В один из таких весенних дней, накануне женского праздника, Владимир по случаю дня рождения его друга Сашки приехал в кафе. Здесь были все старые друзья. Разумеется, со своими женами: Василий с Валентиной и Анатолий с Натальей. Познакомились они еще на заре романтической юности, будучи студентами, разных факультетов, но одного вуза, через стройотряды. Нет общего бизнеса, нет одного общего дела, нет зависимостей и условностей. Каждый – самостоятелен и профессионально состоявшийся, да еще Василий и Анатолий – мужья и отцы.
После неоднократных тостов, здравиц в честь именинника Владимир с Сашкой уединились в одной из курительных комнат и, как всегда, вернулись к своим проблемам по работе.
– Ну, что тебе сказать, дружище, – рассказывал Владимир. – За эти две недели практически ничего не произошло. Как ты уже знаешь, после той передачи по телевизору уголовное дело все же возбудили. Но никто этим не занимается. Участковый, не помню его фамилии, куда – то перевелся, где он сейчас работает, не знаю. Может, уехал куда – нибудь. Я с ним так и не встретился. Но кое – что у меня все же есть.
Видя на лице своего друга заинтересованность, продолжил:
Помнишь, я показывал тебе две фотографии? На одной из них снят момент перед спуском гроба в склеп: там четко видны лица всех, выполнявших эти работы. Их было четверо. Так вот, я разыскал контору, в которой они работали.
Ну, и? – не удержался от вопроса Сашка.
Трое из них работают до сих пор. Естественно, выяснил о них все, что мог, со всеми переговорил. Ничего такого, что могло бы заинтересовать меня, не нашел. Но вот четвертого, помнишь, с улыбкой, нет. Уволился. И знаешь, что самое интересное? Он уволился практически сразу после того случая. В то же время уволился и тот участковый. По – моему, здесь имеется какая – то связь. Но какая? Меня не покидает ощущение, что тот участковый каким – то образом связан с этим делом. Это все, что я имею на сегодняшний день.
А что с теми драгоценностями, которые были сняты с Рады?
После возбуждения уголовного дела с фотографии сняли копии. Со слов Барона, сделана опись всех драгоценностей, которые были на ней. Этим занимается милиция. Может, где – то что – то и проявится. Но я в это мало верю.
Это все? Вижу, ты что – то не договариваешь, дружище. У тебя что – то есть еще, о чем ты пока не хочешь мне говорить, так?
Да, Сашка, кое – что есть. Во – первых, весьма странная смерть Рады и кулон у кровати, а не шеи Рады. Во – вторых, два дня назад я поделился своими предположениями с начальником криминальной милиции Михаилом. По этому типу, с улыбкой который. Есть ли какая связь с внезапным увольнением как одного, так и второго? Пусть его ребята поработают над этим.
В этом действительно что – то есть, дружище… – согласился Сашка.
Но это не все, есть еще кое – что. Помнишь про тот кулон, о котором тебе говорил? Так вот, это не просто кулон. Мало того, что цены не имеет, он еще обладает какой – то магической силой, необъяснимой рационально, и поэтому я весь в сомнениях: верить этому или нет.
Барон советовался со мной по этому поводу, спрашивал: может, дать объявление о его пропаже? Тому, кто его найдет либо укажет место нахождения, обещана награда; ты не поверишь, Сашка, огромная награда. Я думаю, если он поместит такое объявление, этот кулон вообще может никогда не проявиться. Пропадет надолго, если не навсегда. И сама смерть Рады так и останется загадкой. Ты как думаешь, Сашка?
Сашка о чем – то думал, затем, пристально посмотрев Владимиру в глаза, в глубине которых затаились и настороженность, и обостренность, сказал:
Слушай, дружище. Мне кажется, что зря я тебя впутал… Что – то не нравится мне все это. Не спокойно как – то на сердце. Ты говорил, что ведешь свое собственное расследование. Не знаю, но, может, плюнешь на это дело, бросишь все?
Нет, Сашка, уже не могу. Обещал.
Понимаю. Ну, скажешь Барону, что сделал все, что мог. Ты же не Бог. Ты и так сделал не мало, пусть милиция и продолжает этим заниматься. Как бы ты не повредил себе, а, следак?
Не понял ты меня, Сашка. Я ей дал слово мужчины.
Кому?
Раде.
Кому? – только и смог удивленно произнести Сашка, после чего наступила минутная тишина.
Знаешь, Сашка, мне сон снился. Не помню, что именно, но… видел Раду, она показывала мне куда – то пальцем и все повторяла: «Найди их!». Я видел кровь. Понимаешь, на мне была кровь, много крови. Но не моя. Чужая. И вообще ерунда какая – то.
Немного подумав, Сашка ответил, что он не разбирается во всей этой тайне за семью печатями, но где – то слышал, что это плохо. Беда будет, когда во сне видишь чужую кровь.
Все, дружище, хватит друг другу в уши дуть, пошли к гостям. Сейчас мы с тобой выпьем коньячку, споем нашу, застольную.
Вдруг зазвонил сотовый. Номер – неизвестный. Извинившись перед Сашкой, ответил, что внимательно слушает.
С сильным акцентом южного человека (скорее всего, специальным, для подобного звонка) абонент без всяких предисловий произнес, что если он не прекратит свое расследование, то сильно об этом пожалеет.
Случилось что? – глядя на Владимира, спросил Сашка.
Да нет, бред какой – то. Ничего не понял.
Сашка даже не заметил, что сегодня Владимир не пил. Во – первых, за рулем, во – вторых, завтра, с утра, у него намечалась серьезная встреча. Два часа назад позвонил Константин и сообщил, что для Владимира есть что – то очень интересное, и утром он должен к нему подъехать.
Посидев еще какое – то время, гости, простившись с Сашкой, который вышел их проводить, разъехались по домам.
Конфликт. Гримасы любви
Даже в раю женщина способна
превратить жизнь мужчины в ад.
Как всегда, чуть выпив, всю дорогу жена выясняла, куда Владимир выходил с Сашкой, с этим котом мартовским? Нет, она его очень уважает, но считает, что он – как все мужики… А у всех мужиков, в ее понятии, одно на уме. Она все знает, знает всех женщин, которые постоянно их окружают и с которыми они спят. Им нужны только их деньги, и когда они это поймут, будет поздно.
«Все, – с отчаяньем подумал Владимир, – началось. Спокойной ночи уже не будет. Уж лучше мне попасть в руки убийцы, чем стать предметом ее негодования» Но так этого не хотелось, ведь прошло всего несколько дней после последнего подобного концерта. Старался молчать. Не помогло.
Почему молчишь? Нет, ты скажи правду.
Какую правду? Я устал, Света, давай поговорим завтра, ладно?
Вновь зазвонил телефон. Не успел вытащить его из кармана и ответить, как вдруг жена вырвала его из рук Владимира и попыталась что – то кому – то ответить вместо него. Из этого ничего не получилось, так как телефон автоматически отключился, что ее еще сильнее разозлило.
А почему она молчит? Я ей все скажу, этой…
Дальше последовали выражения, которые может родить только та женщина, которая отдала себя, свою молодость, свое сердце, всю свою жизнь неблагодарному, неспособному это оценить изменнику.
Вновь зазвонил телефон. Все так некстати.
Жена чуть успокоилась. Но услышав настойчивый вызов телефона, вмиг ожила, львицей рванула к Владимиру и, выхватив телефон из его рук, заплетающимся языком ответила кому – то, что она очень внимательно ее слушает. Звонивший абонент, видимо, не захотел с ней общаться и, как понял Владимир, молчал. Но она молчать не могла. И все, что хотела ей сказать, сказала. Всю правду. В трубку телефона. Говоря по телефону, а правильней будет сказать в этой ситуации в телефон, не заметила, что он выключен, как, впрочем, не заметила, что разбила Владимиру очки: когда выхватывала его телефон, зацепила пальцем дужку его очков. Они еще не приземлились, как он понял, что им все, конец. Это были его последние пасхальные, как там, в анекдоте, очки.
У него уже целый дипломат сломанных очков. Женская слабость у нее такое – бить и ломать очки. Она называет это Правдой апостола Петра:» Воздастся каждому по делам его», уже хорошо зная эту ее слабость, возводимую женой в непререкаемое достоинство и достояние, Владимир старался их загодя снимать. Но сейчас, увы, не успел.
Слава Богу, сегодня успокоилась раньше. Обычно это до утра. Значит, звона битой посуды сегодня не будет.
Сна не было. Поняв, что уже не заснет, Владимир вышел на кухню, предварительно выключив свет везде, где можно. Стараясь не шуметь, достал из холодильника коньяк, что – то из закуски, ему уже было неважно, что именно.
Его размышления прервал звонок телефона. Даже вздрогнул от неожиданности. Почему он звонит? Ведь он его выключил.
Все тот же голос, с ужасным произношением, стараясь убедить Владимира, что с ним говорит человек, как сейчас принято говорить, кавказской национальности, предупредил: что если он не оставит своей затеи, ему будет очень плохо. Более того, утром он сможет убедиться в том, что с ним не шутят, а по – дружески предупреждают. Не дослушав, Владимир со злостью выключил телефон. Резким движением опрокинул рюмку коньяка, вторую. Пришло в голову, что алкоголь – визитная карточка безволия. А думать уже ни о чем не хотелось. Точка. Надо очистить голову от всех примесей и шлаков, их стало так много, словно пчел в улье. Шумят, давят. Люди давно подметили, поймал себя на последней мысли Владимир, что алкоголь вполне надежное средство, когда требуется поубавить ума. И это еврейское, одобренное Талмудом, а затем подхваченное римлянином Плинием старшим, что «Истина в вине». А ведь истина есть мое точное знание о действительности, а оно, мое знание, моя истина сегодня такова: я знаю, что ничего чертовски не знаю, не понимаю…
Заснул лишь под утро.
Халдейский провидец. Или Константин
Кружит, кружит в небе сокол,
не слыша звука взводимой пищали.
Несмотря на светлое и очень теплое утро, обещающее хороший весенний день, настроение у Владимира было ужасным, как в таких случаях сказал бы Сашка, депрессняком тянет. Выпив чашку кофе и вспомнив, что его ждет Константин, так как он что – то для него имеет, быстро собрался и вышел на улицу. Подходя к машине, не сразу понял, что произошло. Она какая – то низкая. Когда обходил вокруг нее, увидел, что все четыре колеса спущены.
«Что это? Шутка? Не похоже. Больше смахивает на то, что это вчерашнее предупреждение неизвестного приведено в действие. Опять вопрос – что же делать? Ну, почему в последние дни у меня все чаще появляются эти вопросы? – нервничал Владимир. – Что делать? Да плевать я хотел на все. Надоело. Ничего не хочу. Гори все ярким пламенем. Все, моему терпению пришел конец – надо «отрясти прах от ног своих».
Настроение, подпорченное ночным выяснением отношений по поводу его верности, испортилось окончательно. Едва ли не глубокая скорбь, словно «посыпал голову пеплом».
Привет, Костя! Извини, задержался немного. Угости кофе.
Молчаливый по натуре, тактичный и мудрый не по годам Константин, как всегда, сварил настоящий натуральный кофе.
Костя, не тяни, что у тебя есть; ведь знаю, ты что – то для меня приготовил.
Без лишних слов Константин положил перед другом заключение. Быстро перелистав несколько скрепленных листов бумаги, Владимир увидел то, что ему очень было нужно. Интуиция не подвела. Отпечатки, оставленные на одном из стаканов, принадлежали…
Здесь была полная информация о том, кому они принадлежали. Где родился, где крестился, когда и за что привлекался, его связь с… В общем, все, что имелось на этого гражданина.
Ознакомившись с материалами документа, Владимир вернул их Константину, получив взамен готовые ксерокопии.
Спасибо, друг. Ты мне очень помог.
Ты уверен, что тебе это нужно?
Эти слова стали для Владимира полной неожиданностью. Немногословный Константин, тем не менее, умел порой задать вопрос, на который сразу ответить было непросто. Вот и сейчас Владимир не знал, что сказать. Состояние, в котором он пребывал, как никто другой, верно выразил Н. Гоголь: «ни то… ни се… а черт его знает что».
Однажды, еще работая в уголовном розыске, тот позвонил Владимиру и просто спросил, планируется ли у него сегодня в двенадцать часов служебная встреча? Владимир сразу и не понял, о какой встрече речь идет. Действительно, в двенадцать планировалась встреча, обычный допрос подозреваемого, так, ничего серьезного. Но чем она могла для него закончиться, этот ничем не примечательный допрос, он понял только позднее.
А что? – только и спросил его.
Да ничего. Просто ты сегодня отмени следственное дело. Не надо.
Все. Больше ничего сказано не было. Только потом Владимир понял, как ему помог друг. Он спас его: готовилась западня, дача взятки с помеченными купюрами. Причем, в расчет не шел отказ Владимира, нужен был сам факт наличия крупной суммы в портфеле подозреваемого.
Вот и сейчас спросил, а нужно ли это ему?
Действительно, а нужно ли мне это? Хорошо, Костя, я подумаю. Спасибо за кофе, до встречи. Лиха беда – начало, а там посмотрим…
Сомнения… спасает только вера
У солнца один только недостаток:
оно не может видеть самого себя.
Ничто не радовало Владимира в тот день. Даже то, что он приготовил для Барона. Догадывался, что ждет того, о ком он сегодня должен был передать информацию.
Владимира не покидали сомнения. Хотя и понимал, что усомниться – это значит утратить веру.
«Ну и что делать дальше? Что мне делать с этим? Передать все – таки информацию об одном из варваров Цезарю? Или промолчать? – не переставая, задавал Владимир себе одни и те же вопросы. – Может, поговорить с начальником криминальной милиции? На меня он произвел хорошее впечатление. Ему можно верить. Пусть они дальше этим занимаются, это же их работа. Но как я ему объясню, что я следователь и как я ввязался в это дело, как попал ко мне этот документ, откуда владею информацией? Кто мне помог? Значит, сдать своего друга? Наверняка эти стаканчики Костя присовокупил к какому – то делу. Ради меня, ради нашей дружбы он пошел на такой шаг.
И потом, эти самые, изъятые мной, одноразовые стаканы нигде официально не зафиксированы. Нет ни акта их изъятия, ни акта осмотра места происшествия, короче, ничего нет. Как я смогу доказать, что эти стаканчики с места происшествия?
Положим, даже найдут этого бандита. Что они, пытать его будут, добиваясь признания? Конечно, нет. Да и кто искать его будет!
А что я мог сделать в то утро? Когда вдруг все исчезло – лопаты, ломы и прочее. Исчезло то, что могло бы иметь хоть какое – то отношение к тому происшествию? Это все, что я успел тогда сохранить. Более того, там была милиция, но они ничего… даже обращение цыган в милицию нигде не зарегистрировали. Случайность? Не похоже.
И после всего этого передать эти стаканчики милиции? Да, я обязан был сделать все по Закону. По какому Закону? Хватит врать самому себе. Что я обязан был сделать? Да ничего. И, вообще, я ничего никому и ничем не обязан. Все, хватит на сегодня. Я в отпуске, я вне дел и вне забот». Глубоко вздохнул, затаив дыханье, и обратился к себе: «Владимир, ты же понимаешь, что быть слишком недовольным собой есть слабость, а если попробуешь быть слишком сомнительным – это уже глупость».
Стараясь уйти от всех этих проблем, Владимир попробовал переключиться на иное настроение. Но не получалось. Вспомнил чье – то выражение о том, что сомнения для души, это то же самое, что для тела допрос с пристрастьем. Ощутил некоторое напряжение в мышцах, почувствовал, как по коже пробегают, словно пущенные токи, то усиливаясь, то исчезая, короткие вибрации
«Сейчас надо заняться колесами. На СТО не доеду, порежу резину. Вызвать СПАС? Да, это выход», – подняв руку, Владимир остановил машину. Дорогой набрал номер СПАС.
На удивление, служба спасения приехала очень быстро. Так же быстро подкачали все колеса. Каких – либо проколов, порезов не было.
Лишь к вечеру Владимир приехал в следственное управление. Кроме Татьяны, самой молодой сотрудницы, студентки – стажера, здесь уже никого не было. Он постоянно поражался ее работоспособности. Несмотря на то, что жила она где – то очень далеко, на окраине города, приезжала Татьяна на работу раньше всех, а уезжала позже всех.