Чтобы не мешать нам.
decen
Долгий бархатный день. Ранним утром, торопливо умывшись – помнишь, как я помогал надевать твое платье? – покидая Ялту, прошли её улочками, любуясь весёлостью домиков и садов, свернули на тропу, ведущую на вершину Ай-Петри.
Миновав водопад, где пройдя по влажной дорожке вдоль зеленой и мокрой гористой стены, постояли, глядя на водяные струи, дыша сырой прохладой в радужном блеске.
Взявшись за руки, без устали побрели по горному серпантину.
Море с высоты, удивительно синее, с бликами солнца, с языками мраморной воды, лизавшими необозримый простор – это утренний бриз то там, то здесь – рябил и тревожил зеркальную гладь. Воздух лёгок, свеж, напоен ароматом дубовых листьев и можжевельника. С каждым нашим шагом становясь чище и прозрачнее.
Высились сосны. Ясени, пронизанные солнечным светом, с тенистой игрой пятен. Буковые заросли. Одинокие угловатые стволы граба, с серебристо – матовой корой.
Ясно и чётко, как на ладони, лежали в золотом свечении Гаспра и Кореиз. Крошечные улочки стекали с утёсов. Терялись в кронах плодовых деревьев и кипариса.
Утомившись, с горячим блеском глаз, волнуя дыханьем, шла рядом, не выпуская мою руку. Не выдержав волны вожделения, свернули в тень кустарника, познав невыразимую близость, от которой ещё долго и глухо стучало сердце.
Как ненасытны мы были в то лето. В словах и ласках.
Выйдя на смотровую площадку, восторженно замерли перед зияющей глубиной.
Ты непроизвольно сделала шаг назад. Я обнял. Навсегда запомнив разгорячённое тело под мягкой тканью.
Справа, зубцы подпирали пушистые облака, неопрятно и жутко нависая над бездной. Внизу, перед нами, в голубом зыбком мареве раскинулся мир. Твой и мой.
Сплошной стеной, без линии горизонта – дивным занавесом – море и небо.
Отдышавшись, в безмолвии и безлюдности яйлы, долго целовал тебя, сладкую, до боли в сердце, до головокружения.
– Я так благодарна тебе.
Шёпот, растворившийся в сентябре.
– Первый взвод! Через полчаса строимся! Для получения боевой задачи!
Мы с Соловьёвым сидим в курилке. Пекло с самого утра. Палящее солнце и сухость воздуха. В капонирах урчат двигателями БТРы. Заметное оживление среди офицеров, собравшихся в тени после завтрака.
– Опять, в какой нибудь кишлак?
Я расстёгиваюсь до пояса, мечтая окунуться в горную речку.
– Хорошо бы, да чтоб вода поближе.
Вчера мы оба писали письма, домой. Проблема у нас – одна. Пишем редко. Понимая, что не надо бы так.
– Что сидим? До построения – оружие чистить! Проверю лично!
Лейтенант Трофимов, минуя нас, нервно поправляет портупею.
Приходится сорваться с места, показывая полную готовность к исполнению.
Про оружие он, конечно не зря. Но не про нас это.
Строились возле капониров с бронетехникой. Трофимов привычно рапортовал командиру роты.
– Взвод! Смирно!
Капитан Агеев, внимательно глядя каждому в глаза – умение редких военачальников.
– Сегодня отправляю вас в боевое охранение автоколонны. Придаю вам два БТР. Взять полный боекомплект! Получить патроны и гранаты сейчас же! На сборы 15 минут!
Командиром назначаю лейтенанта Трофимова!
И обернувшись к старшине добавил.
– Получите суточное довольствие на всех, включая экипажи машин! ИПП не забудьте! Проверить наличие!
Мы – то уже знали; мясные консервы три раза в день, галеты, сгущёнка, чай, карамель, сахар, поливитамины.
Выдаваемый сок выпивали сразу. Не давая себя дразнить в течение суток.
ИПП, это индивидуальный перевязочный пакет. Обычно два-три в «лифчик». Там же восьмисотграммовая фляга с водой, магазины, гранаты. Спички и сигареты.
Резиновый жгут – на приклад автомата. Всегда под рукой.
– Взвод! По машинам!
Тронулись, дружно качаясь на неровностях дороги, в обнимку с оружием.
С Богом!
Проклятая жара.
undĕcim
Про финик я знал до Афгана. Что он известен за тысячи лет до н. э.
и часто упоминается в Библии и Коране. Что, согласно легендам, на финике и воде человек мог жить по нескольку лет. Что финик изображен на древних стенах Вавилона и Ассирии. Поэтому я носил амулет из финиковой косточки, хранимый до сих пор.
Инородец
…я плакал: чудились мне тучи
и степи Скифии родной!
В. Набоков
Рисунок автора
Этот город нелегко было обнаружить. От узкого перешейка, гиблого и пустынного, путь всадников лежал по направлению к полуденному солнцу. Степь. Обезвоженная, безлюдная, продуваемая солеными ветрами – стелилась под копытами коней. Дробный топот, хруст высохшей травы и шлейф легкой белесой пыли сопровождали их бег в бесконечном безмолвии. Ни облачка, ни ручейка, ни лужи. От жажды людей и коней спасали колодцы, умело замаскированные по указу хана, обмелевшие, с прогорклой водой, отдававшей известняком. К вечеру, на второй день, впереди призрачно обозначилась горная гряда. Торопливый бег коней начал клониться к западу. Туда, где горы, уменьшаясь в величии и размере, скатывались к морю. Степь осталась позади. Круглились высокие холмы, среди них заросли кустарника, каменные россыпи высохших ручьев. Высились крутые скалистые изломы, древние, меловые, отвесные, как стены крепостей. Земля вздыбилась. Растеклась вправо и влево зелеными уютными долинами. С садами и виноградниками. С отарами овец, тенистой прохладой, невесомым синеватым дымком, уплывающим в лесные заросли. В этом лабиринте только знающий и опытный проводник мог указать верную дорогу. Стремительно упала ночь. Отряд остановился. Спешившись, разминая затекшие от долгой езды ноги, все услышали пение обезумевших цикад.
Конец ознакомительного фрагмента.