Активизация усилий требовала других – крепких и выносливых.
Посещая в течение недели лагеря, при участии их администраций, Шеффер с Винертом скрупулезно отобрали тысячу двести «хефтлингов»12, бывших в прошлом квалифицированными строителями, механиками, электриками и водителями.
Затем, после санобработки, те под конвоем были доставлены в порт и погружены в трюмы «Фатерланда» и «Голиафа» (так называлось второе судно).
Помимо этого, пароходы приняли на борт несколько тысяч тонн грузов, в числе которых были необходимые техника, механизмы, оборудование и продукты.
…Оставив позади Северное полушарие и войдя в воды Южного океана, «Фатерланд» со следующим в фарватере «Голиафом», взяли курс на остров Буве, а от него к Земле Королевы Мод, скрывающейся за горизонтом.
Внизу размеренно гудели машины, винты перемалывали густую воду.
– Лево пять! – бросил рулевому капитан Шнитке, и справа по борту величаво проплыл айсберг.
– Еще сотня миль, Вильгельм, и мы дома, – озирая в бинокль бескрайнюю пустыню, довольно изрек Шеффер.
– Да, теперь Германия и здесь, благодушно ответил капитан, и, наклонившись к переговорной трубе, приказал прибавить оборотов.
К вечеру суда приблизились к закованной в пак13, береговой кромке и пошли вдоль высящихся над ней, заснеженных ледяных пиков.
Через десяток миль, у одного из них, над которым искрилось туманное марево, они сбросили ход и, переложив рули вправо, подошли к побережью еще ближе.
Оттуда, волчьим глазом, несколько раз мигнул ратьер, «Фатерланд» ответил, и суда миновали стоящие в тени скал, на якоре, два эсминца.
Корабли были типа «Леберехт Маасс» и в арктическом камуфляже.
Далее перед ними открылась широкая расщелина, это был вход в «Агарту».
Пока он охранялся брандвахтой,14 но со временем предполагалась маскировка.
Вскоре ледяные, теряющиеся вверху стены, чуть раздвинулись, воздух стал теплее, и впереди возник обширный залив.
По размерам он был чуть меньше гамбургского рейда и с трех сторон окружался зеленой, с каменными осыпями, долиной. На ее пологих склонах росли хвойные леса, прорезанные лентами мелких рек, а еще выше лежал снег и синели горные вершины.
Впрочем, природу нельзя было назвать девственной.
От берега, в воду, уходил длинный металлический пирс, в северной части долины чернел десяток, обнесенных колючей проволокой длинных бараков, в южной высились несколько кирпичных зданий и ангаров, а на скальном, господствующем над местностью плато, стучали пневмомолотки и ползали два гусеничных «даймлера».
И это было не все, объект надежно охранялся.
Вверху, на скалах, виднелись несколько пятнистых бронеколпаков и три орудия, а у пирса стояли два торпедных катера.
Как только первое из судов оказалось в поле зрения, в базе пронзительно завыл ревун и «Фатерланд» трижды ему ответил.
Спустя час, Шеффер сидел в своем рабочем кабинете, из окна которого открывался почти альпийский вид и слушал доклады главного инженера и коменданта.
Те сообщили, что за время его отсутствия происшествий на объекте не было, работы ведутся по графику, и есть хорошие новости.
– Какие? – с интересом воззрился на них штандартенфюрер.
– Завтра мы запускаем гидроэлектростанцию, и при прокладке очередной штольни15 обнаружена целая сеть карстовых пещер.
Новости действительно были приятными, поскольку все растущая «Агарта» испытывала хронический недостаток в электричестве и производственных помещениях, а также надежных хранилищах для ценных грузов и продовольствия.
– Едем, я хочу на все это взглянуть, – встал из-за стола Шеффер и все трое застучали каблуками по дубовому паркету.
К упрятанной в небольшом распадке гидроэлектростанции, они добрались по вымощенному булыжником серпантину, на котором работали несколько групп изможденных узников, охраняемых эсэсовцами в пятнистой униформе, вооруженными автоматами.
Приказав водителю остановиться у высокой и еще сухой плотины, начальники вышли из открытого «опель – капитана», поднялись по трапу в машинное здание и несколько минут наблюдали, за пуско-наладочными работами.
– Гут, – довольно качнул высокой тульей Шеффер, и они поехали к штольням.
Их входы чернели в скалах на плато, и из одного выезжала груженая вагонетка.
Впрягшись в лямки, ее тащили пять хефтлингов, а еще трое толкали сзади.
– Живее, живее ленивые свиньи! – орал стоящий здесь же надсмотрщик, с тяжелой кобурой на поясе и змеящейся в руке плеткой.
Увидев начальство, он вытянулся и выбросил вверх руку, а комендант бросил, – сопроводи нас!
Вся группа вошла под высокий свод и зашагала по дощатому настилу.
Пробитая в скальном массиве, штольня позволяла въезжать в нее армейскому грузовику, и тускло освещалась редкими, подвешенными вверху фонарями.
Через пятьдесят метров она заканчивалась обширной, кубической формы камерой, в которой трудился еще десяток узников, под охраной двух эсэсовцев.
Камера сопрягалась еще с двумя, ответвляющимися от нее выработками, и надсмотрщик сделал приглашающий жест в сторону левой, – сюда.
Штольня была короткой, и заканчивалась огромной карстовой пещерой, с таинственно мерцающими известковыми сталактитами.
Сопровождающий щелкнул висящим на стене рубильником и ее залил свет установленного в глубине прожектора.
– Невероятно, – прошептал Шеффер, – здесь может поместиться Кельнский собор.
– Дальше еще, целый лабиринт и впечатляющих размеров, – доложил главный инженер. – Но идти туда я пока не советую, опасно.
– Да, – поддержал его комендант, несколько дней назад сверху рухнул сталагмит и раздавил нескольких заключенных.
– Плевать, – ухмыльнулся штандартенфюрер. – Главное, у нас теперь решен вопрос с хранилищами.
Затем они заехали на термальную станцию, которая исправно обогревала паром административный корпус и солдатские казармы, после чего Шеффер посетил строительство будущей резиденции Второй столицы.
Над ее проектом работали лучшие архитекторы в Берлине, и он был утвержден фюрером лично.
Резиденция предполагалась в форме черного, выстроенного из гранита куба, с высоким многогранным шпилем и распростертым над ним имперским орлом, держащим в лапах покоренную планету.
Когда, скрипнув тормозами, «опель-капитан» остановился у объекта, на котором трудились несколько сотен заключенных, последовала команда «мютцен ап!» и, сорвав шапки, все замерли.
Выйдя из машины и выслушав рапорт подбежавшего начальника конвоя, Шеффер заложил руки за спину, хмуро кивнул, и последовала вторая, – арбайтер!
В воздухе снова замелькали кирки, застучали тяжелые ломы и заскребли лопаты.
– Они у вас едва ползают, Кнопф, в чем дело? – обращаясь к начальнику, процедил штандартенфюрер.
– Эти скоты мрут, как мухи, – вздохнул тот. – Неважный материал, почти все евреи.
– Неважный, говорите? Ничего, завтра будет новый – русские и поляки. Повысьте им выработку.
– Слушаюсь! – повеселел Кнопф. – Живее работать, недоноски!
…Третью неделю заключенный №7513, в прошлом лейтенант и командир взвода разведки, Алексей Ванин, катал вагонетки в мрачной штольне. Вместе с ним, подгоняемые руганью и ударами плети, тужились и хрипели его друзья: бывший моряк – катерник, Сашка Галич, одноглазый, с обгорелым лицом танкист Витя Хромов и воздушный стрелок – радист, Ахто Леви.
Все они попали в Бухенвальд за неудачные побеги, цепко держались друг за друга и надеялись организовать новый.
Однако мечта не оправдалась.
Назвавшись электриками и механиками, они надеялись покинуть лагерь смерти, где жизнь исчислялась несколькими месяцами, попасть на какой-либо завод, куда немцы отбирали специалистов, и оттуда по возможности дать тягу.
Но ошиблись.
Считая долгие дни плавания, и поначалу изнывая от жары, а потом, дрожа от холода, они поняли, что их везут в какие-то северные широты, а попав на базу впали в недоумение.
– Вроде как у нас в Сибири летом, а не Сибирь – констатировал Хромов. И друзья согласились.
Затем, поближе сойдясь с одним из старожилов, того звали Моисеем, и он немного знал русский, приятели выяснили, что, скорее всего, это место в Арктике и не поверили.
– Я сам из Кандалакши, потомственный помор, – какая на хрен, Арктика, сплюнул Ванин.
– Так говорят, – пожал худыми плечами Моисей. – В этом мире все возможно.
Ночью, в бараке, тесно прижавшись друг к другу на жестких нарах, друзья обсуждали, как быть дальше.
– Тут мы долго не протянем, – тихо сказал лежавший в центре Ванин. – Факт.
– И я так т-тумаю, – прошептал Леви. – Моисей сказал, что за два года эт-то уже пят-тый транспорт. Все из предыдущих ум-мерли.
– Надо рвать когти, пока есть силы, – буркнул Галич. – Охрана тут поплоше, чем в Бухенвальде.
С этой ночи друзья стали готовиться к побегу.
Этому способствовало то, через пару дней, Ахто Леви, в прошлом классного электрика и неплохо знавшего немецкий, назначили в бригаду, прокладывающую телефонный кабель в заливе.
Вскоре он сообщил, что у пирса, на котором они монтировали токоприемники, стоят два торпедных катера, на которых можно совершить побег.
– Днем – н-на них находятся команды, – щуря светлые глаза, – сообщил Леви. – А вечером только два вах-хтенных.
– Катера это здорово, – сразу же заинтересовался Галич. – А они с торпедами?
– Т-та, – утвердительно кивнул прибалт, я видел-л как в один загружали две.
– А ну- ка, опиши его.
– Метров т-вадцать т-линной, на носу рубка, на корме зенит-тный пулемет.
– Скорее всего, это «S-7», – почесал затылок старшина. – Три дизеля, скорость 32 узла, дальность плавания 600 миль.
– Это более тысячи километров, – сжал губы Ванин. – Следует подумать.
На следующий день решение было принято окончательно, и друзья стали готовиться к побегу.
Для начала изучили систему охраны лагеря и установили, что напряжения в колючей проволоке нет, а затем определили «мертвое пространство» меж двумя вышками, куда ночью не достигал свет прожекторов.
Затем определили маршрут выхода к пирсу, тот был в километре от лагеря, и к нему можно было спуститься по каменной осыпи, после чего занялись изготовлением оружия.
Из двух, вытащенных из нар гвоздей, Галич с Хромовым, работая по ночам, изготовили заточки, а Ванин набил сырым песком пару старых носков, которые выменял на хлеб у Моисея.
– Отличная вещь и глушит наповал, – взвесил он в руке один. – Проверено.
Постарался и Ахто Леви. Он умыкнул из ящика с инструментами на пирсе миниатюрный надфиль, которым предполагалось разрезать проволоку.
Теперь дело оставалось за погодой, а она не радовала.
Ночи установились ясными, и так было почти месяц.
Но однажды вечером небо затянули тучи, оттуда посыпались снег с дождем, и все кругом заволокло мутной пеленой.
– Сегодня, – тихо сказал после обязательной проверки Ванин Галичу, и тот молча кивнул, – понял.
Во второй половине ночи, когда барак спал, из его дверей тихо выскользнули четыре тени и растворились во мраке.
Спустя десять минут, плотно прижимаясь к земле и замирая, когда по лагерю в очередной раз начинали скользить пятна света, приятели подползли к проволоке.
– Пили, – прошипел разведчик Леви и тот осторожно зашоркал надфилем.
Вскоре раздался едва уловимый хруст, разрезанные концы были отогнуты в стороны и, перевернувшись вверх лицом, беглецы поочередно выбрались наружу.
Затем, переждав очередной луч, они перебежали к осыпи и, нырнув в небольшую впадину, немного отдышались.
– Все помнят, кому что делать? – оглядел Ванин друзей, и, получив утвердительный ответ, первым продолжил движение
Черная туша пирса возникла неожиданно.
Оба катера стояли к ней лагом16, а в конце тускло светил фонарь.
– Берем тот, что справа, – шепнул в ухо Галичу Ванин и, сбросив клумпы,17 они поползли по холодному металлу.
Потом, затаив дыхание, по очереди перебрались на корму катера, после чего Леви скользнул к пулеметной турели, а остальные пробежали к световому люку.
– Давай, – чуть толкнул разведчик Хромова, и тот стал насвистывать немецкую «Марлен».
– Это ты Отто? – донеслось снизу, вслед за этим звякнул трап, и в люке возникла голова в пилотке.
– Хрясь, – опустилась на нее импровизированная дубинка, и немец беззвучно сполз вниз.
В тот же момент Ванин с Галичем нырнули вслед за ним, а Хромов стал отдавать швартовы.
Спустя пару минут первые двое появились снова, моряк с танкистом скрылись в машинном отделении, а лейтенант со шмайссером в руке и гранатной сумкой, пробежал к турели.
– Держи, – сунул ее Леви. – Как только отойдем, швырнешь парочку в соседний.
– Ну, как, порядок? – бросился лейтенант к Галичу, как только тот появился снова.
– Ага, – запалено дыша, сказал старшина. – Я Витьке все объяснил, ход будет.
Вслед за этим они помчались к боевой рубке, звякнула бронированная дверь, и через непродолжительное время, за кормой «шнельботтена» вскипел бурун.
– Давай, давай! – заорал в реве двигателей Галич, и катер стал плавно отходить от пирса.
Когда, набирая скорость, он проносился мимо второго, на корме того грохнули два взрыва.
– Тонет, блядь! – оглянулся назад Ванин. – Жми, Сашок! Наяривай!
Между тем в базе началась тревога.
Сначала пронзительно взвыл ревун, а затем откуда-то со склона, по заливу заметался луч света.
В тот же момент Леви развернул турель пулемета, и в ту сторону понеслись огненные трассы. Луч словно переломился и погас.
– Молодец, Ахто, уверенно работает, – бормотнул Галич, перекладывая руль.
Катер начал совершать крутую циркуляцию.
Сбросив перед открывшимся выходом скорость и врубив носовой прожектор, старшина на малом ходу вошел в расщелину и чуть прибавил оборотов. Вдоль бортов поплыли ледяные стены, потом впереди замаячило светлое пятно и «шнельботтен» выскользнул наружу.
Снова взревели все три дизеля, нос катера приподнялся, и он начал быстро удаляться от берега.
Небо стало проясняться, на нем заблестели звезды.
Неожиданно справа по курсу взметнулись три высоких всплеска, и Ванин с Галичем оглянулись.
– Твою мать, – побледнел старшина. – Эсминец!
– Да, ходко шпарит! – вглядываясь в показавшийся вдали корабль, – нахмурился Ванин. – Как мыслишь, догонит?!
– Еще бы! – стал бросать катер из стороны в сторону Галич. – У него скорость хода выше, да и дальность плавания будь здоров!
И тут впереди забрезжила надежда. Милях в трех слева, в клубящемся тумане возник абрис айсберга. Громадного и с двумя вершинами.
– Давай туда! – заорал старшине Ванин, – может успеем!
Катер прибавил оборотов и понесся к айсбергу.
Когда он уже входил в тень нависшего над водой льда, эсминец снова открыл огонь и «шнельботтен» скрылся в серии разрывов.
– Прицельно бьет, гад! – саданувшись головой о переборку, вытер со лба кровь, Ванин. – Что будем делать, старшина?!
– Щас, лейтенант, не дрейфь! – передернул реверс Галич, и, пятясь кормой, катер стал вползать под темные своды.
Вслед за этим рев моторов стих, и стало слышно, как в борт плещутся волны.
– Надо попытаться его утопить, – утирая рукавом катящийся с худого лица пот, – обернулся старшина к Ванину. – Иначе фрицы разнесут нас в щепки.
– Ты хочешь атаковать эсминец?
– А почему нет? Я ж катерник. Давай, зови Ахто.
Когда весь мокрый прибалт ввалился в рубку, ему быстро обрисовали ситуацию, и Леви снова помчался к пулемету.
То же было сообщено по переговорной трубе Хромову, и снизу глухо донеслось, – есть.