Я хорошо помню, как деревья умирали: сотни раз я просматривал полу-немые фильмы, намеренно заглушенные режиссёрами, чтоб не просочился неслышный человеку шум агонии миллиардов насекомых. От этого неслышного шума люди сходили с ума. «Последняя месть Леса» сочинили журналисты.
Но в этом не было мести, просто Лес не умел погибать удобно нам.
Лес, протянувшийся на тысячи километров вымер весь за четыре дня. С ним умерло всё живое, жившее в лесу. Деревья сбрасывали листья и оставались стоять голыми скелетами, скрипящими на ветру. Взгляд летел над тысячами и тысячами километров высоких белых деревьев без листьев.
Словно торчали в небо миллионы белых рук закопанных заживо.
Официальный отчёт о гибели Леса содержал прогноз: «Предполагаем, что при наличии благоприятных условий, а именно, отсутствии планетарной катастрофы, результатом которой явилось бы резкое изменение состава почвы либо атмосферы, Лес продолжил бы своё развитие. Можно с достаточно высокой долей вероятности предположить, что через 7—11 тысяч лет Лес покрыл бы собой всю сушу планеты, создав единую экосистему планетарного масштаба. Возможно, результатом такой эволюции явилось бы создание единого разума, который управлял бы планетарной жизнью в гораздо большей степени, чем человек на Земле».
До сих пор не ясно, отчего погиб Лес. Известно, что все деревья между собой были соединены корнями в единую паутину, по которой, как предполагается, могли передаваться пища, вода, информация. Возможно, эта нервная система просто не выдержала гибели столь значительной части Леса. Но Лес существовал десятки тысяч лет, за которые его взрывали метеориты, сжигали молнии, и выжил. Иногда мне кажется, что это было самоубийство. Не сумев объяснить нам себя, Лес просто перестал бороться за существование… Древние люди, узнав о поражении, сами уничтожали себя, чтоб не достаться врагу. Или Лес вымер как десятки миллионов туземцев, уничтоженных европейцами, – лишённые земли, веры, свободы, – лишённые смысла жить, – они вымирали, но не убивали себя2.
А испытуемый после всей этой информации вновь видел искалеченных людей, гибель возлюбленной, обглоданные трупы, вынесенные спецмашинами. Здесь кандидат проходил главный тест: чувство жалости к людям не должно было значительно превысить чувство сострадания к гибели внеземной цивилизации. Если же оно превышало допустимый порог, или тем более превращалось в ненависть к Лесу, экзаменуемый отчислялся как неспособный принять чуждую правду.
Глава четвёртая
Я мучительно думал, стоит ли писать о ней. Слишком личные это слова и далеки они от больших событий. Но определив целью книги свою правду, я обязан описать всего себя; став волей судьбы одним из тех проводников, по которым прошёл ток большой истории, обязан объяснить своё внутренне устройство тех месяцев, свои личные чувства и мысли, которые, уверен, влияли на большие решения.
Правильные черты лица, короткие русые волосы, тонкие пальцы рук. Под тонким голубым shиlk рубашки и брюк проступало длинное худое тело, маленькие нацеленные груди. Словно кто-то провёл по мне по животу тёплой ладонью. Волнение, как взрывная волна, ударило дрожью в тело. «Что же делают психологи с нами?!», – раздражение словно кислота пожирало восхищение красотой; я искал и находил слишком тонкие губы, что уши топорщились, и, пожалуй, были великоваты. В её серых как сибирский гранит глазах были плотно сжаты, как вещество в сердце планеты, в одно чувство любопытство и волнение. Коренная сибирячка Елена. Как большинство коренных сибиряков она была высокого роста, тело её было вытянуто из-за меньшей чем на Земле гравитации и походило на людей с поздних портретов Эль Греко.
Она улыбнулась. За секунду покраснев я очнулся, хотел бы написать «началось обычное собеседование», но как расщеплённое двигателем корабля мёртвое пространство космоса горит и бушует, так моя покойная душа горела и бушевала.
Внешне, как мне казалось, я оставался естественно спокоен, только иногда, пойманные её взглядом, растягивались слова и запинались буквы. Почти незаметная улыбка приподнимала уголки рта, и я совершенно терялся, понимая, что сквозь моё напускное спокойствие она видит так же ясно смятение души, как электронный телескоп сквозь звёздную туманность. В стыде неопытного ученика перед проницательным учителем прошло первое собеседование. Я был благодарен ей, что она была тактична, и моё волнение не проявилось ни в её улыбке, ни в снисходительном взгляде.
Несмотря на смятение моих чувств, объективное вредное для poиsk, специалистом была она прекрасным, добросовестно изучила всю доступную информацию о cистеме Жёлтого Дракона, потому была зачислена в службу контакта.
Ни тогда, ни сейчас, через столько лет безнадёжной разлуки, не могу объяснить свою любовь. Ни внешностью ни нравом она даже не походила на «женщину моего вкуса», не подходила под избранный и облюбованный за годы образ.
Беззаконная любовь, основанная на эфемерных предчувствах, которые мы понять, даже вывести на свет сознания пока не способны.
Глава пятая
Итак, Линь Цзе Сюй3. Планета у звезды Жёлтого Дракона была открыта космической лабораторией «Фа Сянь»4. «Фа Сянь» совершал рутинный полёт по составлению карт и поверхностному исследованию звёздных систем. Необходимо, чтобы выходя из надпространства в заданной области космоса, корабли не сгорали в солнцах, не разбивались о планеты, не попадали под губительное притяжение чёрных дыр. Поэтому, выйдя из надпространства, картограф, ориентируясь по звёздному небу, определял своё местонахождение, после чего этот сектор становился картой; фиксировалось время и направление движения в надпространстве, точка выхода, – так появлялся безопасный маршрут в эту часть Вселенной. Определив местонахождение и составив карту, корабль бегло исследовал солнечную систему, после чего совершал прыжок к следующей остановке.
Войдя в систему Жёлтого Дракона, «Фа Сянь» с расстояния в несколько сот миллионов километров обследовали все пять планет.
Со второй от звезды планеты были получены многомерные изображения нечто, что биологи, футурологи и физики лаборатории определили как «предположительно искусственные творения». Там же были записаны многочисленные, явно осмысленные сообщения в низкочастотном диапазоне не доступном человеческому уху. Похожие сообщения были записаны и на самой дальней, самой большой планете. Появилась первая из тысяч загадок, что преподносит каждая звезда. Но число загадок в системе Жёлтого Дракона мгновенно множилось на неизвестную величину. Как может существовать цивилизация на двух планетах, разделённых расстоянием в 800 миллионов километров, которые за время существования получили совершенно различные объёмы солнечной энергии; как может существовать одна цивилизация на планетах разных масс, когда по расчётам масса дальней планеты в 53 раза больше массы ближней; разных объёмов, когда дальняя планета по объёму в 383,3 раза больше объёма ближней? Средняя температура на дальней планете на 300 градусов ниже, а сама планета скорее газовое облако, и, условно говоря, «кусок» дальней планеты в нормальных условиях будет плавать в воздухе, в то время как ближняя планета состоит из густых, плотных газовых скоплений.
В отличие от тысяч планет замороженных в лёд газов, Линь Цзе Сюй была планетой газов горячих, которые удерживались большой скоростью вращения планеты и мощным притяжением её ядра. Высокая температура, губительная радиация делали её смертельной для человека. Но по этой же причине жизнь на планете была уникальна5.
Одно осознание того, как существует разум на газовой планете, означает для человека тысячи открытий в биоинженерии, теории газов, химической биологии, биокосмогенезе наконец.
Единственным не противоречивым предположением была межпланетная цивилизация.
Ближнюю к Жёлтому Дракону планету назвали Линь Цзе Сюй.
После возвращения «Фа Сянь» было принято единогласное решение об отправке исследовательского флота в систему Жёлтого Дракона. Мы впервые имели возможность познать межпланетную цивилизацию! Решение на poиsk было единственно возможным. Из четырёх человеческих планет Азия находилась ближе всех к загадочным планетам. На Азию стали прибывать эскадры с Земли, Америки и Сибири.
Флот из сотни кораблей доставил двадцать тысяч людей, которые за четыре земных месяца совершили больше открытый, чем все исследовательские экспедиции за несколько предшествующих лет. Было выявлено, что единственной обитаемой планетой являлась Линь Цзе Сюй. Её населяли существа длиной в два с половиной-три метра веретенообразной формы, прозрачные для человеческого глаза, располагавшиеся горизонтально относительно окружающей среды, как земные рыбы или пресмыкающиеся. По телу тянулись нити, которые мы оценивали как центры мозговой и нервной деятельности. В середине корпуса существовал сгусток похожей структуры, соединённый с нитями, который, видимо, являлся аналогом человеческого головного мозга. По его сторонам располагались две полости заполненные лёгким газом, – с их помощью особи могли принимать и издавать звуковые сигналы. Зрительные органы, органы обоняния у Fad отсутствовали, но с помощью эхолокации, электромагнитной и акустической, они прекрасно ориентировались в пространстве6. Пищей для существ были планетарные газы; сквозь мембрану поверхности тела они поглощались и преобразовывались в энергию, – ничего похожего на систему пищеварения у Fad не существовало. Одна часть Fad поросла тонкими волосками способными генерировать электрические разряды различной мощности и создавать бесконтактное давление, которую биологи условно назвали «головой». Сон им был неизвестен. Удивительно, как эти существа без мышц и костей на газовой планете смогли создать прочные материалы и разработать космические технологии. С другой стороны, им, наверное, так же трудно понять, как обладая неловкими и грубыми пальцами, человек смог приручить электричество, освоить атомарное строительство материалов и создать нанокомпьютеры, если его органы чувств не позволяют ни ощущать ни видеть мельчайшие частицы.
Впервые в истории была выявлена цивилизация способная к межпланетным перелётам. Здесь воплощение разума физически меняло своё местоположение и создавало весомые и габаритные сооружения, то есть в некоторых элементах совершенно случайно повторило эволюцию разума на Земле. По простейшей аналогии Fad были признаны разумными. Не повтори они в этих элементах развитие человека, кто знает, признали бы мы цивилизацию Линь Цзе Сюй, либо увидел лишь животных, как случилось на Америке, либо растения, как на Сибири. В космосе Fad перемещались на вытянутых как древние ракеты кораблях сужающихся к носу. Существование надпространства, и, как следствие, возможность путешествия в глубоком космосе не были им известны. Жители Линь Цзе Сюй сравнительно недавно освоили сообщение с планетой на окраине своей системы. Там огромные объёмы газов путём давления и заморозки они соединяли в транспортабельные массы, затем придавали им внешнее ускорение, активизировали химические реакции внутри газового конденсата, и титанический объём вещества сам перемещался к их планете.
Цивилизация Линь Цзе Сюй поразила людей. Уникальные, ещё не известные человеку технологи по сжижению и транспортировке гигантских объёмов вещества, удивительные достижения в плавке, сварке, химических соединениях веществ, молекулярном и атомарном строительстве, использовании магнитных сил, а рядом бедность материальной культуры, которая находилась по числу предметов, наверное, на уровне древнеримской республики. В тоже время их знания, информационное богатство вполне сопоставимы с человеческим, хотя, конечно, и значительно меньше. На планете, на сколько удалось выяснить, не существовало никаких иных форм жизни, сколь-нибудь соответствующих определению животное-рептилия-насекомое. Колонии бактерий и Fad. Поразительно – генезис разумной жизни без противников на планете, без развития в борьбе за существование. Всё население Линь Цзе Сюй не превышало полутора миллиардов особей. Представляется, что жизнь их созидательно богата, но духовно бедна. Экспедиции достаточно быстро удалось освоить их язык из серий сигналов в низкочастотном недоступном человеческому уху диапазоне. За всё время poиsk они не предъявили человеку никаких требований. Исследовательские группы беспрепятственно «высаживались» на планету – фактически это означало плавание в скафандрах в газовых облаках без использования движителей и перемещение под panzers подвешенными на стропах магнитных волн; космонавты, как металлические скрепки передвигались под panzers, что находились в верхних разреженных атмосферных слоях, где можно было включать огнеопасные двигатели без угрозы подрыва газовых скоплений.
Таким образом, Fad изначально не препятствовали деятельности человека. При этом они сразу выдвинули требование: оставить систему Жёлтого Дракона и не возвращаться. Они не желали иметь с нами никаких контактов по совершенно загадочным причинам. Будто в своё время мы их обидели. «Паллада» отправлялась в одиночное плавание к Линь Цзе Сюй, чтоб объяснить позицию людей, которые стремятся к мирному добрососедству, объяснить богатство взаимных контактов, донести, что человечество не сможет выполнить их требование, и, наконец, стать первым дозорным.
Оставить без надзора цивилизацию вышедшую в космос, потенциально способную достигнуть ойkуmena и атаковать населённые миллиардами людей планеты человек не мог. На смену «Палладе» к Жёлтому Дракону должны были отправиться целые эскадры, которые, нравится это туземцам или нет, будут наблюдать за их развитием. Каждому человеку, в том числе и мне, было очевидно, что безопасность человечества в условиях, когда одна внезапная атака способна уничтожить нас как вид, требует надзора над Fad. Вместе с тем мы, конечно же, не собирались вмешиваться в их жизнь и развитие, и донести эту благородную и гуманистическую позицию до жителей Линь Цзе Сюй и надлежало экипажу «Паллады», а конкретно мне, как главе службы контакта.
Глава шестая
Команда корабля, раздёлённая стенами, работала в отделах. Иногда проводились общие учения, чтоб отработать экстренный взлёт, срочную эвакуацию, проверить слаженность экипажа, произвести очередной отсев негодных в poиsk. Но однажды не только экипаж «Паллады», но всех, кто находился на территории МЦИК, подняли по боевой тревоге.
Мы быстро облачились в уnиforma: голое тело облепил эластичный скафандр, голову укрыл шлем с прозрачной личиной. На спине походный ранец, правую кисть заключил и продлил руку автомат. На левом плече уnиforma, как птица у древних пиратов, нарост ракетницы. Мы вошли в прямой контакт; перед глазами по очереди переключились режимы зрения – тепловой, звуковой, электронный; огляделись вокруг сенсоры, активировались защитные поля; словно лампа в комнате в мозгу зажглась и погасла информация о боекомплекте, таблетках питания, запасе энергии.
Ночью в густом тумане под командой офицеров десанта под прикрытием panzers мы прочёсывали полигон. Нашему отделению, подчинённому сержанту пехоты, отвели участок в 7 километров по фронту. По приказу мы перестали дышать процеженным воздухом и перешли на автономное дыхание скафандра; капсул питания, газовой смеси для синтеза воды и воздуха хватило бы на несколько дней. В ранце лежал ещё нетронутый боезапас – пули, батареи электрических зарядов, запасные линзы и аккумуляторы тепловых лучей, выстрелы паралитического газа, рассчитанного на человека и известных млекопитающих, самонаводящиеся ракеты, «колючки», что зарывались, как древние мины, создавая поля смерти, или наводились с высоты как бомбы. По команде, вздрогнувшей в мозгу, мы загрузили в форменный bиnder маршрут, поднялись на сто двадцать метров, включили ночной обзор и медленно двинулись вперёд с патрульной скоростью в десять километров. Над нами плыли panzers. Через несколько часов утомительного патрулирования вторая линия вышла вперёд, мы вышли из прямого контакта. Я заснул. Через час bиnder разбудил, подключился к мозгу, мы вновь вышли в передовую линию. Уже рассвело. Мы устало рассматривали жёлтые поля Сибири, посёлки двухэтажных домов, свои тени в плоских зеркальных крышах солнечных батарей. Маршрут шёл через Переславль. Издалека он казался тесным кустом остроконечных сталагмитов. Мы приближались; каждое остроконечное строение увеличивалось, наступало, закрывая обзор. Приказа о смене высоты, о разрешении переговоров не было, и мы, словно лыжники на искусственных снежных склонах, построенных на полюсах Сибири, лавировали между зданиями, как между флажками. Размеренный строй распался; выбирая сходные маршруты, мы сбивались в пары, отставали, уворачиваясь от раскалённых облаков panzers, скользящих между домами. Я задержался, потеряв скорость в поворотах. Но по карте дальше было озеро, я не спешил, собираясь нагнать цепь над водой. Неожиданно между двумя башнями что-то вспыхнуло. Тело затрясла тревога, объявленная по цепи. Я выскочил над акваторией, – впереди, километров в пять по фронту из воды протянулись к солдатам лучи. Вокруг тел в unиformа искрились, словно фейерверки, несколько мгновений защитные поля, гасли, будто отключали электричество, и вниз валились куски тел. Змеёй с чёрной головой и белым туловищем, пересекая картину воды и неба с солдатами, наполнившую мозг, пикировал сбитый panzer. Сверху, будто конфетти в искрящийся, перекрещенный лучами праздник, сыпались обломки. В сознании прозвучала общая команда, и я на полной скорости вонзился в воду, наблюдая сенсорами заднего вида, как ещё один panzer попал в перекрестье лучей, вспыхнул звездой и осыпался обгорелыми лепестками. «Не похоже на учения». В сознании один за другим сменялись режимы зрения, – человеческий, тепловой, электронный, ультрафиолетовый, – ничего не было видно, только неясное пятно в глубине, заштрихованное помехами. Нечто огромное с большой скоростью поднималось со дна. Познавая мир Сибири, я понимал, что это наверняка животное, но может быть и разумное существо, но не машина. Оно убивало нас, ибо я чётко видел, как раскрылась рядом unиformа, из неё вывернулись внутренности, словно красная роза. Связи с сержантом не было, но по каналам командующего неслось «Атака! Атака!».