Дзен-террористическое удостоверение:
Страница 1:
ВРЕМЕННОЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ
Фамилия – Лесин
Имя – Борис
Отчество – Анатольевич
Дата и место рождения – 64 день Бармаглота 1969 года, г. Мелиополис.
Место жительства – Галактический сектор 843е3итло40930
Фотография, печать, подпись.
Страница 2:
ВРЕМЕННОЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ
1. Данное удостоверение является временным.
2. Данное удостоверение удостоверяет исключительно временность данного удостоверения.
3. Данное удостоверение не удостоверяет ничего, кроме временности данного удостоверения;
Справка
Дана в том, что она действительно является справкой.
Подпись, печать.
Лицензия на отстрел Будды;
Официальный бланк доноса…»
Впервые охоту на Будду благословил человек по имени Гаутама – вегетарианец и сторонник ненасилия. Если встретишь Будду – убей! Так, кажется, сказал он. В любом случае это говорилось не по-русски, да и времени с тех пор прошло около 2 500 лет, так что…
Самым простым выходом из положения было бы понимание того, что охота уже удалась и не удалась одновременно, что нет никакой необходимости за кем-либо охотиться: Будда умер (тот, который должен был умереть), да здравствует Будда (который должен здравствовать)! Цель недостижима, потому что она достигнута! Но именно это понять и невозможно. По крайней мере, мне, поэтому приходится снимать со стены ружье (можно было бы обойтись и без него, но зачем злить старика Станиславского?) и выходить под дождь и шквальный ветер в поисках парня, который открыл сезон охоты на самого себя. Будда – это всегда ты сам! Кем бы ты при этом ни был.
Охота на Будду… Об этом нельзя говорить прямо, невозможно, немыслимо. Только намеки, иносказания, сценические валяния дурака…
В общем, как написали когда-то Владислав Лебедько и Елизавета Миронова:
«То, что мы написали и то, что ты прочитал – совершенно разные вещи, ХОТЯ БУКВЫ ОДНИ И ТЕ ЖЕ!!!»
Не спорю, преподвыподверчивание мозгов вполне может быть увлекательным занятием (я, например, предпочитаю заниматься именно этим), но расценивать его как единственный или основной способ познания «объективной реальности» по меньшей мере, самонадеянно до дебилизма. Возможно, какая-нибудь объективная реальность и существует, но нам до нее… Круче философии маразмирует только религия. Никому еще не приписывалось столько маразма, как богу. Да и считать священной книгу только лишь потому, что так сказано в этой же книге…
Маразм подобен давлению воздушного столба. И то и другое сопровождает нас повсюду и остается за пределами нашего внимания.
Традиция охоты на Будду демонстрирует, что житейский маразм обладает свойствами хамелеона: он легко меняет свою окраску, становясь совсем незаметным среди окружающего ландшафта. Задача охотника – вернуть маразму его истинное лицо, выдернуть из привычной обыденности и расстрелять из обоих стволов иного взгляда на (кашель, переходящий в заливистый лай)…
Слова – это туман, сквозь который человек должен что-то увидеть – дзенская поговорка.
Вот и получается, что надо писать, говорить и особенно думать так, чтобы не было видно слов…
– Учитель, как мне научиться отгонять мысли? – спросил я при встрече у человека по имени Максим Максимович.
Дело было в одном из тех переполненных автобусов, которыми переполнена наша жизнь. Максим Максимович посмотрел на меня своими лучащимися глазами, а какая-то дамочка центнера полтора весом наступила мне на ногу тонким каблуком, да так, что я в тот же миг достиг если не просветления, то, как минимум радикального отбеливания. Мое зрение настолько обострилось, что я смог рассмотреть собственную душу во всех подробностях. Она пьяно отплясывала канкан на шахматной доске в обществе обоих королей, а дамы, обмахиваясь тузами (как веерами) злобно перешептывались на двоичном языке – а что еще оставалось им делать?
Это было царство Будды. Без дураков (куда же без них). Во мне проснулся инстинкт убийцы. В глазах появилась прицельная сетка. Будда здесь! А вот ружье… Ружье осталось на стене дожидаться третьего акта. Но вот ко мне подковылял прихрамывающей походкой тощенький старичок с красиво упакованной высушенной рукой.
– Берите, молодой человек, берите, – произнес он с нарочито еврейским акцентом, – мощи – это самая ценная часть святого.
Если не единственная, – подумал я и уверенно двинулся в сторону противника.
– Дяденька, это вам. Мальчик лет восьми вручил мне конверт.
«ПЕРЕД ПРОЧТЕНИЕМ НАПИСАТЬ» – было написано вместо обратного адреса. Внутри лежала открытка с видом на голую женщину, у которой вместо вагины был улыбающийся рот. На обратной стороне была надпись: «Дзен-терроризм подобен нашатырю. Готов ли ты к этому?»
– Отвечать будете? – спросил меня мальчик.
– Отвечаю, – ответил я.
– Письменно или устно.
– Давай устно.
– Тогда лимит. 250 слов. Больше я не запомню.
– А меньше?
– Меньше сколько угодно, но платить придется за полный лимит.
– Хорошо, я согласен.
– Говорите.
– Человек – сам пиздец собственного пиздеца. Повторишь это на весь лимит.
– Как скажете.
Я подписал счет, мальчик побежал доставлять послание, и я продолжил движение.
Играла музыка. Мимо кружились вальсирующие пары.
У стойки бара парочка нигилистов в штатском корпела над бутылкой абсента.
– Познай самого себя, – обиженно говорил один из них, – звучит как fuck your self.
– И познал он себя, как бог-муж познавал своих жен, – вторил ему второй.
Будда был совсем рядом, когда дорогу мне перегородила нищенка с отвратительного вида ребенком. Я и нормальных детей терпеть не могу, а этот, явно дегенерат с не вытертыми соплями, вызывал во мне отвращение.
– Помогите, чем можете, – начала причитать она, – у моего ребенка улетела выхухоль, и если ее не поймать…
– Вот телефон бесплатного снайпера, – я брезгливо сунул ей в руку визитку знакомого людовала, – он как никто другой поможет вашему горю.
Нищенка буквально рассыпалась в благодарности, что чуть было не вызвало во мне приступ бешенства, тем более, что Будда, воспользовавшись моим замешательством, куда-то исчез.
Я стоял посреди огромного стадиона. По беговым дорожкам, на которых густо были разбросаны грабли, бежали люди с завязанными глазами. На финише их ждала Великая Цель.
– Не желаете поучаствовать? – спросил меня кто-то из устроителей мероприятия.
– Я и так всю жизнь ношусь с завязанными глазами среди разбросанных грабель.
– Как хотите, – зловеще процедил он сквозь зубы.
– Вот так и хочу, – вызывающе ответил я.
Скорее всего, дело обернулось бы неприятностями, но тут вмешался Главный Распорядитель.
– Марш! – рявкнул он, щедро поливая отстающих напалмом.
Вдохновенный юноша, что-то пробубнив, сунул мне в руки листовку:
«подобострастное попрошайничество плюс меркантильный инфантилизм такова основа веры или духовности подавляющего большинства религиозных людей
читаю я и отбрасываю книгу заранее отрепетированным жестом
никогда еще книги не давали ответов а хорошие даже не пытались этого делать
книга позволяет задать главный вопрос
задать интуитивно
без слов и мыслей
я всегда много читал а позже когда стало нечего читать начал писать сам
с тех пор меня постоянно умиляют попытки многих литературных людей оценивать качество текста не с позиции сюжета языка или мыслей
а с позиции школьных учителей
он сделал столько то ошибок
забыл поставить запятую
или воткнул лишнюю
ЭТО НЕУВАЖЕНИЕ К РОДНОМУ ЯЗЫКУ
когда же я говорю что это не имеет значения
они готовы свалиться в обморок
милые мои
писатель
не писарь
конечно грамматика удобная штука
но когда ее пытаются поставить во главу угла
хочется послать всех на хуй
и писать без заглавных букв знаков препинаний
как собственно и написан этот кусок текста»
– Так называемый разум есть отсутствие понимания собственной глупости, – зачем-то бросил я ему вслед.
Я был на свободе. Меня окружали пески. В руках винтовка. Где-то рядом бродил Будда. Преддверие финала пьянило сильнее грибочков, отвар из которых я принимал пару недель назад. Охотиться на Будду надо в состоянии трезвости, иначе он к тебе не подойдет.
– Господин Лесин, а вы верите в идиотизм? – услышал я совсем рядом ЕГО голос.
Будда был в двух шагах. Неописуемый. Самая прекрасная из мишеней.
– Вы знаете, – продолжил он, – что мысли – это паразиты мозга. Подобно вшам они ползают по извилинам, отравляя этот сосуд совершенства своим ядом?
Я лихорадочно зарядил винтовку.
– В ближайшие годы вы будете заниматься бесконечными попытками объяснить разумному человеку всю глубину его глупости. Почему разумному? Да потому что только разумный человек в состоянии это понять.
Будда улыбнулся, и я понял, что передо мной сам Август к. Я нажал на спусковой крючок. Выстрела не было.
– Увы, господин Лесин, срок вашей охотничьей лицензии истек. Вам придется вернуться домой, но тем не менее…
Тем не менее… Это было приглашение попробовать еще раз.
– Говорят, – сказал он мне на прощание, – что нас разделяет хлам, который у тебя в голове.
– Я постоянно пытаюсь его выбрасывать.
– Выбрасывать или перекладывать с места на место?
– — – — – — – — линия отреза – - – - – - – —
Минутное прояснение сознания. Я в подвале. Лежу на пропитанном потом, мочой и блевотиной матрасе. Меня трясет. Я обоссался и наложил в штаны, но я даже не чувствую вони. Мне страшно. Одновременно я понимаю, что страшно не мне. Боится некто, существующий в моем теле, некто иной, кого я все эти годы ошибочно считал собой. Это для него заточение несло смерть, тогда как для меня оно было освобождением. ОНО умирало, и по инерции я «умирал» вместе с ним.
Я ВСПОМНИЛ КИНОЗАЛ!!!
Огромный на несколько сотен человек зал, забитый людьми. На голове у каждого шлем из металлической сетки. От шлема к креслу тянется толстый многожильный кабель. Мы сидим в обосраных креслах и пялимся в никуда. Информацию подают прямо в сознание. Фальшиво все: воспринимаемая реальность, наши мысли, чувства, сомнения, реплики… Все это плод работы машины. Мы заглатываем это, как мифы о непорочных зачатиях и воскрешении из мертвых. Мы внимательно ловим каждый бит навязываемой информации, забывая о воде и пище, ходя под себя и умирая от истощения. Периодически кто-то из зрителей падает замертво на загаженный собратьями пол. Трупы валяются по несколько дней – смотрители убирают их раз в неделю. Перед тем, как войти в зал, они промывают кафельный пол, пуская по нему струю воды. Иначе они бы просто не смогли протиснуться между рядов. Убирая трупы, смотрители считают освободившиеся места. Информация поступает к главному менеджеру по зрительскому составу. И вскоре новые жертвы этого адского шоубизнеса занимают освободившиеся кресла.
Если бы меня не вытащил из кинозала Фнорд…
И снова бред.
Персонифицированный образ человечества. Человечество предстало передо мной в виде здоровенного пьянючего прапорщика в рваном тельнике, семейных трусах и месяц не стираных носках. Глаза его были безумны. Рот открыт. Во рту у него ствол пистолета. Периодически прапорщик нажимал на спусковой крючок. Пистолет давал осечку. Тогда он (прапорщик), жутко матерясь, проверял обойму и снова повторял попытку вышибить себе мозги.
Потом мне привиделись добрые менты. Их было тьма тьмущая, и каждый хотел сделать для меня что-нибудь хорошее. Кто-то угощал меня вином, кто-то пытался кормить деликатесами, два-три мента убирали квартиру, еще двое мыли машину, один гладил штаны… Те, кому так и не удалось проявить на практике свои дружеские чувства, просто взахлеб рассказывали друг другу, насколько я клевый парень.
Этот ужас вернул меня в сознание.
– Доброе утро! – рявкнуло радио над самым ухом, – рад приветствовать вас в столь ранний час! В эфире «Имбицильные ритмы», и я, ведущий этой программы Диджей Кариес. Что сегодня в программе? Рэп, рэп и еще раз рэп! Почему? Да потому, что «Имбицильные ритмы» – это программа, полостью посвященная рэпу. И начнем мы с премьеры. Для вас поет…
Рэп я ненавижу еще больше, чем диджеев, но радио выключить не могу, как не могу его сломать уничтожить или просто заткнуть.
С огромным трудом я поднимаюсь с матраса. Меня шатает от слабости. Я весь в собственном говне и блевотине. Я не сразу замечаю, что крыши нет. Над головой, правда, не небо, а белый потолок следующего этажа. Прямо над моей головой закреплена лебедка.
– Посторонись, – слышу я.
В яму спускается одноместная пассажирская корзина. ДЛЯ МЕНЯ! СВОБОДА!!! Готовый визжать от счастья, я сажусь в корзину. Но наверху меня ждут не друзья с цветами, ванная или чашка чего-нибудь горячего, а вооруженные люди в масках, как у грабителей и спецназа. Меня грубо вытаскивают из корзины и сажают на стул. Руки и ноги приматывают к стулу липкой лентой. Ей же заклеивают рот. Затем они окружают меня и начинают одновременно кричать мне в уши какую-то чушь, причем каждый из них, свою:
– Осознай, что ты уже умер, проникнись этой мыслью, пусть она войдет в каждый атом твоего тела. Ты уже умер. Это свершившийся факт. Ты умер в момент зачатия. Рождение – это только подтверждение твоей смерти, а жизнь – доказательство. Ты уже умер, и вся твоя жизнь – это движение к пункту назначения или моменту смерти. Этот шаг самый трудный. Научиться принимать боль. Как показывает опыт боевых искусств, принятие боли позволяет переживать ее относительно безболезненно. Боль боли (прошу прощения за тавтологию) существует из-за неприятия боли, борьбы с ней, а, следовательно, и отождествления. Прими боль, растворись в ней, стань болью… Стань болью и одновременно за ней наблюдай. Ты никто и ничто. Ты никогда не был кем-то и никогда кем-то не станешь. Быть никем – такова твоя природа. Остальное – иллюзия.
– Ты веришь в смерть после жизни?
– Ты уверен, что не уверен?
– Лев Толстой с его непротивлением злу насилием практически ничем не отличается от Адольфа Гитлера – они оба рабы Цирцеи. Точно также герой ничем не отличается от труса. Как бы ты ни реагировал на эти слова, ты тоже раб Цирцеи.
– Реальность похожа на дерьмовый фильм в том плане, что ОНИ заложены в твое сознание. Ты сам порождаешь ИХ, и сам должен убить. Реальность как таковая далека от той интерпретации, которую создает твой мозг. Кинотеатр – это защита Цирцеи.
– Тебе это только кажется, что они дали тебе убежать. Они лишь хотели, чтобы ты в это верил. Ты ведь ходишь по их лабиринту, так что твоя свобода ограничена его границами.
– Пока существуют Смысл и Порядок – нами правит Цирцея!
– Экстаз – вот главный враг Цирцеи!
– Если ты безумен, безумен ли ты?
Они замолчали также внезапно, как и набросились на меня.
– Порядок, – сказал один из них, нарушив паузу.
Он первым снял маску, затем открыли лица все остальные.
– Добро пожаловать в «Мелиополис», – сказал он, – поговорим после душа и завтрака.
– — – — – — – — линия отреза – - – - – - – —
Мы в гостиной. Я и тот парень, который первым снял маску. Его имя – Ты, и он дзен-террорист.
Дзен-терроризм – это религия.
Как и любая другая религия, дзен-терроризм:
1. Содержит Тайну.