неожиданно дошел смысл, классического изречения о том, что свобода, есть осознанная необходимость. А, вот, если нет никакой необходимости, тогда как?.. На сегодняшний день у него все есть; о завтрашнем, он старался не думать, а вчерашний – уже, вроде, забыл. И свобода мгновенно потеряла свою привлекательность.
Конец ознакомительного фрагмента.