Но экспедиция не смогла продвинуться дальше острова Южная Георгия, лежащего довольно далеко от антарктического континента. «Холод был так силен, что никто из нашей флотилии не мог переносить его», – свидетельствовал Веспуччи.
Дальше других проник в антарктические воды Джеймс Кук, развенчавший миф о гигантской Неведомой Южной Земле. Но и он вынужден был ограничиться лишь предположением: «Я не стану отрицать, что близ полюса может находиться континент или значительная земля. Напротив, я убежден, что такая земля есть, и возможно, что мы видели часть ее. Великие холода, огромное число ледяных островов и плавающих льдов – все это доказывает, что земля на юге должна быть…», – напамять процитировал Львов.
– Он даже написал специальный трактат «Доводы в пользу существования земли близ Южного полюса», – значительно поднял вверх палей капитан-лейтенант.
– Тем не менее, – продолжил он, – честь открыть шестой континент, выпала русским мореплавателям. Два имени навсегда вписаны в историю географических открытий: Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен и Михаил Петрович Лазарев.
Беллинсгаузен родился в 1778 году на острове Саарема, что в Эстонии, получил блестящее образование в Морском кадетском корпусе и после его окончания, принял участие в первом русском кругосветном плавании на корабле «Надежда» под командованием Ивана Крузенштерна.
Лазарев был на десять лет его моложе и был блестящим морским офицером.
Судьба свела мореплавателей в 1819 году. Морское министерство запланировало экспедицию в высокие широты Южного полушария.
Двум хорошо оборудованным кораблям предстояло совершить нелегкое путешествие. Одним из них, шлюпом «Восток», командовал Беллинсгаузен, другим, носившим имя «Мирный», – Лазарев.
Летом 1819 года экспедиция отправилась в плавание.
Цель ее формулировалась кратко: открытия «в возможной близости Антарктического полюса». Мореплавателям предписывалось исследовать Южную Георгию и Землю Сандвича
(ныне Южные Сандвичевы острова, открытые некогда Куком) и «продолжать свои изыскания до отдаленной широты, какой только можно достигнуть», употребляя «всевозможное старание и величайшее усилие для достижения сколь можно ближе к полюсу, отыскивая неизвестные земли».
Инструкция была написана «высоким штилем», но никто не знал, как ее удастся реализовать на деле.
Однако удача сопутствовала «Востоку» и «Мирному». Был подробно описан остров Южная Георгия; установлено, что Земля Сандвича – не один остров, а целый архипелаг, и самый большой остров архипелага Беллинсгаузен назвал островом Кука. Первые предписания инструкции оказались выполнены.
Ну, как, не скучно излагаю? – на минуту прервав свой рассказ, приказал помощник увеличить обороты.
– Наоборот, интересно, – сказал Батраков, и они закурили. – А откуда ты это все знаешь?
– В училище нам прочли несколько лекций о русских географических открытиях, -глубоко затянулся папиросой Львов. – А у меня отличная помять.
Итак, в начале 1820 года, – продолжил он, – корабли пересекли Южный полярный круг и на следующий день подошли вплотную к ледяному барьеру Антарктического материка.
Только более чем через сотню лет, эти места снова посетили норвежские исследователи Антарктиды: они назвали их Берегом Принцессы Марты.
28 января Беллинсгаузен записал в своем дневнике: «Продолжая путь на юг, в полдень в широте 69°21’28», долготе 2°14’50» мы встретили льды, которые представлялись нам сквозь шедший снег в виде белых облаков». Пройдя еще две мили на юго-восток, экспедиция оказалась в «сплошных льдах»; вокруг простиралось «ледяное поле, усеянное буграми».
Корабль Лазарева находился в условиях гораздо лучшей видимости. Капитан наблюдал «матерый (т. е. очень мощный, сплошной) лед чрезвычайной высоты», и «простирался оный так далеко, как могло только достигнуть зрение». Этот лед и был частью ледяного щита Антарктиды.
Таким образом, этот день вошел в историю как дата открытия Антарктического материка. Еще два раза (2 и 17 февраля) «Восток» и «Мирный» близко подходили к берегам Антарктиды. Инструкция Морского штаба предписывала «отыскивать неизвестные земли», но даже самые решительные из ее составителей не могли предвидеть столь поразительного ее выполнения.
В Южном полушарии приближалась зима. Сместившись к северу, корабли экспедиции бороздили воды Тихого океана в тропических и умеренных широтах.
Прошел еще год, и «Восток» с «Мирным» снова направились к Антарктиде.
Трижды пересекали они Южный полярный круг, и 22 января 1821 года глазам путешественников предстал неизвестный остров.
Беллинсгаузен назвал его именем Петра I – «высоким именем виновника существования в Российской империи военного флота».
А 28 января, (ровно год минул со дня исторического события), в безоблачную солнечную погоду, экипажи кораблей наблюдали гористый берег, простиравшийся к югу за пределы видимости.
На географических картах впервые появилась Земля Александра I. Теперь уже не осталось никаких сомнений: Антарктида – не просто гигантский ледяной массив, не «материк льда», как называл его в своем отчете Беллинсгаузен, а настоящий «земной» материк.
Впрочем, – швырнул окурок в воду Львов, – сам он ни разу не говорил об открытии материка. И дело тут не в чувстве ложной скромности: капитан понимал, что делать окончательные выводы можно, лишь «переступив за борт корабля», проведя исследования на берегу. Однако ни о размерах, ни об очертаниях континента Беллинсгаузен не мог составить даже приблизительного представления. На это потребовались многие десятилетия.
Далее, завершая свою «одиссею», экспедиция подробно обследовала Южные Шетлендские острова, о которых прежде было известно лишь то, что англичанин Смит наблюдал их в 1818 году. Острова тоже были описаны и нанесены на карту.
Многие спутники Беллинсгаузена участвовали в Отечественной войне 1812 года. Поэтому в память об ее сражениях отдельные острова получили соответствующие названия: Бородино, Малоярославец, Смоленск, Березина, Лейпциг, Ватерлоо.
Однако впоследствии они были переименованы английскими мореплавателями, что представляется несправедливым.
Плавание русских кораблей продолжалось 751 сутки, и протяженность его составила почти 100 тысяч километров (столько получится, если два с половиной раза обогнуть Землю по экватору). Двадцать девять новых островов были нанесены на карту.
Так началась летопись изучения и освоения Антарктиды, в которую вписаны имена исследователей из многих стран, – закончил Львов. – Такой вот исторический ракурс.
– М-да, – с интересом взглянул на помощника Батраков. – Тебя бы в нашу контору, с такой памятью.
– Лучше вы к нам, – последовал ответ, и оба рассмеялись.
На исходе второго месяца, следуя, как правило, в позиционном положении, лодки подошли к острову Буве и дали радио.
Ледокол не замедлил ответить, и, спустя пару часов, корабли встретились в заранее оговоренной точке.
Окрашенный в шаровый цвет пароход стоял на якоре у высокого ледяного берега и был едва различим со стороны океана.
Когда же командиры субмарин с Батраковым, навестили на борту капитана, тот сообщил, что его радисты дважды перехватывали чьи-то радиограммы.
– Зашифрованные и со стороны зюйда, – сказал он. – С затуханием сигнала.
– Ну что же, все к одному, – переглянулся Иванов с контрразведчиком, после чего был разработан дальнейший план действий.
Согласно ему, после дозаправки топливом, лодки отправлялись к Земле Королевы Мод, а ледокол оставался на месте. В целях безопасности.
– А дальше действуем по обстоятельствам, – окинул всех взглядом капитан 3 ранга. – Чувствую, нора близко.
С этого дня шли только под водой, тщательно прослушивая горизонт.
И это дало результаты.
На четвертые сутки, ранним утром, гидроакустик «К-25» доложил, что слышит впереди по курсу шум винтов. И классифицировал цель – надводная, предположительно эсминец.
На лодке тут же сыграли боевую тревогу, и Иванов отщелкнул рукоятки перископа.
Вкрадчиво зажужжал подъемник, и он прильнул к пористой резине.
– Точно, – сказал спустя несколько минут. – Немецкий эсминец класса «Леберехт Маасс», идет на пересечение с нами.
Ну что, Владимир Иванович, атакуем? – на секунду оторвался Иванов от окуляра. – Он может нас обнаружить, а это чревато.
– Согласен, – кивнул Батраков. – Валяйте.
Вслед за этим прозвучала серия команд, Иванов щелкнул кнопкой кинокамеры, и лодка стала выходить в атаку.
На седьмой минуте командир рявкнул, – «пли!», корпус субмарины дважды вздрогнул, и торпеды унеслись к цели.
Потом где-то далеко глухо прогремел взрыв, а через секунду второй, от которого закачалась палуба
– Не иначе попали в артиллерийский погреб, – цепко держась за рукоятки, хмыкнул капитан 3 ранга. – На – ка, взгляни, – и отстранился от перископа.
То, что Батраков увидел в оптику, напоминало ад.
Разорванный пополам корабль, молотя винтами в воздухе, быстро уходил под воду, с неба вниз рушились огненные осколки, а кругом разливалось горящее море нефти, с барахтающимися в ней людьми.
– Лейтенант, – запиши координаты, – бросил Иванов штурману и приказал погружаться на глубину сорок метров – безопасную от таранного удара.
В обед, по случаю очередной победы (их у экипажа на Севере было пять), командир приказал выдать всем по сто граммов спирта, что было воспринято как должное.
А еще через пять суток, идущие завесой субмарины подошли к Земле Королевы Мод и последовали дальше по секретным лоциям.
Море Лазарева встретило их низкой облачностью и битым льдом, что грозило повреждением перископов, в связи с чем, пришлось всплыть в надводное положение.
– «Усилить верхнюю вахту», – дал Иванов семафор на другие лодки и получил ответ, – «исполнено».
Затем погода улучшилась, в небе засияло солнце, и справа по борту возникла цепь заснеженных пиков. Она перемежалась с массивами пакового льда, над которыми вдали дрожало марево.
– Не иначе подходим, – вскинул Иванов бинокль к глазам, и Батраков сделал то же самое.
А потом случилось непонятное.
Из марева родились три диска, неподвижно повисшие в воздухе.
– Что за черт, – прошептал капитан 3 ранга и в следующий миг заорал, – ныряем!
Но было поздно. Диски почти мгновенно переместились к кораблям, на головном что-то блеснуло, и шедшая на левом фланге лодка Прибыткова взлетела на воздух.
Через долю секунды блеск повторился на втором, и, рушась в люк последним, командир с ужасом увидел, как под воду уходит разрезанная пополам субмарина Катченко.
– Одерживай! – пулей пролетев вертикальную шахту, свалился Иванов на копошащиеся под ним тела, но лодка, продолжала стремительно погружаться.
Когда стрелка глубиномера задрожала на стометровой, с красной чертой отметке, и из – под заклепок стала сочиться вода, по корпусу что-то проскрежетало, и гибельное падение прекратилось.
– Осмотреться в отсеках, – смахнув со лба холодный пот, прохрипел капитан 3 ранга.
Спустя минуту, с боевых постов последовали доклады и выяснилось, что в корме, в районе 34 шпангоута пробоина.
– Заделать, – бросил командир. – С дачей противодавления.
– Есть, – кивнул головой механик, и один из старшин завертел вентиль ВВД23.
– Представляю, что там сейчас творится, – поднимая с палубы вахтенный журнал и логарифмическую линейку, обвел всех взглядом штурман.
– А ты не представляй, себе дороже, – пробурчал помощник, и все замолчали.
На исходе часа, из аварийного отсека доложили о завершении работ, и Иванов, в сопровождении механика с Батраковым, сразу же направились в корму.
– Отдраивай, – приказал командир, когда они остановились перед сферическим люком, с наглухо задраенной кремальерой, у которой стоял бледный старшина.
– Есть, – ответил тот, и, вытащив из маховика стопор, беззвучно провернул рукоятку.
В отсеке плавал туман, под ногами плескалась вода, и горело аварийное освещение.
– Так, что тут у вас? – первым шагнул внутрь Иванов.
– Пробоина в трюме, товарищ командир, – тяжело дыша, ответил коренастый мичман, утирая сочащуюся из ушей кровь. – Завели пластырь и установили упор.
– А это кто? – наклонился над лежащим в стороне телом механик.
– Ресин, – буркнул стоявший рядом матрос. – Нахлебался воды, отходит.
– Ну что же, благодарю за службу, – пожал всем руки Иванов. – Если бы не вы, все могло плохо кончиться. Иван Степанович, – обернулся к механику, – парней в лазарет, пусть доктор разотрет спиртом. А откачку воды организуй вручную, помпой. Давай, действуй.
Затем был объявлен режим тишины и акустик стал слушать море.
Оно безжизненно молчало.
…Так ты считаешь, это было какое-то новое оружие? – спросил чуть позже Иванов, когда, обойдя всю лодку и убедившись, что больше повреждений нет, они с Батраковым сидели у него в каюте.
– Безусловно, – ответил тот. – Возможно, это и есть, то, что Гитлер называл «оружием возмездия».
– М-да, – хмуро взглянул командир на подволок, – здорово они нас. – Всего минута и двух крейсеров, как ни бывало. Жаль Катченко с Прибытковым и их команды. Всю войну прошли, а тут такое.
– Жаль, – сказал контрразведчик, – что будем делать дальше?
– Ночью всплывем и определимся с обстановкой. Скорее всего, придется отойти и вызвать подкрепление.
– И я такого же мнения. – Будем ждать ночи.
Потекли тягостные часы ожидания. Все основные механизмы на субмарине были выключены, лишние перемещения запрещены, корабль цепенел в холоде.
Когда фосфорицирующие стрелки часов в центральном посту показали начало первого, а температура в отсеках упала до пяти градусов, сидящий на разножке в овчинном полушубке Иванов, дал команду приготовиться к всплытию.
– Есть первый!
– Есть второй!
– Есть…! – последовали доклады с боевых постов, и в трубопроводах зашипела гидравлика.
– Всплываем, – бросил он сидящему на рулях боцману, и тот протянул руки к манипуляторам.
Воздух высокого давления с шумом ворвался в балластные цистерны, лодка дрогнула, покачнулась и… осталась на месте.
– Продуть среднюю! – окаменел лицом командир.
Снова рев воздуха, морозный туман и, словно нехотя, стрелка глубиномера покатилась влево, вызвав вздох облегчения у всех, находившихся в центральном.
– Восемьдесят, шестьдесят, сорок…, – монотонно считал метры боцман.
На двадцати Иванов приказал, – «одерживай» и, встав с разножки, сделал шаг к перископу.
Поднятый наверх «топ» отобразил пустынное море, купол неба над ним и висящий у горизонта серебристый диск.
– Караулит, сволочь, – прошептал командир, после чего лодка погрузилась на глубину и, двигаясь под электромоторами, направилась в сторону океана.
Весь остаток ночи шли не всплывая, а под утро, оставив за кормой полста миль, снова подняли перископ.
Неприветливо встретившая их земля, скрылась за горизонтом, небо клубилось тучами, из которых сеялся мелкий дождь.
– Приготовиться к зарядке аккумуляторов! – приказал капитан 3 ранга, после чего вверх поползла шахта РДП, и в отсеках отдраили переборочные клинкеты. А спустя еще пять минут, в корпусе взревели дизеля и компрессора стали бить зарядку.
– Живем, – сказал механик и втянул носом запах перегоревшего соляра. Потом снова ушли на глубину и, впервые за сутки, кок выдал горячую пищу: борщ, макароны по – флотски и какао, что значительно улучшило настроение.
Следующей ночью опять всплыли, и Иванов приказал осмотреть надстройку.
В носу и корме было несколько вмятин, а на рубке срезало радиопередающие антенны.
– Сможете отремонтировать? – вызвал он на мостик командира БЧ-424
– Вряд ли, – облазив свое хозяйство вместе со старшиной команды, сокрушенно вздохнул тот. – У нас нет запасного оборудования.